- Барышня, сделайте божескую милость, пойдемте с со мной...

  - Что случилось, Ваня?

  - Алексей Михайлович... тама... зовут...

  - Да конечно, пойдем.... Погоди, что ты сказал, Алексей Михайлович очнулся?

  - Да, пойдемте скорее!

  - Господи, да что же это! Надо же доктора...

  - Архипыч сказал не надо доктора! - отрезал внезапно ставший серьезным кофишенк, - Раз вас зовет, стало быть, вас надо и звать.

  - Он звал меня?

  Смог бы кто сохранить хладнокровие, узнав о том, что любимый человек, находящийся при смерти зовет ее? Людмила Сергеевна тоже не смогла и опрометью бросилась в палату великого князя. Тому, похоже, действительно было лучше и взгляд его, обыкновенно глядевший в пустоту, остановился на девушке вполне осмысленно.

  - Ты пришла, - спросил он еле слышно.

  - Могла ли я не прийти? - так же тихо ответила ему Мила.

  - Я скучал...

  - И я тоже...

  Алеше было трудно говорить, взор его временами туманился, но им не нужно было слов, чтобы понимать друг друга. Так она и просидела рядом с ним, держа его за руки, пока он снова не забылся, но уже не тяжелым беспамятством, а спокойным сном дающим отдых душе и телу и способствующим выздоровлению.

  Наутро, когда делавший операцию его императорскому высочеству хирург Гюбюнет зашел проведать своего высокопоставленного пациента, он застал там удивительную картину. Славящаяся своей строгостью сестра Валеева сидела подле Алексея Михайловича и кормила его с ложечки крепким куриным бульоном. Пациенту, очевидно, было гораздо лучше, и он ел хоть и с трудом, но не без удовольствия. Пораженный этой картиной врач некоторое время пробыл в ступоре, но затем довольно покивал головой и махнул рукой, дескать, не буду вам мешать. Дождавшись конца кормежки, он осмотрел Алешу и нашел его состояние превосходным. Выйдя из палаты, он застал прелюбопытнейшую картину, которой впрочем, не придал значения. Старый матрос, как видно делал внушение молодому слуге, слушавшему того с немалым недоумением.

  - Архипыч, - не выдержав спросил старика мучимый любопытством Ванька, - а почто ты меня ночью за этой сестрой послал?

  - А что, худо получилось? - усмехнулся тот в ответ.

  - Да не худо, да только он ведь не ее звал?

  - Вот что я тебе скажу, тля худая, - нахмурился старик, - ежели ты когда, хоть словом, хоть взглядом обмолвишься при барышне, что он Кейку звал, так я тебе богом клянусь - не доживешь до моих седин!

  - Да как же...

  - Да никак!

  На третий день состояние Алеши настолько улучшилось, что к нему пустили приехавшего его навестить адмирала Иессена.

  - Лежите-лежите, голубчик, - воскликнул Карл Петрович, увидев, как заерзал его флаг-капитан.- Ох и напугали вы нас, ваше императорское высочество!

  - Чем закончился бой? - тихо, почти шепотом, спросил великий князь.

  - Как, - удивился командующий эскадрой, - вам ничего не сказали?

  - Увы, даже Ванька с Архипычем молчат.

  - Это им, верно, доктора запретили, - засмеялся Иессен.

  - Мне уже лучше и я вполне могу выдержать любые известия, даже самые ужасные.

  - Ну уж, совсем ужасных-то у меня и нет! Извольте, после вашего ранения, к нам на помощь подошли броненосцы ведомые "Цесаревичем" и прикрыли от японского огня. Того впрочем, тут же развернулся, чтобы ввести в бой артиллерию другого борта и эскадры еще раз разошлись контркурсами. Но вот ему то, поддержать "Хатцусе" не удалось. "Полтава" и "Николай" измочалили ее в хлам, а затем Коломейцев на "Буйном" вогнал ему в борт две торпеды.

  - Что с "Ослябей"?

  - Не волнуйтесь, ваш броненосец, хоть и с трудом, но доковылял до Дальнего. В Порт-Артур мы его тащить поостереглись.

  - Неужто в кораблях совсем потерь нет?

  - Ах, если бы, Алексей Михайлович! Увы, "Пересвет" дотащить не удалось. Впрочем, затонул он на мелководье, бог даст, после войны поднимем. "Севастополь" тоже до конца войны вряд ли в строй введем. Еще "Паллада" и считай что треть первого отряда миноносцев. Дорого нам эти транспорты обошлись.

  - Как же японцы не добили еще и нас?

  - Не поверите, когда "Россия" с "Дианой" подошли к месту сражения, противник, очевидно, решил что это чересчур и прервал бой.

  - Невероятно!

  - Иногда самому не верится.

  Разволновавшийся Алеша откинулся на подушки и, увидев это, Иессен чертыхнулся про себя.

  - Кажется я вас утомил, простите великодушно!

  - Ну что вы, Карл Петрович, отсутствие новостей было для меня сущей пыткой. Слуги молчат, Мила, кажется, ничего и не знает...

  - Мила?

  - Да, мадемуазель Валеева, мой ангел хранитель.

  - Что же, раз у вас есть свой персональный ангел, стало быть, я могу быть за вас совершенно спокоен. Честь имею, ваше императорское высочество.

  - Заходите еще, не забывайте меня.

  - Непременно, Алексей Михайлович, непременно.

  Едва адмирал вышел, в палате снова появилась девушка, о которой только что говорили. При взгляде на нее у Алеши на губах невольно появилась улыбка и та с искренней приязнью ответила на нее.

  - Как вы себя чувствуете?

  - Глядя на вас все лучше и лучше.

  - Вы снова смеетесь надо мной!

  - Ничуть.

  - Право, какой же вы насмешник, ваше императорское высочество.

  - Фу, как я не люблю это титулование! Ей богу, Людмила Сергеевна, зачем вы так меня зовете?

  - Но как же мне вас называть?

  - Да зовите просто - Алешей. Я прекрасно знаю, что меня так все зовут за глаза, включая слуг.

  - Хорошо, но если вы будете в ответ звать меня Милой!

  - Клянусь, не назвать вас никак иначе!

  - Вы опять?

  - Да нет же! Ну, разве что чуть-чуть... Лучше расскажите мне, где вы были?

  - В палатах тяжелораненых. Все, а в особенности простые матросы очень интересуются вашим здоровьем и искренне обрадовались, узнав, что вам лучше.

  - Так уж и обрадовались?

  - Представьте себе, Алексе... Алеша, и даже говорят, что если с вами что-то случится, то Россия непременно проиграет эту несчастную войну.

  - Бог мой, какой вздор!

  - Вы думаете это вздор? Не знаю, но мне почему-то кажется, что они правы и пока вы живы все будет хорошо.

  - Ах, Мила, - вздохнул великий князь, - да разве же можно представить себе, чтобы великая Россия проиграла войну, да еще и Японии? Нет, мы, конечно, долго раскачиваемся и совершаем много глупостей в начале каждой войны, но потом находим в себе силы организоваться и побеждаем. Такой уж мы народ. И именно потому совершенно невозможна ситуация, чтобы все зависело от одного человека, будь он хоть трижды великим князем или даже самим... ну, право, что за ребячество?

  КОНЕЦ.