Течением тару вынесло под нависавшие над самой водой ветви деревьев. Бильбо гадал, как себя чувствуют гномы, сильно ли они промокли. «Надеюсь, я плотно приладил крышки», — подумал хоббит. Некоторые бочонки так глубоко сидели в воде, что сразу становилось ясно: в них что-то — или кто-то — есть.

   Вода была ледяная, и вскоре у Бильбо уже зуб на зуб не попадал. Он совсем забыл о гномах, настолько его беспокоила собственная участь. Может, бросить бочонок и поплыть самому? Берег-то вроде близко... А если судорога? А если он замерзнет до смерти?

   Ему вновь повезло: несколько бочек зацепились за прибрежную корягу и сбились в кучу. Воспользовавшись тем, что его бочонок на какой-то миг застыл в неподвижности, Бильбо наконец-то смог на него взобраться и — точно насквозь промокшая крыса — распластался на нем, раскинув руки, чтобы не потерять равновесие. Хотя ветер дул холодный, на бочонке было все же теплее, и хоббиту оставалось лишь надеяться, что он не свалится обратно в воду. Скоро бочонки оторвались от коряги и поплыли дальше. Как того и опасался Бильбо, удержаться было трудно, бочонок по-всячески норовил выскользнуть из-под хоббита. К счастью, господин Торбинс почти ничего не весил, а бочонок был довольно большой; вдобавок сквозь неплотно пригнанную крышку внутрь просочилось немного воды, и осадка худо-бедно помогала хоббиту. Но все равно это напоминало попытку прокатиться без узды и стремян на крутобоком пони, которому очень хочется поваляться в траве.

   Мало-помалу завеса листвы по берегам становилась реже, сквозь нее проглянуло небо. И вдруг поток раздался вширь, слившись с лесной рекой, что катила свои воды мимо дворца, в котором частенько задавал пиры король эльфов. На тусклой поверхности воды дробились отражения звезд и облаков. Течением всю флотилию бочек принесло к северному берегу, в который река врезалась широкой излучиной. Крутые склоны ниспадали к полосе гальки у самой воды, на востоке вдавался в реку скалистый мыс. Бочки выбросило на гальку, лишь некоторые по-прежнему болтались в воде.

   Эльфы, поджидавшие на берегу, быстро перетащили всю эту тару на мелководье, пересчитали, связали вместе — и оставили до утра. Бедные гномы! Между тем господин Торбинс, успевший слегка согреться, соскользнул со своего норовистого «коня» и крадучись направился к домишкам, стоявшим неподалеку. Он настолько проголодался, что не раздумывая стащил бы прямо со стола первое, что подвернется под руку, — тут, наверное, сказывалась уже привычка, приобретенная за время путешествия. Кроме того, вблизи домов горел костер, у которого можно было обсушиться и обогреться.

* * *

   О ночных похождениях Бильбо подробно рассказывать вряд ли стоит (ведь мы приближаемся к концу нашего повествования, и основная наша задача поведать о том, чем же завершился великий поход гномов к Одинокой горе), а в двух словах — на берегу произошло вот что: разумеется, при помощи кольца хоббиту сперва все сходило с рук, но его присутствие очень скоро обнаружилось — по мокрым следам на полу и по громкому чиху, который он безуспешно старался подавить. И тогда в селении начался настоящий переполох. Бильбо сумел удрать и остаток ночи провел в лесу наедине с караваем хлеба, пирогом и кожаной флягой вина. Костер был далеко, но вино помогло согреться; хоббит даже прикорнул на груде палой листвы, и ночная прохлада не была ему в том помехой.

   Проснувшись еще затемно оттого, что все-таки замерз, он чихнул громче прежнего. На реке весело гомонили эльфы-плотогоны, собиравшиеся гнать плот, составленный из бочек, вниз по течению, к Эсгароту. Бильбо со всех ног бросился туда. В общей суматохе ему удалось взобраться на плот незамеченным — солнце пока не взошло, значит, и тени не было, а чих, неизвестно по чьей милости, вдруг пропал.

   Эльфы дружно налегли на шесты. Бочки упорно не желали отходить от берега.

   — Ну и тяжеленные! — проворчал кто-то из плотогонов. — Уж больно глубоко они сидят. Заглянуть бы внутрь — может, там что вкусное...

   — Некогда! — отрубил старший плотогон. — А ну, навались!

   Наконец бочонки оторвались от берега, медленно миновали мыс (на мысу тоже стояли эльфы с шестами — на случай, если плот окажется в опасной близости от камней), а потом поплыли все быстрее и быстрее, вошли в главное течение реки и устремились к Эсгароту.

   Гномы сбежали из темницы эльфийского короля и выбрались из Лихолесья! Но живые или мертвые — этого покуда никто не ведал.

 Глава 10.

РАДУШНЫЙ ПРИЕМ

Плыли и плыли; потихоньку светало и становилось все теплее. Река обогнула крутой утес слева по течению, у подножия этого утеса пенились буруны. Вот утес остался позади, и вдруг поросшие лесом берега куда-то пропали! И тут Бильбо увидел!

   Река словно распалась на сотни крохотных извилистых ручейков, на озерца и омуты, испещренные островками; впрочем, основное русло сохранилось. От края до края раскинулась беспредельная равнина. А далеко впереди темным острием упиралась в облака гора. Ее ближайших соседей на северо-востоке отсюда видно не было, и она одиноко вздымалась над равниной. Одинокая гора! Казалось бы, хоббит должен был обрадоваться, завидев цель путешествия — ведь он забрался в такую даль, преодолел столько препятствий, чтобы добраться до этой горы, — но она ему с первого взгляда не понравилась (и это еще мягко сказано).

   Прислушиваясь к болтовне плотогонов, Бильбо понял: ему очень повезло, что он видит Одинокую гору — хотя бы и с такого расстояния. Выходило, что им с гномами (бедные, бедные гномы!) счастье улыбнулось гораздо шире, чем они о том догадывались. Плотогоны говорили о речной торговле, о том, что рекой пользуются все подряд — ведь дороги через Лихолесье исчезли или по ним не пройти; толковали о тяжбе людей с лесными эльфами — кому кто должен платить пошлину за речную торговлю. О том, что все здесь совсем изменилось с тех времен, когда под Горой обитали гномы (ныне для многих те времена казались всего лишь бабушкиными сказками). И даже вести о здешних делах, которые получал в последние годы Гэндальф, уже изрядно устарели. Дожди замутили реку, случилось несколько землетрясений (некоторые утверждали, что во всем виноват дракон; кстати сказать, дракона поминали не иначе как с проклятием, кивая головой в сторону Горы), болота по берегам становились все обширнее, тропы исчезали одна за другой; пешие и конные, отправлявшиеся торить новые пути, пропадали без вести. Эльфийской тропой, той самой, которую Торин и компания избрали по совету Беорна, уже почти никто не пользовался. Одна лишь река служила безопасным путем от опушки Лихолесья к равнине в тени Одинокой горы — пока реку охранял король эльфов.

   Господин Торбинс, как видите, сам того не подозревая, выбрал единственную дорогу, не сулившую особо крупных неприятностей. Стучавший зубами от холода Бильбо наверняка был бы рад, узнав, что вести о судьбе гномов достигли ушей Гэндальфа и тот, спешно завершив все свои дела (нас они не касаются, поэтому говорить о них не будем), спешит на выручку Торину. Однако ничего этого хоббит не знал.

   Известно же ему было вот что: что он голоден и ужасно продрог, а река себе течет и течет, и никакого города не видно, а видно одну только Гору, мрачную, жуткую Гору. Река повернула к югу, и Гора, по счастью, несколько отдалилась.

   Уже под вечер все ручьи и ручейки снова слились в один могучий поток, который с ревом устремился вперед меж крутых каменистых берегов.

   На закате, в последний раз плавно повернув на восток, лесная река ворвалась в Долгое озеро. Устье оказалось широким, на обоих берегах возвышались, подобно утесам, каменные ворота, у их подножия была насыпана галька. Долгое озеро! Бильбо и представить себе не мог, что оно окажется поистине необъятным — как море. Противоположный берег едва угадывался, дальнего, северного конца вообще не было видно. Бильбо вспомнил карту: вон в той стороне, там, где мерцают звезды Повозки, впадает в озеро река Бегущая; ее воды вместе с водами лесной реки и питают Долгое озеро, возникшее на месте глубокого ущелья. У южной оконечности озера вода вновь вырывается на простор и мчится в незнаемые края. Оттуда, с юга, доносился в вечерней тишине приглушенный гром — то грохотали водопады.