Маргарет стиснула зубы.

— Может быть, — процедила чуть слышно, откинувшись опять на подушку и отвернувшись к стене.

Совершенно сбитая с толку, Аделия постояла какое-то время, раздумывая над словами сестры, а потом вышла из комнаты, оставив ее дуться по непонятной причине в одиночестве.

Брат Освин, встретившись с шерифом Тальбота и передав ему верительные грамоты под печатью епископа Кентерберийского, занялся поиском веревочника, свившего, как он надеялся, ту самую веревку, обрывок которой передала молодому человеку сестра. Он побывал в трех местах, прежде чем ему подсказали навестить мастерскую Этана Робертса… Мол, плетение и волокна соответствуют тем, которые можно увидеть в его готовом товаре.

К этому Этану Робертсу Сэмюэль и входил получасом спустя…

— Да, сэр, веревка точно моя, — подтвердил дюжий веревочник с переплетенными словно из той же пеньки мышцами шеи. — Вот посмотрите, каждая прядь скручена в два ряда… Это я сам такое придумал, — с гордостью признался мужчина. — Такая веревка намного прочнее, ее даже ножом-то с трудом перережешь. А что, почему вас это интересует? Неужели случилось что?

Молодой человек поспешил его успокоить:

— Вам не о чем волноваться, мой друг, я лишь хотел знать, кто и когда покупал у вас такую веревку.

— Кто и когда, — изумился веревочник, взъерошив волосы на затылке. — Да много кто… Разве всех и упомнишь?

— Может, ты ведешь записи…

— Нет, — улыбнулся мужчина, — я ж и писать-то отродясь не умел. Все мои записи в голове! — Он постучал согнутым пальцем по лбу.

— Тогда назови всех, кого помнишь…

И собеседник, задумавшись на секунду, начал называть имена. Сэмюэль, в свою очередь, вытащив из-за пазухи лист писчей бумаги и переносную чернильницу, внес каждое в получившийся список…

— Вот, пожалуй, и всё, — произнес Эван Робертс в конце. — Кажется, никого не забыл. Ну разве что… Генри Мозли, — в задумчивости присовокупил он, — могильщика, правда, он упокоился дней эдак десять назад. Его и схоронили давно…

Последняя девушка умерла три дня назад, и молодой человек по понятным причинам не стал вносить могильщика Мозли в свой список из — вот уж беда! — двадцати девяти человек.

Двадцать девять подозреваемых…

Сэмюэль распрощался с веревочником, удостоверившись прежде своими глазами, что веревки его производства в точности совпадают с его собственным, имеющимся в наличии обрывком.

Двадцать девять возможных убийц не радовали Сэмюэля совершенно. Тем более, что молодой человек понимал: любой из клиентов веревочника мог отдать покупку на сторону. Свату, брату или проезжему скомороху… Но проверить все-таки стоило каждого. Особенно начиная с богатых клиентов… Запах кордовской кожи, о которой упомянул тот странный слуга на дороге, не шел у парня из головы.

Откуда тот вообще мог знать, чем она пахнет?

Нет, брат Освин слышал, конечно, что некоторым от рождения даются особенные таланты: зоркое зрение, острый аналитический ум, различение запахов… В Лондоне, например, обитало немало талантливых парфюмеров. Но неужели и этот слуга из таких? Надо бы Аделию о нем расспросить… Вот хотя бы сегодня за ужином, на который он столь любезно был приглашен.

Решив так, Освин все-таки посетил в этот день нескольких человек из списка, тех, что жили ближе всего… Дорога из Лондона его все-таки утомила, и он дал себе послабление, пусть и не терпел слабости ни в какой ее форме.

Вечером, восседая за столом в Айфорд-мэнор, они с сестрами невольно заговорили на волнующую всех тему: об оборотнях и иных существах из преисподней. Аделия подумала в тот момент, что хуже демонов, чем уже живут среди них в образе обычных людей (образ Мэдуина так и стоял перед глазами), и придумать нельзя. Даже оборотень, казалось, пугал ее меньше, а Аделия в тот момент еще и понятия не имела, кто именно за его личиной скрывается…

Итак, Маргарет первой сказала:

— Итак, этот оборотень предпочитает брюнеток. Вы не находите странным для зверя, иметь предпочтения в цвете волос? — И она заправила за ухо светлую прядку.

Маргарет всегда ими гордилась, этими светлыми волосами, которых в семье не было ни у кого, кроме давно умершей прабабки по отцовской линии. Портрет этой леди висел в Дайне между дядюшкой Генри и тремя его женами в жемчугах… Остальные представители семейства Лэмбов были темноволосы и даже смуглы.

— Возможно, это лишь совпадение, — произнес брат. — А людская молва раздула из него нечто значительное.

— Полагаешь, десять темноволосых девиц случайно попались оборотню под руку… или «лапу» будут вернее? — Взмахнула Маргарет головой. И обратилась к сестре: — Что скажешь, Аделия, этот демон действует неспроста?

— Мне сложно судить о предпочтениях оборотней, сестра. Я даже не знаю, мыслят ли они как обычные люди или ими движет один животный инстинкт…

Ее брат скептически хмыкнул:

— Вряд ли это дьявольское отродье вообще можно считать человеком. — Его брови вскинулись к линии волос. — Конечно, он в первую очередь зверь и только потом… что-то еще, движимое инстинктом…

— Разве и люди не движимы простыми инстинктами? — возразила Аделия. — Сон, хорошая пища… желание размножаться — разве все это не более, чем инстинкт?

Брат посмотрел на нее с любопытством, но без привычной уже снисходительности.

— Ты права, — улыбнулся он просто, — люди — те же животные, разве что более организованные и подчас мыслящие.

Маргарет сморщила нос.

— Я — не животное, Сэм, — возразила она. — У меня есть свободная воля! А у оборотня нет ничего, кроме желания убивать… или… сам знаешь, порочить несчастных девиц.

Брат спорить не стал, и какое-то время они ели в молчании, а потом спросила Аделия:

— Брат, как ты намерен выявить зверя? Как вообще отличить его от обычного человека? –

Существо с человеческим телом и головой животного то и дело вставало у нее перед глазами.

— Говорят, — начал отвечать Сэмюэль, — что оборотень способен поменять свою кожу, просто сняв ее и вывернув наизнанку. Другими словами, чтобы поменять облик, он просто-напросто выворачивает наизнанку свою звериную шкуру.

— Разве такое возможно?

— Не простым людям, Аделия, но прислужнику дьявола всё под силу.

— И как ты узнаешь, что он… вывернул свою шкуру?

Брат, казалось, смутился и желал бы избежать этого разговора с сестрами, но все-таки произнес:

— Во Франции в таких случаях отрубают руки и ноги и смотрят, не спрятан ли мех внутри тела подозреваемого.

Маргарет ахнула, выпучив перепуганные глаза, Аделия тоже видимо побледнела. Даже в свете свечей ее кожа сравнялась цветом с восковыми свечами…

— Но ты ведь не станешь рубить ему руки… и ноги? — спросила она. — Это кажется бесчеловечным.

Молодой человек только хмыкнул.

— Но он ведь и не человек вовсе. А как еще, в таком случае, изобличить этого монстра? — спросил на полном серьезе. — Как только я выявлю зверя, воспользовавшись серебряным ошейником, поволоку его в суд. А там только с помощью… этих средств и можно выявить оборотня, сестра.

И Маргарет поинтересовалась:

— Что за ошейник такой?

— Серебряный, с внутренними шипами. Говорят, если одеть такой на оборотня, он не сумеет как следует обратиться и станет покорен тому, в чьих руках находится поводок.

Этот разговор произошел как раз перед тем, как Аделия, собираясь ложиться, заметила уходящего Шермана и, последовав за ним за ворота, стала свидетельницей его удивительного превращения.

Весь следующий день после их общения в ее комнате, слова брата то и дело всплывали в ее голове. Тот, о ком за ужином они говорили абстрактно, стал неожиданно очень близок и дорог, и от мысли, что собственный брат может совершить с Коллумом эти жестокие вещи, у Аделии темнело в глазах. И каждый раз она спешила к конюшне, чтобы лишний раз убедиться: Коллум пока вне опасности, брат не знает о нем.

И снова вспоминала их разговор в мельчайших подробностях…