Гато тоже нарядился в красную рубаху, а волосы затянул сзади лентой. Он скучал по Мелании, глядел влюбленными глазами в сторону темного леса. Несмотря на всю свою показную браваду в адрес Хранительницы солнечный кот никогда не был с женщиной. Полуночные кошки обычно гнали от себя прочь полукровок, потому что те были бы не способны превратиться и защитить вместе детенышей. И хотя после того, как Гато продемонстрировал свою звериную форму, ему начали сыпаться предложения о том, чтобы провести вместе жаркую ночку, молодой мужчина неизменно отказывался. Сама мысль о том, что он будет целовать кого-то кроме Мелании вызывала в нем приступы тошноты. Хотя, как справедливо отметила Катара, ему стоило бы приобрести какой-нибудь опыт, чтобы не опозорить клан, когда Хранительница пустит его в свою постель.
Дариан тоже рвался встретить Меланию, но мужчины вместе пусть с трудом, но смогли его осадить. Асмодеус и Гато примирились с наличием друг друга, Гато не был альфой по своей натуре и послушно выполнял все поручения дикого пса. Он мог быть абсолютно незаметным, несмотря на свой ярчайший окрас, притаиться где-нибудь и наблюдать, а когда был нужен, тут же появлялся по одному короткому зову Асмодеуса. Дикий пес учил его общаться с кланом полуночных кошек, учитывая его новый статус. Учил, что именно ему полуночные коты обязаны обретенной силой.
Асмодеус, пусть ему было больно это признать, понимал, что если Мелания разделит свою постель с Гато, у него с ней мог быть шанс. Гато она не отдаст свое сердце, не отдаст его все. А дикий пес сможет приблизиться к ней, сможет быть с ней, пусть она и никогда не будет ему принадлежать. Такой вариант будущего вызывал в мужчине вспышки ярости и периодическое желание разорвать полуночного кота, но Асмодеус понимал — это единственная его возможность быть с Меланией. Быть и не стать причиной ее гибели. Оставались еще кентавр и сирена.
Сапфир не претендовал ни на сердце, ни на постель Мелании. Он забрасывал родной Табун письмами, объясняя любимой, что произошло, призывая ее приехать к нему, несмотря на его новый статус. А вот Дариан оставался для Гато, да и Асмодеуса странной фигурой, вызывающей только недоверие. Асмодеус попытался навести больше справок о новом претенденте на сердце Мелании, ответом было — Дариан действительно метил если не короли, то в главные советники. Сестра по какой-то причине не желала, чтобы ее брат находился близко к власти. Она не могла ни изгнать его, ни наказать, потому что он не совершил никакого преступления, но оказала ему «честь» представлять клан новой Хранительнице. Что такого натворил Дариан, оставалось загадкой, как бы Асмодеус не выспрашивал у своих друзей рыбаков с Серебряных озер. Единственное, что было ясно — сирена по своему характеру был той еще занозой в заднице.
Он обрел в лице Алины верного союзника и получил разрешение на рытье прудов сразу перед Таверной. Пруды должны были наполняться из речки, по которой он и приплыл сюда. Дариан собирался попросить Меланию создать пристройку для него рядом с Таверной, так чтобы она частично уходила в воду, чтобы ему было комфортно жить. Но на этом план предприимчивого сирены не ограничивался. Он собрался выращивать жемчуг по какой-то своей тайной технологии. По его замыслу, через пол года можно будет собрать первый урожай разноцветных жемчужин. Сирена с вызовом сообщил мужчинам, что в бедности жить не собирается, а жить за счет Хранительницы или своей сестрицы тем более. Поэтому готовил пламенную речь, чтобы объяснить Мелании, почему ему как воздух нужна система прудов. Асмодеус уже знал, что Мелания план одобрит. В ней было много от людей. Она верила в дороги и деньги. А жемчуг стоил больших денег.
Невеселые мысли помогали мужчине отвлечься от томительного ожидания. Раздраженно он отметил, что даже в кувшине, заговоренном специально, кофе начинает стынуть. Мелания опаздывала уже на несколько часов. Обычно Хранительница выходила из леса на рассвете. Либо она не желала покинуть чащу, либо что-то случилось.
Асмодеус прислушивался к себе, надеясь, что их связь даст ему знать, если ей понадобиться помощь. Но кроме беспокойства, в нем не рождалось никаких чувств. Гато просто растянулся на солнышке в той кошачьей неподвижности, которая была ему присуща. Он выглядел абсолютно расслабленным, но эта расслабленность была мнимой. Наконец, вдали послышался шорох.
Мелания появилась из Чащи, неся в руках пустую корзину со съестным, она слегка подпрыгивала, словно не в силах сдержать хорошее настроение. В волосах ее вились дикие цветы, а кожа сияла. Ее запах изменился, стал тоньше, приятней: она пахла весной, землей, жизнью. Как мог Асмодеус перепутать ее аромат с запахом женщин светлых? Мелания пахла чистой магией, сдерживаемой страстью, светом и тьмой одновременно. Волосы ее изменились, стали светлее — почти платинового оттенка, а вот глаза — два глубоких озера, в которых плескалась тьма. Мужчины задержали дыхание. Она никогда не была так красива как в этот момент.
Если бы меня кто-то спросил, что я делала все это время в чаще, я бы сказала — слушала сказки. Чаща рассказывала мне о кентаврах и оборотнях, говорила, что полуночных котов раньше было куда больше и отличались они разным окрасом, традициями и верой. Рассказывал мне дух этих земель про диких псов, про гномов и при русалок, что жили на краю мира и спокойно строили подводное царство. Много говорил о колдунах. Всего их было две касты: некроманты и стихийные маги. Одни черпали свои силы у ветра, земли, огня и воздуха, а вот другие из смерти. Той энергии, что высвобождается, когда жизнь покидает тело. Про светлых Чаща поведала, что они тоже маги стихийники, иногда менталисты или люди. Существ разного рода в своих землях они или приручили или истребили. Миру не нравилось это. Мир чувствовал свою вину за произошедшее. Острые уши — не природное качество светлых, они как оказалось срезали их так, чтобы походить на своих дальних предков-эльфов. На вопрос где же тогда эльфы, чаща только вздохнула и сказала «не здесь».
На следующий после пробуждения день я первым делом спросила, почему это место так ласково ко мне. Чаща ответила, что я похожа на ту самую, первую Хранительницу. Что я еще чуть больше человек, чем моя мама, а она любила в ней человечность. «Темные Хранительницы слишком долго воспринимали силу и желание как должное. Они забыли, что и то и другое было дано для защиты». Я вспомнила об Астрид и Миле о празднестве и вакханалии, которую устроила кузина и поняла, о чем мне сообщал голос-колокольчик.
Все то время, что я находилась в Чаще, я купалась в теплой воде, слушала бесконечные истории, рассказанные мне ветром и шелестом листвы, а затем засыпала на постели из трав и цветов. Я все спрашивала, что же хочет от меня этот мир, что я могу ему дать. А мир молчал.
Теперь планы по строительству нормальных дорог и расширении деревень казались мне не столь хорошими. Что если миру будет больно? Что если он чувствует каждое срубленное дерево? Чащу смешили такие мои размышления. В конце концов мир сказал «Следуй своему плану. Темные куда отчетливее слышат меня, чем светлые. Они не станут брать больше, чем нужно».
Когда настало время уходить, мне не хотелось. Здесь было так хорошо. Я чувствовала себя в безопасности, а, главное, здесь не было мужчин, вид которых сводил меня с ума. Не было чувств, которые я боялась ранить и я точно знала, что не могу ранить себя. Дух мира подталкивал меня вернуться. Он настойчиво объяснял «Не забывай о сердце — сердце, это самое важное в каждой моей Хранительнице, даже если твое расколото на две половины». Неохотно я собралась и вышла из Чащи, памятуя о том, что Асмодеус точно ждет меня и наверняка уже рвет и мечет. Обратно лес отпустил меня без испытаний, спускаться по дорожке вниз было необыкновенно легко, во мне кипело столько энергии, что хотелось петь. Две знакомые фигуры показались вдали, я едва сдержалась, чтобы не перейти на бег.
Волосы у Асмодеуса были собраны в аккуратную косу, что открывало его красивое лицо, он был одет в белую рубашку, отлично сидящую на нем и подчеркивающую его смуглую кожу. Несколько шагов поодаль от него стоял Гато и мял в руках букет с разноцветными цветами. Я приветливо улыбнулась мужчинам, Асмодеус сделал шаг вперед, белые зубы сверкнули в ответной улыбке. Он вытянул руку, в которой я только сейчас заметила небольшой кувшин, напоминающий по форме термос из Старбакса.
