Стоброд остановился, чтобы осмотреться, смутно припоминая, что это место ему знакомо. Трендель, продолжая идти, наступил на задник его башмака, который свалился с ноги, оставив Стоброда в одном носке на мерзлых листьях. Тот повернулся, толкнул парня в грудь, отодвинул его на шаг назад и, положив мешок со скрипкой на землю, наклонился, чтобы переобуться.

Мужчины стояли, тяжело дыша после трудного восхождения, и смотрели на две тропы, которые тянулись вверх перед ними. Пар от их дыхания висел вокруг, как будто заинтересовавшись чем-то, потом эти неясные облачка теряли к ним интерес и исчезали. Где-то поблизости среди камней бежал ручей, производя единственный звук в пределах слышимости.

— Холодно, — сказал третий спутник.

Стоброд посмотрел на него, прочистил горло и сплюнул в знак своего отношения к этому оголенному месту, не предоставляющему достаточного обзора.

Трендель вытянул руку из рукава, повернул ее ладонью вверх к природным стихиям, затем сжал в кулак и снова спрятал в рукаве, как черепаха прячет свою голову.

— А-а, Господи, укрой ты нас, грешных, в своем чреве, — сказал он.

— Точно, — сказал третий спутник.

Этого человека они впервые увидели в пещере дезертиров. Он не назвал своего имени, да Стоброд и не очень интересовался, как его зовут. Этому парню родом из Джорджии было не больше семнадцати, он был черноволосый, со смуглой кожей, маленькими бакенбардами, но с гладкими, как у девушки, щеками. Явно с примесью индейской крови — чероки, а может быть, крик. Как и все, он был дезертиром. Они вместе с его двоюродным братом были жалкими молоденькими призывниками, их взяли в армию в шестьдесят третьем. Они около года воевали в одном полку, хотя от них было мало проку, поскольку их старые ружья стоили чуть больше, чем их шляпы. Они спали под одним одеялом и вместе сбежали, рассудив, что ни одна война не продолжается вечно, и, хотя человек рождается, чтобы умереть, глупо отправиться на тот свет накануне мира. Итак, они бежали. Но путь домой был длинным и путаным, они даже не предполагали, что им придется прошагать столько миль. Потребовалось три месяца, чтобы добраться до Холодной горы. Они не знали, в каком штате оказались, и стали плутать по горам. Его брат заболел и, надрываясь от кашля, умер в горячке в одной мрачной пещере.

Спустя несколько дней один из жителей пещеры натолкнулся на этого парня, бесцельно бредущего по лесу Парень присоединился к Стоброду и Тренделю, когда они отправились в путь, чтобы поселиться отдельно от всех и создать собственную общину где-нибудь на вершине горы, возле Блестящих скал. И хотя Стоброд был невысокого мнения о Джорджии, он согласился указать этому парню дорогу на родину, когда они достигнут высоты, откуда будет хорошо просматриваться южная панорама.

Однако вначале они спустились из пещеры к тайнику за едой, по дороге рассказав парню об Аде и о том, что со временем она в конце концов склонила Руби проявить к ним сострадание. Хотя Руби и установила определенные условия, при которых она согласна проявить милосердие. Она заявила, что они с Адой и так надрываются, чтобы сделать запасы на зиму, поэтому могут дать совсем немного, недостаточно, чтобы прокормить их двоих. И она решила, что не стоит Стоброду и Тренделю приходить к ним, это рискованно. Она не хочет видеть даже их тени возле фермы. Руби будет оставлять еду где-нибудь в безопасном месте; она намекнула на одно место вдоль хребта, которое обнаружила еще в своих скитаниях по горам, когда была ребенком. Круглый плоский камень, покрытый от края до края необычными письменами. И в дальнейшем она не хотела быть связана каким-то четким расписанием. Она будет класть там еду по своему усмотрению. А Стоброд пусть проверяет тайник, когда хочет.

Когда мужчины добрались до этого места, Стоброд огляделся, встал на колени и ощупал листья вокруг. Затем стал отгребать их боковой стороной башмака, и вскоре из-под листьев показался круглый плоский камень, врытый в землю. Величиной он был примерно с таз для мытья, и знаки на нем были сделаны не в стиле чероки. Они были слишком резкими, угловатыми и шли по поверхности камня крест-накрест, как располагаются ножки под таганом. Их могла оставить какая-то древняя раса, жившая до человека. С краю под камнем они нашли коробку с кукурузной мукой, немного сушеных яблок, завернутых в обрывок газеты, несколько полосок мяса, глиняный горшок с маринованными бобами. К этому они добавили свои собственные припасы: виски, курительный и жевательный табак.

— Ты помнишь, какая тропа нам нужна? — спросил парень из Джорджии у Стоброда. Когда он поднял руку, указывая на развилку, одеяло свалилось с его локтя и висело складками до земли, как драпировка на статуе.

Стоброд посмотрел в указанном направлении, но он совсем не был уверен ни в том, где они находились, ни в том, куда им следует идти. Он только знал, что надо идти выше и дальше. Это была большая гора. Обходя ее по кругу, который правильнее было бы назвать основанием, молено было пройти больше сотни миль. Это если идти по окружности без всяких препятствий на пути, если бы гора была плоской, как изображение на карте, а не вздымалась до неба и не складывалась во всевозможные лощины, впадины и долины. Кроме того, когда бы Стоброд ни бывал раньше на Холодной горе, он всегда был пьян. Так что в голове у него все эти тропы спутались и могли вести куда угодно.

Трендель наблюдал, как Стоброд смущенно изучает пейзаж. И наконец, сбивчиво извинившись за то, что знает больше, чем его наставник, он сказал, что ему совершенно точно известно, где они находятся, и он уверен, что правая тропа скоро станет еле видна, но пойдет все дальше и дальше по горе, так далеко, что он даже никогда не хотел идти по ней, считая, что, куда бы она ни вела, ее проложили индейцы. Левая тропа — более широкая, но она просто идет вокруг горы и вскоре оборвется возле пруда.

— Что ж, тогда перекусим и пойдем дальше, — сказал Стоброд.

Мужчины собрали хворост и разожгли небольшой костер в старом черном круге камней. Они насыпали немного муки в воду, которую взяли в ручье, чтобы сварить кашу рассчитывая, что, поев ее, смогут немного утихомирить свои бурчащие животы. Затем уселись на лежавшие вокруг костра коряги и раскурили глиняные трубки. Мужчины сидели, попыхивая трубками, придвинувшись к скудному пламени как можно ближе, чтобы, не раздеваясь, просушить у огня одежду и подошвы башмаков. Потом пустили по кругу бутылку с виски, поочередно прикладываясь к ней и делая большие глотки. Они так продрогли из-за промозглой погоды, что, казалось, все застыло внутри, как холодный жир. Они сидели тихо, ожидая, когда тепло и спиртное разогреют их мышцы.

Спустя некоторое время Стоброд занялся выуживанием бобов из горшка при помощи ножа; он тыкал ножом в горшок и нанизывал боб на кончик, затем отправлял его в рот и вытирал уксус с лезвия ножа о штанину. Трендель съел несколько кружков сушеных яблок; сначала он растирал их между ладонями, а потом держал перед глазом, как будто пустая сердцевина служила подзорной трубой, через которую можно по-новому взглянуть на этот мир. Парень из Джорджии сидел сгорбившись, наклонившись вперед и протянув руки к огню. Он накинул одеяло на голову, и все его лицо было в тени, только свет от костра отсвечивал в его черных глазах. Вдруг он положил руку на живот и выпрямился, как будто кто-то воткнул острую палку в его внутренности.

— Если бы я знал, что меня будет так чистить, я бы даже не притронулся к этой оленине, — сказал он.

Затем встал и медленно, стараясь сохранить достоинство, направился к густым кустам рододендрона за расчищенной площадкой. Стоброд проводил его взглядом.

— Мне жаль этого парня, — сказал он. — Ему так хочется попасть домой, а ведь он даже не знает, какой это отвратительный штат, из которого он родом. Если бы у меня был один брат в тюрьме, а другой в Джорджии, я бы сначала постарался освободить того, что в Джорджии.

— Я никогда не был в Джорджии, — сообщил Трендель.