— Ложитесь, вот идиот! — завопил Форестер.

И тут же вверх взвился столб снежной пыли, Пибоди врезался в Форестера и сбил его с ног. Мост с шумом рухнул, и глухое эхо покатилось по горам. Когда Форестер поднялся, то сквозь пелену оседающего снега увидел беспомощно стоявшего на другой стороне Родэ.

Он резко повернулся и схватил Пибоди, который вцепился в снег в дикой радости оттого, что ощутил под собой твердую основу. Вздернув его вверх, он дважды ударил его кулаком по лицу.

— Ты, гнус, подонок, хоть раз ты можешь что-нибудь сделать правильно?

Голова Пибоди мотнулась из стороны в сторону, в глазах была пустота. Форестер отпустил его, и он свалился на снег, бормоча что-то бессвязное. Ударив его еще раз ногой, Форестер повернулся в сторону Родэ.

— Что же теперь делать, черт возьми?

Родэ казался невозмутимым. Он поднял ледоруб и, нацелив его, как копье, сказал:

— Отойдите!

Размахнувшись, он бросил ледоруб, и тот вонзился в снег рядом с Форестером.

— Вгоните его в снег как можно глубже, — сказал он. — Я попробую перебраться с помощью веревки.

Форестер потрогал рукой веревочную петлю на поясе.

— Знаете, она не очень прочная. Вашего веса может не выдержать.

Родэ смерил глазами расстояние.

— Я думаю, что если сложить ее втрое, выдержит.

— Речь идет о вашей шее, — заметил Форестер и начал вбивать ледоруб в снег.

Но он отдавал себе отчет в том, что в действительности речь идет и о его жизни. Без Родэ он ни за что не выберется отсюда, тем более обремененный Пибоди.

Он вогнал ледоруб в снег на три четверти и проверил, крепко ли он сидит. Затем он подошел к Пибоди, хныкавшему на снегу, снял с него веревку и перебросил конец Родэ. Тот обвязался им и сел па край трещины, глядя вниз, в пропасть, так спокойно, как будто он сидел в кресле на террасе дома.

Форестер закрепил тройную веревку вокруг пояса, вдавил каблуки ботинок в снег.

— Я постараюсь принять возможно больше веса, — сказал он.

Родэ натянул веревку, подергал ее и остался доволен.

— Подложите что-нибудь под веревку, чтобы она не перетерлась, — попросил он.

Форестер снял капюшон, сложил его вдвое и подоткнул под веревку там, где она соприкасалась с ледяным краем трещины.

Родэ опять потянул веревку, смерил глазами расстояние, нашел на противоположной стене трещины точку своего соприкосновения с ней — оттолкнулся.

Форестер увидел, как он исчез из виду, и почувствовал, как резко натянулась веревка. Затем послышался стук — ботинки Родэ ударили по стене. К счастью, натяжение веревки не ослабло, значит, все идет удачно. Родэ оставалось теперь только вскарабкаться вверх. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем голова его появилась над краем трещины. Форестер подбежал к Родэ и помог ему выбраться. Вот человек! Он с восхищением смотрел на него. Дьявольски отличный парень. А Родэ в это время сидел недалеко от края и вытирал пот со лба.

— Нехорошо так вести себя, — сказал он, имея в виду Пибоди.

«Да уж, — подумал Форестер, — это самое мягкое, что можно тут сказать». — И, глядя на Пибоди, произнес:

— Ну что будем делать с этим негодяем? Он же погубит нас! — Форестер достал из кармана револьвер, и глаза Родэ начали расширяться от ужаса. — Что ж, я думаю, что здесь путь Пибоди и закончится.

Пибоди в это время лежал на снегу, что-то бормоча себе под нос и, по-видимому, был не в состоянии осознать то, что говорил о нем Форестер.

Родэ посмотрел Форестеру прямо в глаза:

— Вы способны застрелить беззащитного человека? Даже его?

— Да, сейчас я на все способен, черт возьми, — отрезал Форестер. — Потому что думаю не только о наших жизнях, а еще и о тех людях, которые там внизу, у моста, ждут помощи. А этот спятивший дурак всех нас угробит.

Он поднял револьвер и навел его в затылок Пибоди. В тот момент, когда он уже готов был спустить курок, Родэ схватил его за руку.

— Нет, Рэй, вы не убийца.

Форестер попытался сопротивляться Родэ, но сдался.

— Ладно, Мигель. Но вы еще увидите, что я прав. Я знаю такой тип людей. Это эгоисты, и ничего хорошего от них ждать не приходится. Что ж, по-видимому, от него не отделаться.

Переход через ледник отнял у них в общей сложности три часа, и хотя Форестер был к концу совершенно измотан, Родэ не позволил остановиться.

— Мы должны до темноты подняться как можно выше, — сказал он. — Предстоящая ночь сильно истощит нас. Нехорошо оставаться на открытом месте, когда у нас нет ни палатки, ни подходящей одежды.

Форестер выдавил из себя кислую улыбку. Для Родэ все было либо хорошо, либо нехорошо. Он не признавал полутонов. Пинком подняв на ноги Пибоди, Форестер сказал ему устало:

— Ладно, ведите нас, Макдуф.

Родэ посмотрел на перевал:

— Мы потеряли высоту, когда пересекали ледник. Нам нужно теперь подняться еще метров на пятьсот-шестьсот.

«До двух тысяч футов», — мысленно перевел Форестер. Он посмотрел туда, куда был устремлен взгляд Родэ. Слева от них был ледник, бесконечно сползавший вниз, скребя боками каменные стены. Вверху — чистое снежное пространство, пересеченное на полпути к верхней точке грядой каменных лбов.

— Нам что, придется взбираться на них? — спросил он с замиранием сердца.

Родэ помолчал, внимательно разглядывая местность, затем покачал головой.

— Я думаю, мы сможем обогнуть их вон там, справа. И выйдем на них немного сзади. Там устроим стоянку для ночевки.

Он сунул руку в карман и достал кожаный мешочек со снадобьем из коки, которое он приготовил в лагере.

— Давайте руку, — сказал он. — Сейчас это вам поможет.

Он высыпал с десяток зеленых кусочков в ладонь Форестера, и тот, сунув один из них в рот, начал жевать. Кока была слишком кислой на вкус, но приятно согревала полость рта.

— Сразу не берите много, — предупредил Родэ, — а то обожжете рот.

Давать коку Пибоди было бесполезно. Он опять вошел в состояние полной отрешенности и автоматизма и шел за Родэ, как пес на поводке, подчиняясь толчкам веревки. Было такое впечатление, что его руками и ногами двигает кто-то со стороны. Форестер, наблюдая за ним сзади, надеялся, что впереди их не ожидают никакие серьезные препятствия, потому что тогда, как предсказывал О'Хара, Пибоди сломается.

Тот долгий и трудный подъем не остался в памяти Форестера. Как ни странно, он, видимо, впал в то же состояние автоматизма, в каком находился и Пибоди. Ритмично жуя свою жвачку, он, как заведенный, шел вверх по следу, который прокладывал неутомимый Родэ.

Сначала снег был плотный, покрытый настом, но постепенно, по мере того как они выходили к правому флангу скальной гряды и подъем становился круче, слой снега утончался, и из-под него стал показываться лед. Идти по нему без кошек было трудно, а вернее, как признался позже Родэ, с точки зрения любого альпиниста, вообще невозможно. Ноги Форестера то и дело скользили, его самого постоянно заносило в стороны, а однажды они все трое чуть не покатились беспомощно вниз, и только быстрая реакция Родэ, успевшего закрепить ледоруб, помешала этому.

Через два часа они все же вышли на верх скальной гряды. И тут их ждало громадное разочарование. Сразу за грядой возвышалась длинная отвесная ледяная стена, высотой выше двадцати футов, с большим снежным карнизом. Она сплошной линией пересекала всю ширину перевала.

Форестер, хватая ртом воздух, с отчаянием смотрел на нее. «Вот и все, — подумал он, — через нее нам ни за что не перебраться». Но Родэ, кажется, не терял надежды. Показывая рукой куда-то вверх, он сказал:

— По-моему, в середине стена понижается. Пошли, но держитесь подальше от края гряды.

Они направились вдоль стены. Сначала пространство между ней и обрывом было небольшим, всего около фута, затем оно стало пошире, и Родэ зашагал более уверенно и быстро. Но он все же был явно обеспокоен.

— Здесь нам останавливаться нельзя, — сказал он. — Это очень опасно. Нужно забраться наверх до темноты.