— Благослови дом, принявший тебя, хозяйка, — стоя позади нее, попросил Биринши.
«Если бы я могла!» — хотелось воскликнуть Инире, но она понимала, что это не лучшая идея. Он, очевидно, приписывает ей большие возможности, чем у нее есть — и этим грешат почему-то все, с кем она встречается, кроме, пожалуй, Приаша. Вместо этого она покорно сложила руки на груди и опустила голову вниз, мысленно прося неизвестно кого: «дай покой этим землям и долгую жизнь этому человеку…».
То ли от порыва ветра, заглянувшего в не до конца задернутый полог, то ли от ее слов, но угли в очаге, вспыхнули ярким рубиновым светом. По спине поползли мурашки.
— Благодарю, хозяйка, — Инира ничего больше не чувствовала, но Биринши прошел мимо, посчитав благословение свершившимся фактом и она прошла следом за ним. В центре шатра находился очаг с тлеющими углями, вокруг него были разбросаны на толстых коврах туго набитые валики. Едва последний из них зашел в шатер, зашнуровав полог, чтобы он не полоскался на ветру, как тяжелые капли дождя с силой застучали по крыше. Налетевшая буря попыталась снести их каюл, но потерпела поражение и теперь недовольно завывала снаружи.
— Как только окончится Солтус-жел, я отведу вас к Парящему-над-горами, — видя ее замешательство, Биринши приглашающе повел рукой к очагу. — А пока обогрей мой дом своим светом. Это честь — принимать хозяйку земли в своем доме.
Будто у нее был выбор. Слишком уставшая, чтобы спорить и тем более — выходить на улицу в такую бурю, Инира сбросила с себя волчью шкуру и села к очагу, подставив руки к углям. Из-за полога тут же выскочила молодая девушка — скорее, девочка, судя по свежему, нежному еще личику. Она быстро раздула угли, поставив на них конусообразную сковороду на подпорках со странным, желейно-белым содержимым. То вскоре начало побулькивать и стало более жидким, а по помещению, смешиваясь с запахами пота и мокрых шкур, поплыл кисловатый запах.
— Ыстик-эски, — то ли обозвав это блюдо, то ли сказав что-то на своем языке, Биринши зачерпнул похожего на кисель варева и подал ей, склонив голову.
Инира осторожно приняла горячую чашку, и поднесла к губам, помолясь всем душам, чтобы ее не стошнило. Но блюдо по вкусу оказалось похожим на квас — разве что с характерным молочным привкусом и перчинкой, от которой ей мгновенно стало жарко.
— Апи проводит тебя снять усталость, а затем приходи за стол. Сегодня я сам буду служить хозяйке земли, — когда давешняя девушка вновь появилась из-за полога, сказал Биринши.
— Спасибо, — неловко пробормотала Инира, вставая. Ноги затекли без привычных ей стульев и она не удержалась от болезненного вздоха, вызвав сдержанную улыбку на лицах воинов.
Апи, улыбаясь краешками губ, откинула для нее ковер, придержав его, пока Инира проходила в женскую часть шатра — она узнала об этом, только когда вошла, обнаружив на этой половине пятерых женщин. Одна из них, совсем старуха, была одета в длинное, свободное платье, украшенное поверху вездесущим волчьим мехом, слегка разбавлявшим черный цвет. Двоое других носили уже знакомые Инире халаты. Под ними виднелись мужские штаны. Апи и вторая девушка, были среди них самыми младшими, остальные показались Инире уже пожившими, как ее мать или старше — по жестким, обветренным лицам сложно было понять, только взгляд изменялся. Апи еще смотрела светло и доверчиво, напоминая ручную лань, в то время как женщины взглядами ничем не отличались от мужчин — твердые, прямые. Впрочем, седины в волосах еще не было видно, так что, может быть, она ошибалась…
В полутьме так же чадил очаг, на котором стоял огромный черный чан, обставленный по кругу различной утварью, стояли вдоль шатра сундуки, а за отгороженным занавеской участком слышались голоса Алиры и Дастана. Вскоре они и сами появились перед ней — Алира в серой, грубой рубахе, доходящей ей до колен, и меховых мягких сапожках, перетянутых кожаными ремешками. Распушенные белые волосы потемнели от влаги, но казались чистыми, поэтому Инира без возражений устремилась за Апи, потрепав по мокрым встопорщенным волосам Дастана. Впервые она видела на его чистой мордашке хоть что-то, кроме угрюмого смирения.
За ширмой оказалась деревянная бадья. Вычерпав в два ведра грязную воду, Апи на пару минут исчезла из поля зрения Иниры, но, судя по тому, что по ногам стегнуло холодом, она выходила из шатра. Вернулась мокрая с головы до ног. Пустые ведра брякали друг о друга. Жестами показав Инире раздеться и встать в бадью (та не возражала, мечтая наконец, смыть с себя всю грязь), Апи снова выскользнула из-за ширмы, притащив стоявший на углях казан. В нем оказалась горячая вода, в закрытом ведре — холодная. Быстро смешав их в ковше, Апи подошла к Инире и та уселась в бадью, позволяя вылить на себя первую порцию. Горячая вода расслабила уставшие мышцы, смыла вместе с грязью часть усталости и входя через полчаса на мужскую половину, Инира чувствовала себя гораздо лучше. По крайней мере, ей уже не хотелось все бросить и вернуться к матери. Вокруг очага на низкой деревянной подставке уже расположились блюда с едой: горка темного, волокнистого мяса, кувшин с давешним молочным киселем, обжаренные лепешки — все исходило паром и Инира непроизвольно сглотнула слюну. Казались бесконечно далекими обильные ужины у Хамамбоджи с десятком перемен блюд. Теперь ей просто хотелось чего-то горячего, чтобы выгнать поселившийся внутри холод. Поэтому на предложение Биринши она откликнулась тут же, без стеснения последовав его примеру и запустив руки в истекающее соком мясо. Алиру и Дастана усадили на женской половине и она слышала их тихую возню.
Было непривычно сидеть за одним столом с мужчинами. Они ели быстро, но не жадно, явно привычные к такой пище. Крепкие, белые зубы без труда перемалывали мясо и твердые как камень лепешки, которые Инире приходилось жевать довольно долго. Все было без специй, только чувствовался привкус каких-то горьковато-полынных трав.
Ыстик-эски все же оказался крепче, чем показалось вначале — встав из-за стола, чтобы проверить как там Алира и Дастан, Инира почувствовала, как кружится голова и на пару секунд задержала дыхание, дожидаясь, пока комната перестанет кружиться.
— Апи устроила постель на женской половине, отдыхай и не волнуйся о своих врагах. Сегодня я защищаю тебя, — словно через слой гусиного пуха донеслись до нее слова Биринши. Не имея желания спорить, Инира последовала его совету. Когда она легла на расстеленные прямо у очага толстые ковры, Алира и Дастан уже спали, измученные долгой дорогой и согретые сытной едой.
Солтус-жел бушевал всю ночь — несмотря на сильную усталость, Инира спала тревожно, вздрагивая от каждого раската грома и только под утро, когда буря стихла, заснула крепко.
Когда она проснулась утром, дождь уже стих и выйдя на улицу из душного каюла, Инира обнаружила, что в воздухе осталась только мельчайшая водяная взвесь. Тучи по-прежнему были темными, низкими, но ветер стих и по долине расползся туман, скрадывая все звуки. С наслаждением вдохнув влажный, холодный воздух, Инира с удовольствием размяла ноги, сделав несколько расширяющихся кругов вокруг их шатра. Алира и Дастан еще спали, опасность им не грозила и она впервые за долгое время чувствовала себя спокойно. Земля оказалась почти сухой — хотя после такой бури должно бы месить грязь, но ее кожаные, мягкие сапожки пружинили от свежей травы.
— Хозяйка земли принесла с собой хорошие дни, — раздался за ее спиной голос Биринши. Он подошел ближе, передав двум своим спутникам небольшую тушку горной лисы — рыжеватая на холке шерсть сменялась пепельной ближе к хвосту и лапам. — Много животных. Много воды. Я сделаю для тебя лучшую кейки, достойную солнца!
— Что такое кейки? — благодушно поинтересовалась Инира, проследовав за Биринши к центру поселения, где двое мужчин с распущенными длинными волосами и в одних тонких рубахах разделывали лисью тушу, аккуратно снимая шкуру. Тут же крутились несколько мелких, но пушистых собак, выпрашивая подачку, женщины перебирали требуху и разделывали мясо, нанизывая небольшие куски на грубые зеленоватые веревки. При виде нее они поначалу замерли в замешательстве, очевидно удивленные непривычной внешностью незнакомки, но как только Биринши сказал что-то на своем языке, тут же побросали все, распластавшись на земле.
