Виконт Юрген Нинбург с первого взгляда производил впечатление. Громадный, явно выше двух метров ростом, широкоплечий и очень мускулистый он был похож на великого воина из древних легенд. Впечатление усиливалось его гулким и очень громким, даже если он старался говорить потише, голосом и старым глубоким шрамом через всё лицо, по счастью, оставившим глаз неповреждённым.

Его жена была ему под стать. Пусть на фоне мужа она и была и невысокой и хрупкой, но все остальные мужчины замка Тодт смотрелись на её фоне… терялись они на её фоне. Когда же я услышал её имя, то челюсть мне пришлось ловить где-то на уровне пола.

Звали её Гондукк. «Волчица» — сказал я тихо, но она услышала. Миг — и она стоит уже напротив меня:

— Мальчик, откуда ты знаешь имя, которым меня называла мама?

— Ну, это просто перевод имени Гондукк. Так звали одну из валькирий.

— Валькирий? А кто это?

Тут мне пришлось взять паузу. Я точно помнил, что были такие валькирии, что одну из них звали Гондукк, помнил и ещё несколько имён, но вот дальше — совершенно пусто. Мне пришлось развести руками:

— Не помню. Но Гондукк — это волчица, точно.

В этот момент опомнилась Мария. Она вклинилась между мной и родовитой Гондукк и грозно посмотрела на гостью. И пусть в физических размерах Мария уступала сопернице, никто бы не посмел сказать, что они в разных весовых категориях. Мария заговорила, повышая голос к окончанию фразы:

— По какому праву Вы так неуважительно обращаетесь к первородному?!

— Простите первородный, — несколько смутилась та. Просто моя мама умерла, когда мне не было и трёх лет, других родственников у меня нет, и Вы первый, кто смог хотя бы что-то сказать о её секретах. Хотя бы то, что моё имя на самом деле что-то означает.

— Я принимаю Ваши извинения, родовитая Гондукк. Спасибо, Мария.

Перед самым выходом меня вдруг дёрнули за рукав. Обернувшись, я обнаружил Петровича:

— Ты, эта, если что-то получаться не будет — не геройствуй. Лучше отступи.

— Спасибо, Петрович. Не буду геройствовать.

— Вот и хорошо. Ступай.

Первую половину дороги виконт Нинбург посвящал меня в перипетии своей биографии:

— Мы ведь, почему так далеко от Нинбурга забрались? Прогнали меня из дома, родной отец прогнал. Он бы и наследства меня лишил, да тут Магия воспротивилась. Чего он только не делал! У меня ведь теперь двое братьев родных и пять сестёр от трёх жён отца, а вот наследником всё равно я являюсь. Он ведь меня и из рода изгнать хотел, да ему родовая магия такую взбучку устроила, что с тех пор ни одного нового брата или сестры у меня и не появилось. — И гигант захохотал гулким басом. Хохот был прерван крепким подзатыльником родовитой Гондукк и резким ударом по надкостнице со стороны Греты. Ойкнув, гигант осёкся.

— Прошу прощения, первородный. Не прав я. Да, а взъелся он на меня за вот эту красавицу, — он с гордостью погладил Гондукк по плечу. Не понравилось ему видите ли, что неизвестно, какого она роду-племени. Но очки Брейна чётко показывают, что она относится к родовитым. Всё, что осталось ей от матери — имя и вот этот, то ли символ, то ли амулет, непонятно что делающий, но точно видимый магическим зрением.

Потянувшись к стенке, он открыл какой-то ящичек и бережно достал оттуда небольшую шкатулку. Открыв её, он продемонстрировал мне серебряный знак: в круге восемь лепестков, упирающихся в малый круг. Внутри малого круга — четырёхлучевая звезда. Мне этот символ показался знакомым, но откуда — не помню. Родовитая Гондукк с надеждой спросила:

— Первородный, Вы не знаете, что это такое?

Я пожал плечами и закрыл глаза. Карета мягко покачивалась, как палуба корабля. Кормщик знает, куда вести корабль, потому что его ведёт… Вспомнил!

— Это так называемый глаз Одина. Амулет, позволяющий в море не сбиться с пути.

— Один? Это кто?

— Божество северных народов, живущих… тут я вспоминаю историю Скандинавского полуострова (по Земному называемому Нуоррик) на Земле.

Часть Скандинавского полуострова оказалась в пределах «терра инкогнита», что превратило его фактически в остров. Скандинавы какое-то время устраивали набеги в Европу, даже захватили нынешний Дхенмарк. Это название, кстати, тоже от них. Но, в один прекрасный день очередному императору Священной империи надоел этот разбойничий вертеп и на земли Нуоррика высадились имперские войска.

Война длилась долго и была очень ожесточённой. Об ожесточённости можно судить хотя бы потому, что приказ не щадить ни женщин ни детей был обычным делом на этой войне. В конце концов империя победила, остатки коренных жителей Нуоррика были вывезены оттуда, а сам остров стал местом ссылки. Так что в том, что Боги Скандинавии оказались полностью забыты, не было ничего неожиданного.

Пока я вспоминал, всё семейство не отрываясь смотрело на меня и казалось, даже дышало через раз. Наконец, я «отмер»

— вернее, живших в Нуоррике. Но, кстати, есть место, где вера в этих Богов могла сохраниться — Исландия.

Гондукк грустно улыбнулась:

— Спасибо, первородный. Мне уже говорили, что моя и мамина одежда очень похожа на одежду народов, ранее населявших Нуоррик. Скорее всего, мама, спасаясь от имперских войск, вошла со мной в туман и вышла через много столетий в другом месте. Нас с ней нашли на территории Оногурии.

Мы немного погрустили. в карете воцарилось молчание, которое прервал опять-таки виконт:

— Теперь я понимаю, первородный, почему Грета поминает Вас в самых хвалебных тонах минимум через слово. А то я уж думал, что она просто…

В этот раз физическое воздействие на родовитого Юргена со стороны его женщин было и более длительным и более болезненным. В конце концов, все успокоились и виконт, потирая ухо (таким кулаком, да по уху… я бы умер) изрёк:

— Первородный, никогда не берите больше одной жены. Вот я, слава Богам, остановился на одной и не жалею. А представляете, их было бы две?

Две жены? При тех условиях связи, которые мне описала Мария? Нет уж, спасибо. И ещё. Резерв виконта — всего сорок четыре единицы. Интересно, сколько у него было до свадьбы? У его жены, кстати — больше пятидесяти.

Прибыли мы вечером двадцать шестого мая. Так как комнат в замке Кобленц не хватало, меня поселили в одной комнате с ещё тремя детьми. Конечно же, я мог «покачать права» и, скорее всего, меня бы переселили, но зачем? Ведь можно поступить по-другому и одним выстрелом убить сразу трёх зайцев. Я подошёл к виконту Нинбург и попросил его разрешения переночевать в карете. Я уже успел оценить её размеры и удобство. После того, как я объяснил причину такой просьбы, разрешение было мне немедля предоставлено. Что ж охота за зайцами началась! Пока новость о том, что в замке Кобленц настолько забыли правила приличия, что первородного (!) селят в карете на дворе, разносилась по замку, я пошёл поболтать с Митричем.

Домовой отозвался сразу:

— Ты это… пройди чуть вперёд. Там картина будет где паладины бьются с демонами, так ты нажми на левый нижний угол. Дверца откроется, а я там тебя и ждать буду.

Домовой действительно ждал меня сразу за потайной дверью. Зайдя внутрь, я первым делом поклонился:

— Приветствую уважаемого хозяина дома. Как тебя звать-величать?

— Так назвал уж хозяином, так и зови.

Вот глянь и этот туда же! Я вновь с благодарностью вспомнил Кузьмича.

Воспоминание

— Так что, если я назову какого-то домового Хозяином, я признаю его власть надо мной?

— Не власть, а право распоряжаться в доме. Он сможет по своему желанию и совершенно без причины закрыть тебе вход в дом или в какое-нибудь помещение в доме, может рыться в твоих личных вещах, а главное — ты без его прямого нападения на тебя и ответить-то ему никак не можешь!

— А если он не захочет называть соё имя?

— Может и не захотеть. Ежели домовой своё имя открыл, то пакостить и подшучивать над таким человеком он не может. Тогда так и зови: «хозяин дома». Это и уважительно и власти ему над тобой не даёт.