Эльфы приняли натиск первыми. Они ненавидели гоблинов холодной, смертельной ненавистью. Их клинки и копья светились во мраке ледяным пламенем. Едва вражеское войско очутилось в долине, в воздух роем взмыли стрелы, и каждая стрела мерцала на лету. Потом вперед двинулись копейщики. Раздались истошные вопли, камни покраснели от гоблиновой крови.

   Гоблины быстро оправились, атака эльфов захлебнулась, и тут по долине разнесся воинственный клич. С криками «Мория!» и «Дайн, Дайн!» гномы с Железного Взгорья ринулись на врага, размахивая своими секирами, а бок о бок с ними шли люди, вооруженные длинными мечами.

   Среди гоблинов вспыхнула паника, а когда они опомнились и сомкнули ряды навстречу новой атаке, эльфы снова ударили на них. Многие гоблины, спасая свои шкуры, кинулись обратно к реке, а волки набрасывались на недавних друзей, загрызая их до смерти. Желанная победа над пришельцами казалась такой близкой, но вдруг откуда-то сверху прогремел клич.

   Это гоблины, обойдя Гору, взобрались на карниз над воротами. Огромный отряд безрассудно кинулся вниз, на отроги, не обращая внимания на то, что многие из них, вопя от ужаса, низвергались с утесов и обрывов. На отрогах осталось слишком мало защитников, чтобы отразить натиск. Надежда сменилась отчаянием. Оказалось, то была лишь первая волна черного воинства!

День медленно клонился к вечеру. Гоблины снова скопились в долине. Туда же примчалась стая прожорливых варгов, а с ними — дружина Болга, гоблины громадного роста, все как один со стальными ятаганами. Мало-помалу начали сгущаться сумерки; а нетопыри все кружили над головами эльфов и людей, жадно впивались в поверженных, высасывали кровь. Бард, оборонявший восточный отрог, медленно отступал, а военачальники эльфов столпились возле своего короля на южном отроге близ сторожки Враньего Пика.

   Вдруг раздались крики, у ворот пропела труба. Это был Торин, о котором все забыли. Часть стены, сдвинутая рычагами, с грохотом обрушилась в озеро. Из образовавшегося проема выскочил Горный король, а за ним его товарищи. Плащи и колпаки исчезли — на гномах были сверкающие доспехи, во взорах пылало пламя. Торин светился во мраке, точно слиток золота в свете догорающего костра.

   По склону покатились пущенные гоблинами камни, но гномы легко увернулись, подбежали к обрыву, с которого река низвергалась в Дол, и ринулись в бой. Волки и всадники падали под их топорами. Торин своей секирой наносил чудовищные удары; казалось, никто и ничто не может пред ним устоять.

   — Ко мне! Ко мне! Эльфы и люди! Ко мне, мои родичи! — кричал он, и голос его сотрясал землю, точно пение рога.

   Воины Дайна откликнулись на призыв первыми. Следом за ними устремились люди, не слушая криков Барда, умолявшего остановиться, а с другой стороны двинулись эльфы-копейщики. Гоблинов смяли, их трупы усеяли Дол, варги разбежались. Торин пробился к дружине Болга, однако до предводителя гоблинов добраться не сумел. За его спиной, вперемежку с гоблинами, лежали и гномы, и люди, и веселые эльфы, которым еще жить бы да жить. Наступление захлебнулось. Отряд Торина был слишком уж малочисленным, и некому оказалось прикрыть его с флангов. Вскоре Торина окружили со всех сторон; куда ни глянь, всюду виднелись лишь морды гоблинов да оскаленные пасти вернувшихся за добычей волков. Дружина Болга с воплями обрушилась на гномов, будто морской прибой — на песчаный берег. Помочь им никто не мог, ибо сеча закипела с новой силой, и с обоих отрогов людей и эльфов потихоньку оттесняли вниз.

   Бильбо глядел на все это, и сердце ему щемила тоска. Он находился на Враньем пике вместе с эльфами — в основном из-за того, что оттуда было легче удрать, а еще потому, что в нем проснулся-таки дух Старого Тука и он твердо решил, буде случится такое, до конца защищать короля эльфов. Гэндальф тоже находился там — сидел, глубоко задумавшись, словно готовясь в последний раз сотворить что-нибудь магическое.

   Гибель казалась неизбежной. «Гоблины захватят ворота, — думал Бильбо, — а нас всех перебьют или возьмут в плен. Ну как тут не заплакать! А я-то радовался, что все кончилось! Уж лучше бы старина Смог остался жив — тогда никто не посмел бы покуситься на его сокровища. Бедный Бомбур, бедные Фили с Кили, и Балин, и все остальные! Бедный Бард, бедные люди, бедные эльфы! Бедный, бедный я! Сколько песен сложено о всяких битвах, и в них даже поражения описаны так красиво. А тут — брр! И во что я только ввязался?»

   Ветер на миг разорвал облака, и на западе мелькнул алый проблеск заката. Бильбо глянул в ту сторону и вдруг увидел такое, от чего сердце едва не выпрыгнуло у него из груди. С запада приближались птицы!

   — Орлы! — завопил хоббит. — Орлы летят!

   Зрение редко подводило Бильбо. То и вправду были орлы, мерно, величаво взмахивавшие крыльями. Они слетались к Горе со всех гнездовий севера.

   — Орлы! Орлы! — вопил хоббит, пританцовывая от возбуждения и размахивая руками.

   Эльфы не могли видеть Бильбо, но услышать услышали. Они тоже закричали, их крик эхом раскатился по долине. Воины замерли и уставились на небо, хотя пока разглядеть орлов можно было только с южного отрога Горы.

   — Орлы! — еще раз крикнул Бильбо. Тут ему на голову свалился камень, он со стоном упал навзничь и потерял сознание.

  Бильбо очнулся и увидел, что вокруг никого нет, а он лежит один-одинешенек у подножия Враньего Пика. Над ним раскинулось стылое безоблачное небо. Холод пробирал до костей, однако лоб хоббита пылал жаром.

   — Что со мной стряслось? — пробормотал Бильбо. — Ладно, потом разберемся. По крайней мере, к павшим героям меня уже не припишешь. Ничего, с этим можно и не спешить.

   Он сел и скривился от боли. Потом посмотрел на долину. Там громоздились горы трупов, среди которых, как показалось Бильбо, бродили эльфы. Он протер слезящиеся глаза. Так и есть. Вон и лагерь, в долине, цел и невредим. А кто там суетится у ворот? Похоже, гномы восстанавливают стену. Но почему тихо? Где радостные клики, где песни? И тишина какая-то неприятная — печальная, горестная.

   — И все-таки мы победили, — проговорил Бильбо, ощупывая голову. — Вот только какой ценой?

   И тут увидел человека, он поднимался вверх по склону.

   — Эй! — закричал хоббит срывающимся голосом. — Эй! Какие вести?

   — Что за писк среди камней? — сказал человек, останавливаясь рядом с Бильбо, но явно того не замечая.

   Бильбо вспомнил о кольце.

   — Да уж, — пробормотал он. — У всего есть свои недостатки. Если бы не колечко, я бы спал уже в теплой постельке! Это я, Бильбо Торбинс, товарищ Торина! — воскликнул хоббит, торопливо сдергивая кольцо с пальца.

   — Вот хорошо, что ты нашелся. Тебя уже обыскались. Решили было, что ты погиб, но Гэндальф, маг, сказал, что в последний раз слышал твой голос на Враньем пике. И меня послали проверить, для очистки совести. Ты сильно ранен?

   — Кажется, меня шмякнуло по голове, — признался Бильбо. — Но на мне был шлем, да и голова у меня крепкая. В общем, ничего, только ноги не идут.

   — Я отнесу тебя в лагерь. — Человек подхватил хоббита на руки.

   Он шагал быстро и уверенно. Вскоре Бильбо очутился в Доле. У шатра его встретил Гэндальф с перевязанной рукой. Даже маг не сумел избежать ранения; что уж говорить о тех, кто был в гуще битвы.

   При виде Бильбо лицо Гэндальфа просветлело.

   — Торбинс! — воскликнул он. — Провалиться мне на этом месте. Жив, курилка! А я уж гадал, не кончилось ли твое везение. Без тебя же тут столько всего случилось! Ну это потом, новости потерпят. Пошли, тебя тут очень ждут. — Маг взял хоббита за руку и ввел в шатер. — Слышишь, Торин! Я его привел.

   В шатре и вправду лежал Торин Дубовый Щит, весь израненный; на земле валялись его продырявленные доспехи и зазубренная секира. Когда Бильбо приблизился, гном поднял голову.

   — Прощай, добытчик! — промолвил он. - Я ухожу в палаты ожидания, к своим предкам, и не вернусь, покуда мир не возродится. А коль скоро я оставляю здесь все свое богатство — там оно ни к чему, сам понимаешь, — я хотел бы расстаться с тобой по-дружески, взять обратно свои слова и извиниться.