Десять минут спустя О'Хара сидел среди камней и осматривал свою добычу. Теперь у него были автомат с тремя полными магазинами, заряженный пистолет и большой с широким лезвием нож. Он удовлетворенно улыбнулся: теперь у него появились острые когти, и он сейчас очень опасен.

Бенедетта, Армстронг и Виллис сидели около кабельного барабана и ждали. Виллис то и дело вскакивал и осматривал каменные клинья, державшие барабан на месте, и пытался рассчитать усилие, которое понадобится, чтобы вытолкнуть его на дорогу. Армстронг и Бенедетта не двигаясь всматривались в окутавший их холодный туман и ловили каждый звук, доносившийся снизу.

Армстронг думал о том, что они должны действовать безошибочно. Человек, появившийся на дороге, может оказаться О'Харой, и им следовало хорошенько убедиться в этом, прежде чем атаковать. Бенедетту охватила глубокая тоска. Почему О'Хара не пришел в лагерь? Значит, он мертв или, того хуже, схвачен. Она знала, как он относится к плену и прекрасно понимала, как он будет сопротивляться этому. Уверенность в том, что он уже мертв, укреплялась все больше, и внутри нее при этой мысли что-то надломилось.

Агиляр никак не соглашался идти к руднику. Он решил остаться и вступить в бой вместе со всеми, несмотря на свой возраст и здоровье, и Бенедетте стоило большого труда переубедить его. Когда он услышал командные нотки в ее голосе, глаза его округлились от удивления.

— Из нас только трое дееспособны, — говорила она. — Мы никем не можем пожертвовать, чтобы сопровождать мисс Понски. Остаешься только ты. Кроме того, ты не можешь идти быстро, значит, выходить надо сейчас же.

Агиляр оглядел двух мужчин. Виллис сосредоточенно ковырял носком ботинка землю, Армстронг слегка улыбался. Было видно, что в отсутствие О'Хары они с готовностью уступают роль командира Бенедетте. «Она превратилась в амазонку, — подумал он, — в яростную молодую львицу». Он согласился идти с мисс Понски к руднику без дальнейших объяснений.

Виллис оторвался от своих каменных клиньев и проговорил неестественно высоким голосом:

— Что же они не идут? Пришли бы уж поскорее, и дело с концом.

— Тихо, не говорите так громко, — зашипел на него Армстронг.

— Ладно, — прошептал Виллис, — но почему они не атакуют нас?

— Мы уже обсуждали это, — сказала Бенедетта. — Она обратилась к Армстронгу. — Как вы думаете, мы в состоянии защитить этот лагерь?

Он покачал головой.

— Нет, это невозможно. Надежды нет ни малейшей. Если нам удастся заблокировать дорогу, нам все равно придется отходить к руднику.

— Тогда надо лагерь сжечь, — решительно сказала Бенедетта. — Мы не должны оставлять им тут удобного места для отдыха. — Она повернулась к Виллису. — Идите туда и облейте все керосином. И когда услышите шум и выстрелы, поджигайте.

— А потом?

— А потом идите к руднику как можно быстрее. По-моему, можно найти путь короче — прямо по склону — и выйти на дорогу значительно выше. Мы тоже здесь не задержимся.

Виллис ушел, и Бенедетта сказала Армстронгу:

— Он очень напуган. Старается это скрыть, но это видно. Здесь я не могу полностью на него положиться.

— Я тоже боюсь, а вы? — спросил Армстронг.

— Я испытывала страх, — ответила она. — Когда самолет разбился, я долго после этого была вне себя от страха. При мысли о том, что придется вступить в бой и, может быть, умереть, у меня просто ноги подкашивались. Но потом был разговор с Тимом, и он научил, как себя вести. — Она помолчала. — Когда он рассказал мне, как он сам боится.

— В какой все-таки чертовски глупой ситуации мы все оказались! — воскликнул Армстронг. — Вот мы сейчас поджидаем людей, чтобы попытаться их убить, а ведь мы о них ничего не знаем, как и они не знают ничего о нас. Впрочем, на войне всегда так бывает. — Он усмехнулся. — Как все это глупо! Пожилой профессор и молодая девушка сидят в засаде в горах и ждут, когда им придется убивать. Я думаю…

— Тише! — прервала она, касаясь рукой его плеча.

Он остановился и прислушался.

— Что такое?

— По-моему, были какие-то звуки.

Они лежали тихо, изо всех сил напрягая слух, но до них доносился только свист ветра в окутанных туманом горах. Вдруг пальцы Бенедетты сжали руку Армстронга — где-то далеко внизу раздалось клацанье металла, как при переключении рычага передач.

— Тим был прав, — прошептала она. — Они едут сюда на грузовике или на джипе. Надо приготовиться.

— Я буду у барабана, — сказал Армстронг. — Вы стойте здесь и в нужный момент крикните. Я пущу его. — Он проворно вскочил на ноги и быстро скрылся.

Бенедетта подбежала к тому месту, где она сложила бутылки с «молотовским коктейлем». Достала спички и стала зажигать фитили. У трех из них отсыревшие тряпки долго не разгорались, но в конце концов на них появились язычки пламени, образовав в тумане три маленьких светящихся шарика. С дороги внизу их нельзя было увидеть, но на всякий случай она отнесла их подальше от края горловины.

Машина тяжело ползла вверх, мотор в разреженном воздухе постоянно чихал. Дважды он глох, и слышался вой стартера. Автомобиль явно не был приспособлен к высокогорью и двигался со скоростью не больше, чем шесть-семь миль в час. Все же быстрее, чем мог двигаться в таких условиях человек.

Бенедетта лежала над горловиной и смотрела на дорогу. Из-за густого тумана она не видела поворота и надеялась на то, что включенные фары машины обозначат ее путь. Рев мотора усилился, затем стих и тут же усилился вновь — машина вошла в поворот серпантинной петли. Когда стал виден свет фар, Бенедетте показалось, что она различает шум двух моторов. «Все равно, — подумала она — один, два — какая разница!»

Армстронг, скорчившись, сидел рядом с барабаном, держа в руке кусок электрического шнура, с помощью которого он должен был выбить из-под него клин. Он смотрел в сторону горловины, но ничего не видел, кроме серой стены тумана. На лице его было написано страшное напряжение.

Бенедетта следила за тем, как медленно ползли по дороге два световых пятна первой машины. Оглянувшись, удостоверилась, что фитили горят хорошо. Уже решила про себя, когда будет давать сигнал Армстронгу: машина должна поравняться с выступом скалы. Она затаила дыхание, когда мотор опять закашлял, заглох, и джип — теперь она видела сквозь туман, что это был джип, — остановился. Взревел стартер, и джип пополз снова. За ним появились еще два огня: другая машина, проделав поворот, вырулила на прямой участок дороги.

Фары передней машины поравнялись с выступом, и она что есть мочи закричала:

— Давайте! Давайте! Давайте!

Снизу донеслись встревоженные крики, и Бенедетта, не мешкая, схватила бутылки. Тут же раздался громкий перестук камней, и по склону, набирая скорость, покатилась огромная, словно колесница индийского божества, катушка. Она с грохотом врезалась в стенку горловины, послышался резкий скрежет металла, отчаянный человеческий вопль. Она подбежала к краю горловины и швырнула вниз бутылку.

Тяжелый барабан скатился прямо на переднюю часть джипа, сокрушив мотор и переднее сиденье. Водитель был убит наповал, сидевший рядом с ним потерял сознание. Бутылка, брошенная Бенедеттой, разбилась рядом, и человека охватило пламя. Он очнулся и завопил, стараясь вытащить зажатые внизу ноги. Двое сидевших на заднем сиденье скатились с джипа и побежали к идущему следом грузовику.

Армстронг подбежал к Бенедетте, когда она бросила вторую бутылку. В его руках были еще две, он зажег фитили от оставшейся у Бенедетты третьей и побежал наверх горловины в сторону остановившегося грузовика. Там кто-то кричал, и раздалось несколько беспорядочных выстрелов.

Армстронг размахнулся и бросил одну из бутылок на крышу кабины грузовика. Горящий керосин тотчас растекся по ней, и шофер внутри заорал благим матом. Вторую бутылку Армстронг пустил прямо в середину сидевших в кузове людей. В него никто не стрелял — для этого не было ни времени, ни возможности.