Мое предложение заставило Сапфира измениться в лице. От него пошла волна неподдельной радости, которая омыла меня, коснулась сердца и заставила потеплеть в груди.

— И как я раньше не заметил в тебе светлую кровь. — Тихо произнес Сапфир, наблюдая, как я меняюсь в лице, лучась от его радости. — Как только закончатся сборы и празднование, я могу отправиться вместе с остальными домой, чтобы убедить Рубин поехать со мной?

Я согласно кивнула. Асмодеус, не возражал. Он вообще выглядел загипнотизированным, уставившись на меня, словно увидел что-то, чего раньше не замечал. Наконец, меня отпустили поспать. Мужчины договорились, что для веселящейся толпы, Хранительница решила уединиться с фаворитами на всю ночь. Сапфир ускакал к кентаврам, чтобы не дискредитировать себя в глазах невесты. Асми принялся строчить письма от моего имени во все уголки Темных Земель, сообщающие о нашем визите. А Гато вызвался проводить меня до дверей спальни, потому что я буквально валилась с ног, усталость была столь болезненной, что я могла чувствовать ее физически. Со стороны Асмодеуса раздался странный рык, но он продолжил невозмутимо перебирать бумажки. Когда мы поднялись наверх, Гато порывисто меня обнял. Я была слишком уставшей, чтобы отбрыкиваться от рыжеволосого красавца. Он зашептал быстро быстро:

— Мне очень стыдно, Мелания, это все, наверное, моя светлая кровь. Но я счастлив, что не придется тебя с ним делить. — Тихо говорил мне солнечный кот, имея ввиду Сапфира. — Пусть еще немного времени я побуду твоим единственным.

Он поцеловал меня в макушку. А затем отпустил и сбежал вниз по лестнице.

Не забываем ставить оценки и комментарии! Мне это очень помогает писать

Лесная чаща.

Она питалась эмоциями. Очевидно, немыслимо, потрясающе. Наследие Асмодеуса от матери через ритуал передалось ей. Дикие псы умели питаться чужим страхом, обращая его в свою силу. Так они могли загнать почти любую свою жертву. Асмодеусу эта способность досталась в ином роде, он поглощал похоть. Умел также и нервозность и страх, но это не были его любимые эмоции. А вот Мелания питалась радостью. От знания того, что в ней есть что-то от него, Асмодеуса пробирало чувство удовольствия. Он еще долго возвращался в памяти к этому моменту, заполняя различные документы. Мужчина делал бумажную работу за Марьяну, теперь привычно выполнял ее за Меланию, за чем его застала Алина.

Женщина покачала головой.

— Ты должен научить ее. Кто знает, сколько времени вместе вам отведено. — то, что она говорила было правдой. Дикие псы после того, как им исполняется 60 переходят в свою звериную ипостась и больше не могут вернуться в человеческую. Асмодеусу было 59, но он надеялся, что светлая кровь в нем позволит противостоять проклятью диких псов. Говорили, что один из его сородичей тысячу лет назад разгневал тогдашнюю Хранительницу, и она прокляла весь его род, сказав «Раз ведешь себя как Зверь, зверем тебе и быть». С тех пор животная ипостась диких псов неизменно сильнее человеческой. Его мать с трудом находилась в человеческой форме уже в 40. Сестры и вовсе не любили переходить в человеческую форму.

— Ты права. — с болью признал мужчина, — Я возьмусь за ее обучение, как только она выйдет из Чащи.

Алина кивнула, сказала тихо:

— Помню это щемящее чувство восторга, когда Земля приняла меня. С таким не сравняться объятья ни одного мужчины.

В этом была вся Морра, она любила мужчин, ненавидела их, не мыслила без них своей жизни. Когда Асмодеус только познакомился с ней, она еще находилась в Силе, ей не понравилась новая компания ее дочери, но она разрешила ему остаться, не правильно поняв природу их отношений. Решив, что Асмодеус — один из многих, когда как на самом деле, он стал для Марьяны единственным настоящим другом.

Та часть Марьяны, что была человеческой, пожалела найденного, диковатого мужчину, который не умел читать и писать, а разумом не сильно превосходил ребенка. Дикие псы полагаются на свои животные чувства, им претило присутствие детеныша, который не мог долго оставаться зверем, а постоянно превращался в человека. Когда Асмодеусу исполнилось 18, стая перестала надеяться на то, что полукровка примет правильную форму и изгнала его. Для них он странно пах, дышал, думал. Он был похож на домашнего пса, тянулся к людям, ведьмам, даже попытался перейти на территорию светлых. Оттуда его прогнали с криком и свистом, побивая камнями и выжигая огнем, если бы не впечатляющая регенерация, Асмодеус бы навсегда остался покрыт шрамами. После этого, они встретились. Марьяна научила его читать и писать, носить человеческую одежду. А он отдал ей то немногое, что имел. Свою жизнь, верность. Он говорил, что хотел бы и полюбить ее, но дикие псы этого не умеют, на что Марьяна неизменно смеялась и отвечала, что полюбить ему еще предстоит. В те редкие мгновения, когда смеялась Мелания, она очень походила на мать. В груди неприятно заныло и мужчина, вздохнув, отложил бумаги. Ему требовалось как следует размяться, возможно, поймать оленя или двух для их многочисленной компании.

— Я пойду поохочусь. — сообщил он Алине, неутомимо приглядывающей за порядком в Таверне.

— Здравая мысль, пес. Но не попадайся никому на глаза. Пусть думают, ты с Меланией. Она ведет себя слишком странно для Темной Хранительницы. Эта ее ночная усталость и искаженная клятва. Если еще узнается, что спит она в своей кровати каждую ночь одна — начнутся пересуды.

Асмодеус выскочил из Таверны и незамедлительно обратился в волка. Чувствительный нос обнаружил мимолетный аромат молодого оленя, пасущегося в стороне от шумной толпы. Мощные лапы сорвались на бег, предстоящая охота лучше любого вина отгоняла мысли о светловолосой Хранительнице. Если бы Асмодеус не был столь небрежен, он бы отметил, что за ним наблюдают цепкие лазурно-голубые глаза. Дариан никогда не отличался недостатком внимания, а странности в поведении новой Хранительницы бросились ему в глаза при их встрече. «Что ж: решил мужчина — Пока сторожевой пес на охоте, нужно выяснить, чем эта девушка так отличается от своих предшественниц».

Казалось, я проспала лишь несколько минут, настолько я была разбита. Подняла тяжелую голову с подушки, огляделась. Теперь понятно, отчего я проснулась, каким то образом окно в спальню распахнулось настежь, и теперь крики и тосты «За Хранительницу Меланию!» — отчетливо раздавались в комнате. Встала с кровати, чтобы затворить окно. Краем глаза оглядела неприлично бодрых, беснующихся темных.

— Почему ты спишь одна? — раздался знакомый насмешливый голос. Чертов Дариан.

— Выметайся, или я позову Асмодеуса. — сказала слишком громко. От звука собственного голоса заболела голова.

— Тише, тише, тише, не бойся, — напел он мелодично. И меня окутало странное спокойствие. Действительно, подумаешь. У меня в кровати был уже и Асмодеус и Гато. Одним мужчиной больше, одним меньше.

— Так почему, в день обретения Силы, Хранительница не потакает своему желанию и спит одна?

— Потому что не твое собачье дело, — обозленно ответила темная часть. Она и так мучилась от неудовлетворенных желаний, а здесь еще этот водник со своей накачанной фигурой и штанами на завязках, сидящие так низко. Потянуть одну веревочку и… одернула ее, отвернулась к окну. Но что-то Дариан успел прочесть по моему лицу.

— По какой-то причине ты не даешь прикоснуться к себе сегодня… Нет, всегда. Мелания… ты — девственница?

От этого вопроса у меня привычно свело скулы. А Дариан тихонько присвистнул.

— Вот откуда этот энергетический надлом.

Повернулась к нему лицом. Мужчина пояснил:

— Мы, сирены, умеем чувствовать энергетические поля. Твое поле — особенное, Хранительница. В начале я решил, что причина надлома — это долгое нахождение в железной тюрьме, но теперь очевидно…

— Очевидно что?

Дариан объяснял, подходя ко мне ближе плавной походкой. Сводя мою темную часть с ума. Ей нравилась сила, властность, опасность. А сирена был силен.