«Нет!»

Сквозь шум боли и биение сердца в ушах, Хок услышал крики Авроры. Она просила его братьев остановиться, но они продолжили.

На пол брызнула кровь, когда Леонас вырвал крыло из основы и бросил его к ногам Хока. И словно тень, крыло исчезло, не оставляя и следа.

«Эмерико», — подумал Хокин, стараясь сосредоточиться на чём-то, кроме разрывающей на части агонии, когда Леонас погрузил руку в тело, ища второе крыло. Хока предал Эмерико. Он не знал, откуда такая уверенность, но это логично и справедливо. Хок его не винил. С самого начала Мемитимов учат ставить правила и обязанности превыше всего, включая семейные и личные отношения. Многие столетия Хокин так и поступал, вёл себя, как приличный Мемитим, не смотря ни на что, потому что всегда хотел присоединиться к Совету и изменить правила Мемитимов. Сейчас же хотел спалить всё без остатка.

Когда Леонас вырвал второе крыло, Хок не мог дышать, перед глазами всё поплыло и, к счастью, он потерял сознание.

— Лиллиана! — раздался глубокий голос Мэддокса у неё за спиной. Лиллиана сидела на одеяле рядом с тем, что раньше было чёрным от пузырящейся смолы прудом. Теперь же водоём кристально чист и полон рыбы, и это её любимое место, куда она приходила раз или два раза в неделю с любовным романом и холодным чаем. — Лиллиана!

Ей нравился Мэддокс, несмотря на то, что иногда он был самоуверенным придурком. И хотя Мэддокса легко растревожить, он не паникёр, поэтому тревога в его голосе заставила Лиллиану занервничать. Опустив книгу, она обернулась и увидела Мэддокса с Рико, направляющихся к ней. Рико немного отставал. Умно. Всего три месяца назад он назвал её «шлюхой Азагота», и Лиллиана ещё не забыла об этом. Впрочем, его щека, куда Лиллиана ему вмазала, тоже

— В чём дело?

Мэддокс остановился.

— В Азаготе. К нему приходил член Совета Мемитимов, и только что ушёл, а Азагот… далеко не рад.

— Проклятье, — выдохнула она. — Ладно, спасибо. Где он? В кабинете?

— В библиотеке.

Сердце сжали тиски. Азаготу нравилась библиотека. Она для него была успокоительным, а ещё одним из двух мест — второе спальня — где по их договору не будет гнева. Так зачем идти туда, если расстроен? Что-то было не так. Сильно-сильно не так.

— Спасибо. — Она встала и перенеслась в коридор у библиотеки. Полностью материализовавшись, она закашлялась от дыма, заполняющего коридор и струящегося от обгоревших полов и стен. Не нужно было отслеживать след ярости Азагота, Лиллиана знала, что он шёл из кабинета. Азагот пронёсся оттуда сюда, и она не была уверена, что хотела столкнуться с тем, что за дверью.

«Просто постучи. Если не ответит, ну… ты хотя бы попыталась».

Ей претило уклоняться, но, чёрт возьми, его настроение в последнее время отличалось от всего, с чем ей доводилось сталкиваться. Раньше она всегда могла сбить с Азагота спесь, но сейчас, казалось, лишь усугубляла ситуацию. Она не знала, что делать или с кем поговорить. Кэт может выслушать, но у неё мало опыта в отношениях. Тем более у них с Гадесом никогда не было таких серьёзных склоков. Нет, с этим Лиллиане придётся столкнуться одной.

Глубоко вдохнув, она тихо постучала в дверь. Ответа не последовало. Уф

Чувствуя и вину, и облегчение, она обернулась, но замерла, услышав сквозь толстое дерево грубый голос Азагота.

— Что?

— Ничего, — крикнула она в ответ. — Вернусь позже.

Он ничего не сказал. Какого хрена? Ей следовало уйти и радоваться, что сбежала, но, проклятье, его молчание задело. Расстроившись, она открыла дверь и вошла внутрь.

— Азагот? — Он стоял у камня, который она подарила ему для того, чтобы присматривать за взрослыми детьми, не живущими в Шеул-Гра. — Всё хорошо? Что происходит?

Он издал звук, похожий на рёв разъярённого быка.

— Они не отдадут мне моих детей. — Он затрясся, а у Лиллианы разбилось сердце.

— Дорогой, мне так жаль. — Она потянулась к нему, но он развернулся, а в его глазах стояло пламя, заставляя Лиллиану отскочить.

— Это, — прогрохотал он, — твоя вина.

Ошеломлённая и запутанная обвинением, она сделала ещё шаг назад.

— О чём ты?

— Ты смягчила меня. — Он прижал руку к груди прямо над сердцем, так яростно сжимая плоть, что побелели костяшки. — Заставила меня чувствовать.

Лиллиана моргнула.

— Серьёзно? Совет Мемитимов отказал тебе, а ты винишь меня?

— До тебя, мне было на всё плевать, — прорычал он.

Из-за таких… идиотских обвинений боль превратилась в злость.

— Ох, ты ж, — отрезала она. — Ну, извини, что сделала тебя лучше.

Он скинул со стола бумаги, ручки, книги… Такое было однажды, сразу перед тем, как они занялись любовью на этом столе, но сейчас Лиллиана сомневалась, что они станут срывать друг с друга одежду.

— Я не лучше! — Он оскалился, демонстрируя острые клыки, которыми заставлял её кричать от удовольствия, но сейчас они походили на оружие. — Я расстроен и зол. Не могу перестать думать о том, как мои дети выросли. Ненавижу это, как ненавижу и то, кем стал.

— Я тоже ненавижу то, чем ты стал, — сказала она, практически подавившись словами. Они оба ненавидели это, но по разным причинам. — И мы можем всё исправить.

Он так ужасно и зло рассмеялся, что Лиллиана съёжилась.

— Я пытался. Думаешь, нет? Хочешь знать, сколько времени я провёл в Чистилище? Сколько зла притянул в себя? Что натворил? Чёрт, даже Гадес бесполезен.

У Лиллианы пересохло во рту, что даже язык к нёбу присох. Она знала, что Азагот зол, но не представляла, что на неё или что на то, что несчастлив. Или что жаждал какого-то старого доброго разврата.

— Значит так, да? Ты предпочёл бы вернуться к такому, каким был до меня? Холодным и бесчувственным? Злобным?

— Так было проще! — закричал он.

— Ясно. — Она облизала губы, но это было всё равно, что провести пемзой по наждачной бумаге. — Неприятно тебе это говорить, но любовь — это труд. Отношения — работа. И всё того стоит.

— Правда? — Его грохочущий смех пронёсся по комнате, и холодок пробежал по спине Лиллианы. — Только на это ты способна? На лекцию?

Упрямец.

— Я способна подарить любовь, Азагот.

Он пренебрежительно фыркнул, и это было похоже на удар в сердце.

— Она-то и втянула меня во всё это.

Сердце сжали тиски боли, а из глаз полились слёзы. Азагот и Лиллиана через многое прошли, и она была так терпелива, зная, что его жизнь была не прогулкой по пляжу, и что он постоянно боролся со злом, окружавшим его, и могла позволить ему много свободы действий. Но этого не заслужила.

— Да, пошёл ты, — отрезала она и развернулась к двери.

Она хотела накричать на него, сделать больно так, как он сделал ей, но у не было ни слов, ни дыхания. От чего-нибудь сложнее, чем просто послать, она бы разрыдалась.

Лиллиана, спотыкаясь, пошла вперёд, перед глазами всё расплывалось из-за слёз.

— Подожди! Лиллиана, стой. — Азагот поймал её за руку и развернул к себе. — Прости.

Она выдернула руку из его хватки.　

— К чёрту. Ты не можешь сначала признаться, что сожалеешь о моей любви, а потом заставить всё забыть простым извинением.

— Я не говорил о сожалении.

— Игра слов. Не надо ерундить.

— Я тысячи лет ничего не чувствовал, и ни с кем не был в отношениях, а теперь вокруг столько детей, которых я хочу знать, но… — Он так яростно провёл рукой по волосам, что Лиллиана ожидала увидеть меж пальцев клоки волос. — Иногда меня переполняют эмоции, и я не знаю, что делать. Да, на несколько мгновений мне захотелось избавиться от боли и просто вдохнуть полной грудью. Но никогда не хотел обидеть тебя. Прошу помоги, — проговорил он, падая перед ней на колени. — Я не знаю, что делать.

Теперь Лиллиана смягчилась. Видеть своего огромного, сильнейшего супруга на коленях разрывало сердце на части.

— Ты сделал с ними то же, что со мной, — нежно ответила она. — Нашёл в сердце место детям.

— Но чувство вины…