Я думаю о сестре, и во мне вскипает ярость.

— Так значит, я нахожусь под вашим надзором? А как насчет Элис? Кто следит за тем, как она нарушает законы Григори?

— Мы пытались следить за Элис. — В голосе его звучит поражение. — Но безрезультатно. Даже призрачное воинство признает власть Совета Григори — хотя бы внешне, но Элис — она не чтит законов Иномирий, не признает нашу власть. Хуже того, она достаточно могущественна и умеет странствовать по Равнинам так, что мы не замечаем ее. Мне больно это признавать, но она неподвластна нам. Сдается мне, даже воинству не под силу ее обуздать.

— Тогда зачем они заключили союз с ней? Зачем действуют с ней заодно?

Димитрий вскидывает руку, успокаивая меня.

— Потому что не могут заполучить тебя. Элис — их самый могущественный союзник в физическом мире, более могущественный, чем многие падшие души, что ждут здесь прибытия Самуила. А все потому, что она связана с тобой. Через нее они надеются дотянуться и до тебя.

Я качаю головой.

— Но ведь Элис… Она не имеет на меня никакого влияния. Мы с ней во всем — в целях, в стремлениях — враги.

Димитрий наклоняет голову.

— Однако не правда ли то, что если она зовет тебя, ты приходишь на зов? И она приходит, если ты зовешь ее. Разве не правда то, что ты видишь ее призрачный облик в ночь, когда она странствует по Равнинам? Что она видела тебя, хотя ты находилась за тысячи миль от нее?

— Да, но я совсем не собиралась. Я не хотела показываться Элис, пересекать границы Иномирий. Я сама же первая и изумилась, когда она подняла голову и посмотрела прямо на меня.

— Я знаю. Мы все знаем, что законы Иномирий нарушаешь не ты, а Элис. Элис пускает в ход свое колдовское мастерство. Но дело-то не в этом, верно? По крайней мере, сейчас. — Он берет меня за руку. — Дело в том, что вы с ней неразрывно связаны пророчеством, Лия. К тому же вы — сестры-близнецы. Все это известно и призрачному воинству, однако у них нет уверенности, что Элис обеспечит им преимущество добиться главного: проникнуть Самуилу в физический мир через Врата. Через тебя, Лия. Но они не могут себе позволить потерять ее. До сих пор она была им верной помощницей, их глазами и ушами в физическом мире. Накаляют ситуацию — недостающие страницы.

Тепло костра, тихий голос моего собеседника почти убаюкали меня, ввели в состояние, близкое к трансу, однако упоминание о недостающих страницах заставляет меня встряхнуться.

— Страницы? А они-то какое отношение имеют к Элис — ну то есть, помимо ее нежелания, чтобы я их нашла?

Димитрий выглядит удивленным.

— Ну… я хотел сказать… Никто ведь не знает точно, что там написано. Страницы спрятаны давным-давно. Мы знаем лишь, что в них содержатся указания, как покончить с пророчеством. Логично предположить, что любые подробности касаются как Врат, так и Хранительницы. Полагаю, падшие души предпочтут сохранить при себе Элис, пусть даже непокорную им, чем разделаться с ней, а потом обнаружить, что она им необходима.

Я поворачиваюсь к костру, обдумывая в наступившей тишине все, что поведал мне Димитрий. Вопросы, сплошные вопросы призраками скользят в голове. Потрясение, испытанное при встрече с гончими, и загадочные слова Димитрия — все это трудно осознать и обдумать. В голове остается только одна мысль. Мысль, что прорывается, пробивает себе дорогу из бездн растерянного сознания.

— Вы сказали, что пересекли границы, чтобы попасть сюда. Границы, кои нельзя нарушать. Что вы имели в виду?

Димитрий вздыхает и отворачивается к костру. Должно быть, пришел его черед искать ответы в языках пламени. Он глядит себе на руки и отвечает:

— Совету Григори не должно вмешиваться, не должно становиться ни на одну сторону пророчества. Мне полагается наблюдать за тобой издалека. Некоторое время я так и делал, через Равнины. Только…

— Да? — спрашиваю я.

Он поднимает голову и устремляет на меня взгляд сверкающих черных глаз.

— Я не смог удержаться. Не вмешаться. Потому что с первого мгновения, как увидел тебя, почувствовал… ну, в общем, что-то почувствовал.

Я приподнимаю бровь. Пусть на краткий миг, но мне становится смешно от того, как он выбирает слова.

— Что-то?

Впервые с нашей встречи на берегу реки Димитрий улыбается.

— Меня… влечет к тебе, Лия. Сам не знаю, отчего, но я не мог бросить тебя одну сражаться с гончими.

Сердце колотится у меня в груди.

— Вы очень добры. Однако каковы будут последствия нарушения законов Совета Григори? Или наши законы предназначены лишь для простых смертных, а обитателям Иномирий они не писаны?

Лицо Димитрия вновь становится серьезным.

— Законы одинаковы для всех, в том числе и для меня. На самом деле, для меня даже больше. — Не успеваю я спросить его, что это значит, как он продолжает: — Я приму на себя последствия, каковы бы они ни оказались. Мне будет легче снести их, чем бросить тебя в этом лесу без надежной охраны.

Он произносит это так просто и откровенно, будто в том нет ровным счетом ничего странного — проникнуться такой заботой обо мне за столь краткий срок. Впрочем, страннее всего то, что я принимаю это так же просто и естественно, как и то, что нам следует путешествовать в этих лесах по дороге в Алтус вместе. Как будто и я, подобно Эдмунду, все время только и ждала Димитрия.

Оставшиеся два часа перед сном наш маленький отряд ест, наводит порядок и устраивает на ночлег лошадей — хотя мне не позволено даже пальцем о палец ударить. За едой Димитрий сообщает всем остальным краткую версию своего появления. Для Сони с Луизой он — член Совета Григори, посланный в помощь Эдмунду, чтобы доставить нас в Алтус. Он не объявляет во всеуслышание о своих чувствах ко мне, как и о том, что помощь нам может обернуться для него карой.

Я желаю Эдмунду с Димитрием доброй ночи и вхожу в палатку. Атмосфера внутри тяжелая и напряженная. Я уже привыкла к вымученному молчанию меж Соней и Луизой — между всеми нами, — но на этот раз почти физически ощущаю тяжесть слов, высказанных за время моего отсутствия и еще большую тяжесть слов, так и оставшихся невысказанными.

Тем не менее эта напряженная неловкость не может окончательно заглушить любопытство, вызванное появлением Димитрия.

— Это тот самый джентльмен из Общества? — шепчет Соня не слишком тихо.

— Да. — Я готовлюсь ко сну, и мне легко избегать ее взгляда.

— Погодите! — перебивает Луиза. — Вы встречались с Димитрием прежде?

Голос ее звучит надрывно. Уж не ревнует ли она, что у нас с Соней есть общие темы, к которым она непричастна? Сердце мое смягчается, но совсем ненадолго. В нем нет места для нежности к Луизе — ведь она предательница, союзница воинства, пусть предала нас и против воли.

Я начинаю вытаскивать из волос заколки.

— «Встречались» — не совсем подходящее слово. Мы с Соней мельком видели его на одном приеме в Лондоне.

— Ты уже тогда знала, кто он такой? — спрашивает Соня.

Уронив руки, так и не закончив вытаскивать шпильки, я оборачиваюсь к ней. Обвинение в ее голосе окрашено чуть ли не гневом. Да-да, самым настоящим гневом, иначе и не скажешь.

— Разумеется, нет! Знай я, так бы и сказала!

— Правда, Лия? Сказала бы? — Глаза подруги пылают непостижимой яростью.

Я наклоняю голову вбок, не веря своим ушам.

— Соня, ну конечно же! Как ты можешь сомневаться?

Она сощуривается, словно сама не знает, верить мне или нет. Несколько мгновений мы стоим в неуютном молчании. Наконец Соня со вздохом опускает воинственно расправленные плечи.

— Прости… — Она потирает виски и морщится, точно от боли. — Я так устала. Так устала и от скачек, и от лесов, и от постоянного страха пред гончими и воинством.

— Мы все устали. Послушай, даю тебе слово — я знать не знала о Димитрии до самого его появления. — Я вздыхаю, пытаясь, в свою очередь, подавить досаду и раздражение. Подавить усталость. — Я больше так не могу. Ложусь спать. Наверняка нам и завтра предстоит долгий день.