Я кашлянул:

— Да что же это за деньги, тетя Меган…

Она посмотрела на меня спокойными зелеными глазищами и небрежно сообщила:

— Около пяти миллионов долларов. Либо ей — либо на благотворительность.

На некоторое время я утратил дар речи. Чикита издавала слабые булькающие звуки. Я ее понимал — ведь в роли шантажистки выступила именно она. Строго говоря, Эбигейл голову отрывать будет ей…

Пять миллионов баков! Немудрено, что она так позеленела. И дело тут, стало быть, именно в том, что она нарушила условия завещания. Либо изменила Лапейну, уже будучи замужем, либо досталась ему, мягко говоря, не совсем девицей…

И если второе — то виноват в этом именно мой брат Рой. Интересно, а Лаура очень сильно расстроится, если узнает об этом?

Значительно позже, отдышавшись и пробулькавшись, Чикита заявила:

— Что сделано, то сделано. Мы свой ход сделали, теперь будем ждать от Эбигейл Лапейн ответа и надеяться на то, что от Роя и Лори она тем не менее отстанет.

— Слушай, а может, мы зря все это затеяли? Не так уж она и приставала к ним…

— Повторяю для глухих и слабых на всю голову: что сделано, то сделано. Обратно не вернешь. Давай лучше думать, как заставить твоего братца остаться в Литл-Соноре.

Я не стал расстраивать мою девочку. Она и так теперь в группе риска — мстительная Эбигейл Лапейн наверняка будет охотиться за ней, чтобы заставить умолкнуть навеки. Что же касается Роя… Боюсь, никто не сможет заставить его сделать то, чего он делать не хочет.

Мама часто говорит, что от Лоредо Рой унаследовал самую важную фамильную черту.

Упрямство.

Когда они приехали на ранчо, небо на западе стало лилово-черным и тяжелым, а по земле заструился горячий воздух. Трава прилегла, и по ней бежали волны, словно по воде. В корале нервно ржали и фыркали лошади, кобылы собирали жеребят в круг, осторожно прихватывая их за уши бархатными губами…

Рой повис на изгороди, совершенно очарованный красивыми животными. Он не был здесь почти двадцать лет и теперь с грустью чувствовал себя туристом, случайно оказавшимся на настоящем техасском ранчо.

Сзади подошел Гай — огромный, загорелый, веселый. Обнял Лори, распорядился отнести чемоданчики с вакциной в весовую, потом хлопнул младшего брата по плечу, отчего Рой едва не свалился с изгороди.

— Ну что, бродяга? Вспоминаешь родные места? Когда-то тебя было не утащить отсюда. Мама тобой, младенцем, усмиряла непокорных кобылок…

Лори вытаращила глаза:

— Это как? Впервые слышу.

Гай засмеялся.

— Семейный секрет. Такое практиковали только Лоредо. Остальные боялись и считали нашу маму чокнутой. Видишь ли, кобыла никогда не затопчет ребенка, особенно маленького, пахнущего молоком. Наш мама привозила грудного Роя и клала его на круп особо норовистых кобыл, которые никак не давались под узду. Сам я не помню, но старые пастухи говорят, что действовало на раз. Они утихомиривались и стояли смирно, а ты гугукал у них на спине.

Лори засмеялась.

— С какого же возраста вы, Роджерсы, в седле?

Гай почесал в затылке.

— Рой — с рождения, Бранд с пяти лет, я с двух. Джои с трех. Эй, сестренка, учти: только Лоредо такие сумасшедшие. Маму страшно осуждали соседи. Ну что, пошли в дом? Сейчас начнется.

Рой повернулся в сторону стремительно наползающей тучи и вдохнул всей грудью остро пахнущий ветром и дождем воздух.

— Вы идите… я немного постою.

На пороге дома Гай негромко сказал в спину Лори:

— Он всегда любил последние минуты перед грозой. Сам не свой становился. Мама все ругалась, потому что сама грозы боится. А папаня смеялся, говорил, что у Роджерсов тотем — буревестник.

— Дядя Кейн по-прежнему дружит с индейцами?

— Само собой. На праздник пригласил все племя. У него же там побратим — Кайтенне Сломанное Копье.

— Здорово! Я так давно не видела их в наших местах.

— Чирикахуа не слишком любят Техас. Тяжелые воспоминания. За Рио-Гранде их встретить куда проще. Но на праздник к Бешеному Кейну они не могли не прийти. Как Рой?

— В каком смысле?

— Ну для начала в смысле работы. Прижился?

— Он хирург от Бога. Мы все получаем искреннее наслаждение и учимся, глядя на него. Твой брат — настоящий профессионал, Гай.

— Приятно слышать. А как на личном фронте?

— Гай Роджерс! Ну ты-то откуда это можешь знать?! Ведь ты же за сорок миль от города находишься!

— Собака лает, ветер носит. К тому же про вас все было ясно с первого же дня.

— Да ну? И что же тебе было ясно?

— Что он в тебя втюрился, вот что. Он едва в драку на нас с Брандом не полез, когда мы начали шуточки отпускать…

— Знаешь, чтобы ты не пользовался непроверенными слухами, я лучше сама тебе скажу: у нас с твоим братом едва не начался служебный роман, нас друг к другу тянет, но я приложу все усилия к тому, чтобы это прекратить, потому что через полгода он все равно…

— Ну и дура!

— Гай!

— Что Гай? Ты как свои операции делаешь, а? Приходишь к столу и говоришь: так, хирург из меня хреновый, пациента я все равно не спасу, но резать нужно, так что не обессудьте?

— Глупости…

— Вот и в отношениях та же фигня! Нельзя заранее смиряться с возможной неудачей. Бороться надо! Уедет он… Да если он в тебя с первого взгляда втюхался, представляешь, что будет через полгода?!

— Ничего. Он уедет в Канаду. Ты плохо знаешь своего брата.

— Упрямая ирландская ведьма!

— У них с Эбби Бриджуотер был роман, когда он еще не был знаменитым хирургом, но он все равно уехал.

— Нашла что вспомнить! Это было двадцать лет назад.

— Думаешь, за эти годы он стал мягче?

Гай сердито отмахнулся от Лори.

— Ничего я не думаю, я просто радуюсь, когда вижу, что у хороших людей все нормально складывается. И злюсь, когда они сами отказываются от своего счастья…

В этот момент за окном ярко полыхнул голубой ослепительный свет, сильно громыхнуло, и голос Роя немедленно перекрыл это грохот:

— Гай! Кобылы убегают! Они сломали огородку!

Гай одним прыжком перелетел через стол, рванулся к двери. Лори кинулась за ним, застыла на пороге, потрясенная прекрасным и пугающим зрелищем…

Виновником случившегося был вороной жеребец-трехлетка. Отделенный от табуна, он бегал в отдельном загоне и с каждой минутой все сильнее нервничал. Когда громыхнуло в первый раз, жеребец со всего маху ударился в изгородь, отделяющую его загон от кораля с жеребыми кобылами.

В образовавшуюся брешь хлынули лошади. Жеребята держались в центре, матери окружали их. Загон для одиночек был слишком непрочен, чтобы выдержать такой напор. Лошади просто смели огородку и кинулись в прерию, не разбирая дороги. Учуяв кобыл, заметались в своем корале жеребцы, били копытами в изгородь, протяжно и злобно ржали, срываясь на визг.

Лори Флоу прижала руки к груди, не в силах совладать с чувствами. Первые тяжелые капли дождя ударили по земле, словно пробуя почву на прочность. Лиловая туча навалилась сверху жирным, расползающимся во все стороны брюхом, подсвеченным оранжевыми сполохами молний. Грохотало уже непрерывно, порывы ветра швыряли песок и соломенную труху.

От всех построек сбегались ковбои. Лори знала почти всех. Сейчас лица у этих веселых и разбитных парней были встревоженными не на шутку.

А потом она увидела Роя.

Лучший хирург Техаса стоял верхом на изгороди и размахивал руками, привлекая внимание Гая. Видимо, тот раньше всех понял намерения младшего брата, потому что внезапно заорал ТАКОЕ, что Лори аж присела. Но Рой только упрямо мотнул головой, потом забрался на первую перекладину, сгруппировался, выжидая чего-то…

Гай повернулся к ковбоям и заорал, перекрывая и гром, и рев ветра:

— Чокнутый придурок! Открывай ворота, парни!!! И в стороны!!!

Упал на землю тяжелый брус засова, створки ворот распахнулись. Жеребцы кинулись к свободе — но Лори смотрела только на Роя. Он выбрал какой-то ему одному ведомый момент и прыгнул…