— Хорошая девочка… — дрожащим голосом прошептала Инира, торопливо разматывая упряжь и молясь, чтобы никто не зашел. — Ты же поможешь мне, правда?..

Хорошая девочка терпеливо дождалась, пока воришка протолкнет одну ступню в стремя и только тогда приступила к действию: оглушительно заржав, лошадь встала на дыбы, молотя копытами по воздуху. Инира с воплем уцепилась за поводья, нечеловеческим усилием все-таки вздернула себя в седло и увидела, как из постоялого двора выходит человек.

В тот же момент из соседнего стойла молчаливым призраком стремительно выскочил всадник — пегая, почти белая в ночи лошадь под ним поражала своими размерами, а окраска сливалась с длинной, развевающейся на ветру мантией. Седые волосы ореолом обрамляли морщинистое, худое лицо с запавшими провалами глаз. Обнимая лошадь за шею в попытке удержаться, Инира в ужасе смотрела, как всадник разворачивает лошадь в ее сторону — он казался ей призраком, кошмаром по ее душу и протянутую руку она заметила не сразу.

— Живо, хватайся! — приказ в его голосе заставил ее очнуться. Испуганно оглянувшись на бегущих к ним людей, она ухватилась за руку незнакомца — его ладонь жестко перехватила ее запястье, буквально выдергивая из седла (из которого она и так уже норовила выпасть). Инира неловко, боком рухнула на колени всаднику, начала съезжать, но он уже мчался вперед — к открытым воротам, не обращая внимания на суматоху вокруг и единственное, что она смогла сделать — это подтянуться повыше и из последних сил держаться за седло…

Они мчались по обледеневшей дороге так, будто копыта у лошади были шипованные. Не имея возможности принять достойную позу, Инира вцепилась в седло и зажмурилась, только чтобы не видеть мелькающую перед глазами землю. Она отчаянно надеялась, что никто за ними не поскачет — народ в таких заведениях заботится только о своей шкуре, а Кирху погоня не по силам, особенно если он уже успел накачаться под завязку. Пусть теперь оправдывается перед королем. Она ему нисколько не сочувствовала. Если только их нынешняя лошадь тоже не украдена.

Но очевидно, всадник погони не опасался. Они миновали всего два верстовых столба, а затем перешли на шаг и остановились у поворота на темнеющую вдалеке деревеньку.

— Слезайте, — поторопил всадник. Инира, чувствуя, как к горлу подбирается тошнота, мешком свалилась на землю, глубоко дыша. В сумерках мало что было видно, но она слышала шум воды, а дальше по дороге темнела дуга моста. — Быстрее, — поторопил незнакомец, расседлывая лошадь. Та тянулась к его капюшону мягкими черными губами, всхрапывала обиженно.

Закинув на плечи две снятые с лошади сумки, тихо свистнул. Бедное животное, обиженно тряхнуло головой, но все же подчинилась — Инира смотрела, как лошадь выбирается обратно на дорогу и легкой трусцой продолжает путь по тракту.

— Она обученная, вернется, — несколько смущенно в ответ на ее взгляд пояснил незнакомец и повернулся к девушке спиной. Она, проваливаясь в снегу, поплелась следом. Они перешли речку по броду у деревни, стараясь остаться незамеченными, и снова остановились.

Инира получила в руки две странные плоские палки. Короткие, локтя два, чуть загнутые на концах и с широкими петлями посередине.

— Что это?

— Надевайте… — начал было ее спутник, но осекся, заметив непонимание. — Это лыжи. Вы никогда… Души… — выругался он. Инира виновато пожала плечами. — Повторяйте за мной, не бойтесь…

Он показал, как надеть и закрепить лыжи на ногах и приказал:

— Следуйте за мной, повторяйте движения, в этом ничего сложного.

Сложного и правда не было — когда она приноровилась и выломала из ближайшего орешника палку покрепче стало даже нравиться, но первые полчаса ноги разъезжались в разные стороны, не желая подчиняться. Инира постоянно отставала, останавливалась и падала. Крепкий наст взявшегося ледяной коркой снега держал лыжи без труда — за спиной у ее спутника оставались лишь две едва заметные полосы. За спиной у Иниры — взбуравленная траншея. Она взмокла, хотя чем темнее становилось, тем ниже падала температура. Они уходили от гор в сторону, обходя справа заснеженный буреломный лес, соваться в который было бы сумасшествием. Тракт, тянущийся вдоль опушки, вскоре скрылся за холмами и редкими сосновыми окоулками и как только Инира перестала видеть сигнальные башни, то буквально рухнула в первой попавшейся закрытой от ветров низине. Небольшая рощица служила дополнительной защитой от чужих глаз.

— Я больше не могу, — тяжело дыша, она стащила лыжи с ног, чувствуя, что ненавидит их всей душой, и легла прямо на снег, бездумно уставившись в переплетение ветвей. Послышался скрип снега, рядом упали сумки.

— Значит, привал, — не слишком довольно, но, очевидно, давно ожидая чего-то подобного, сказал спутник. Не трогая ее, он расчистил небольшой пятачок земли, сложил костер и запалил его. Потянуло дымом и выходящей сыростью. Спина начала замерзать. Инира неуклюже села, продолжая наблюдать за… За кем? Она не была уверена, что имеет дело с человеком — ни один человек не смог бы распознать ее дар так просто. Так… Быстро.

— Кто вы?

Он остановился всего на секунду, а затем продолжил доставать из сумки вещи и припасы. На Иниру опустилось развернутое одеяло — тонкое и колючее, но, как ни странно, теплое. Она завернулась в него, пряча замерзшие пальцы.

— Почему вы мне помогаете? — этот вопрос стоило бы задать уже давно, но подходящего момента все не было — она либо висела кулем на лошади, либо злобно пыхтела ему в спину. — Куда мы идем? Почему вы не показываете лицо?

Вопросы посыпались из нее, словно горох из прохудившегося мешка. Незнакомца это, видимо, насмешило — спина его вздрогнула и он повернулся к ней, сел напротив. Теперь их разделяло занимающееся пламя костра.

— Я — ваш слуга, госпожа.

Она испытала жгучее желание схватить зеркало и посмотреть — та ли Инира отражается в нем? Может быть, там уже кто-то другой? Она бы не удивилась, она устала уже удивляться.

— Но что я сделала? — вышло растерянно и жалко. Слуга. Когда-то у нее уже были слуги, но они получали за это деньги из королевской казны. А что нужно этому? — Кто вы? Вы знаете, почему дьер Ле-Вант пытался убить меня? Почему вы сказали, что я — хозяйка судьбы? За что?

Она понимала, что тараторит, проглатывает звуки и целые слова, но ответы хотелось получить теперь же, немедленно — терпеть неизвестность она больше не в силах.

Незнакомец, казалось, размышлял о чем-то, не обращая на нее никакого внимания, но она ошибалась. Медленно протянув руку к капюшону, он стянул его с головы, открывая обезображенное, ссохшееся, словно у старика лицо. На выбритой макушке, обрамленной седыми волосами чернела татуировка, заходя на виски, словно пряди волос. Белесые, выцветшие глаза смотрели на нее внимательно и чуть виновато. Заметив ужас на нее лице, он набросил капюшон обратно.

— Я нюхач, госпожа.

Несмотря на лицо, голос у него был не старый — скорее всего, ему не было и сорока. Инира сжала трясущиеся руки в кулаки, пытаясь побороть расползающуюся по освещенной костром полянке жуть. До сих пор она слышала о них только в сказках — страшных байках, которые рассказывали кухаркины дети, сидя под столом на кухне со свечкой в руках. Она в тот момент пряталась за углом, стараясь не дышать, чтобы не выдать свое присутствие.

— Я не причиню вам вреда, — по-своему растолковав ее молчание, добавил он. Инира горько усмехнулась.

— Вы уже его причинили. Зачем вы солгали лорду Ле-Ванту? У меня нет королевских даров, я всего лишь бастард.

— Нюхач не умеет лгать, — прозвучало еще более виновато. — Если вы знаете о нас, то должны это помнить.

Она бросила на него короткий, испуганный взгляд. Огонь разгорелся и теперь между ними плясали высокие языки пламени, словно подчиняясь желанию Иниры и закрывая ее от странного человека напротив. Она поднесла ладони к самому костру, но чувствовала только озноб. Она знала о нюхачах — невольных слугах королевской крови, лишенных магии и вынужденных кормиться ей, чтобы жить. Высшая мера наказания для мага — быть отданным такому вот субъекту, что сидит сейчас рядом с ней. Правда, она думала, что ни одного нюхача в живых уже не осталось… Их, пожалуй, ненавидели еще больше, чем бастардов.