Широко улыбаясь, Димитрий тянется к моей руке.

— Сдается мне, на тебя действует воздух Алтуса.

— Возможно.

Губ моих касается легкая улыбка. Мы идем рука об руку дальше.

Я не знаю, сколько еще мы сможем разговаривать свободно, и мысли мои возвращаются к серьезным материям. Мне хочется кое-что понять.

— Димитрий?

— Да?

— Почему эта Урсула такая… такая цепкая?

Он смеется, запрокинув голову назад.

— Ты гораздо добрее, чем был бы я на твоем месте.

Он ведет меня за угол и останавливается перед входом в здание. Галерея продолжается и внутрь — только теперь уже, конечно, становится крытым коридором. Я догадываюсь, что Димитрий хочет воспользоваться тем относительным уединением, которое предлагает нам нахождение снаружи.

— Урсула — Старшая, по рангу уступающая одной лишь леди Абигайль. После смерти Абигайль — что, как ни печально, может произойти в самом скором времени — Урсула метит на ее место.

— Не понимаю, я-то тут при чем? Я не собираюсь оспаривать ее права. Да я даже не в Алтусе живу.

Он вздыхает, и у меня появляется отчетливое чувство, что мы ведем этот разговор почти против его воли.

— Да, Лия, но есть еще две Сестры, которые вправе притязать на положение выше Урсулы. — Он устремляет взгляд в темноту ночи, а потом снова смотрит мне в глаза. — Твоя сестра Элис. И ты.

В первый миг кажется, что слова его лишены смысла.

— Ты о чем? Это же невозможно.

Он качает головой.

— Отнюдь. Все Сестры — потомки союзов между изначальными Стражами и земными женщинами. Но вы с Элис — прямые потомки Маари и Катлы, породивших пророчество. Потому-то вы и избраны на роль Хранительницы и Врат. Так есть, и так было всегда.

— И что?

— Владычица Алтуса должна состоять в как можно более близком родстве с Маари и Катлой. Леди Абигайль происходит от них по прямой линии, и, если не считать Вирджинии, вы с Элис — единственные ее ныне живущие родственники. Единственная ее родная кровь. Элис не годна на эту роль из-за нынешнего неповиновения законам Григори. Урсула же из того же рода, но не по прямой линии.

Я переминаюсь с ноги на ногу, силясь осознать его слова.

— Хорошо, а Вирджиния? Она же старше меня. Уж верно, у нее больше прав притязать на титул.

Димитрий пожимает плечами.

— Она не хочет, Лия. Она отказалась от притязаний на титул, когда покинула Алтус, — да и в любом случае, вряд ли ей хватит могущества управлять островом.

Тетя Вирджиния некогда сказала мне, что дары Сестер распределяются еще до рождения: иные из нас получают в дар больше силы, а другие — меньше. Похоже, ее нисколько не тяготило признание, что она сама оказалась слабее, чем ее сестра, моя мать.

— Я тоже не хочу никакого титула! — заявляю я и тут же осекаюсь. — Хотя… я ведь не знаю ничего про Урсулу — не знаю, достойна ли она этого титула.

Алтус и Сестры. Урсула, Элис, тетя Абигайль, умирающая тут, за стеной. Слишком много всего для меня одной. Я растерянно берусь пальцами за виски, точно тем самым могу отогнать рой неотвязных мыслей.

Димитрий берет меня за руку.

— Идем. Сперва повидаемся с леди Абигайль. Остальное подождет.

Я киваю, признательная ему за то, что могу, не думая, идти, куда он ведет меня. Мы проходим через дверь в просторный холл. Димитрий сопровождает меня на всем пути, на каждом шагу — и я уже не могу представить себе, как буду исполнять пророчество без него, без его верности, его поддержки.

Конечно, все совсем не так просто — но я усиленно изгоняю вопрос, неотступно всплывающий из глубин моего разума: есть ли во всем этом место Джеймсу?

В комнате царит полумрак — но не потому, что шторы и занавески на окнах плотно опущены, как в комнате больного. Напротив, две пары стеклянных дверей стоят нараспашку, впуская в помещение теплый ночной воздух. Тихий морской бриз вздыхает у занавесок, они приподнимаются и опадают, точно дышат ему в такт.

Димитрий остается у двери, а я прохожу вглубь комнаты. Навстречу мне шагает Уна. Позади нее я различаю силуэты еще двух Сестер. Одна из них наливает воду в чашу для умывания, вторая вытаскивает одеяло из массивного шкафа у окна.

— Лия! Я так рада, что ты пришла! — Уна наклоняется и целует меня в щеку. Говорит она тихо, хотя и не совсем шепотом. — Леди Абигайль проснулась с полчаса назад, и первым же делом спросила о тебе.

— Спасибо, Уна. Я пришла, как только смогла. — Я гляжу поверх ее плеча на фигуру на кровати. — Как она?

Лицо Уны затуманивается.

— Старшие говорят, возможно, не доживет до утра.

— Тогда я скорей пойду к ней.

Обойдя Уну, я направляюсь к кровати, приветливо кивнув Сестрам, что ухаживают за тетей Абигайль.

Однако подойдя поближе, невольно замедляю шаг. Я так долго ждала возможности увидеться с тетей Абигайль лично. И вот настал момент, который я ни за что не хотела бы пропустить. Взяв себя в руки, я шагаю вперед.

Я останавливаюсь у края кровати, и камень, висящий на цепочке у меня на шее, начинает пульсировать так сильно, что я почти слышу его биение. Я вытаскиваю его из-под платья и обхватываю ладонью. Он горяч — точно только что из огня — но не обжигает руки.

Снова опустив камень в вырез платья, я гляжу на тетю. Она всегда представлялась мне полной жизненных сил и энергии — какой наверняка и была до болезни. Теперь же кожа ее тонка и сморщена, как папиросная бумага, а хрупкое тело едва заметно под толстым одеялом. Дыхание вырывается из груди тети резкими судорожными всхлипами — но когда она открывает глаза, они молоды и ясны — такого же изумрудного цвета, как и у меня. Я тотчас же узнаю в ней сестру моей бабушки.

— Амалия, — окликает она меня в ту же секунду, как открыла глаза, как будто заранее знала, что я рядом. — Ты пришла.

Я киваю и присаживаюсь на краешек постели.

— Ну конечно. Простите, что мне потребовалось столько времени. Я пришла, как только смогла.

Она силится улыбнуться, но уголки ее губ приподнимаются лишь самую малость.

— Путь был неблизкий.

Я качаю головой.

— О да, неблизкий. Однако ничто не могло помешать мне прийти. — Я накрываю ее руку ладонью. — Как вы, тетя Абигайль? Или мне следует называть вас леди Абигайль, как называют все остальные?

Она смеется, и смех переходит в припадок судорожного кашля.

— Уж пожалуйста, окажи мне такую честь, зови меня тетей. — Она вздыхает, голос ее окрашивает печаль. — Сколько времени прошло с тех пор, как я была просто Абигайль — дочерью, сестрой, тетей!

— Для меня вы всегда будете тетей Абигайль. — Наклонившись, я целую сухую морщинистую щеку, сама дивясь тому, как это женщина, которую я вижу впервые в жизни, может казаться такой родной и знакомой.

Цепочка выбивается из-за выреза моего платья, и тетя Абигайль, приподняв руку, касается еще горячего камня.

— Он у тебя… — Она отпускает камень, и он снова занимает место у меня на груди. — Хорошо.

— А что это? — Даже пред лицом тетиного недуга я не в силах сдержать любопытства.

— Glain nadredd.

Я не понимаю значения этих слов, однако с тетиных уст они слетают легко и привычно. Зато следующие ее слова звучат гораздо отчетливее.

— Гадючий камень. Но не просто камень. Мой.

Я невольно вскидываю руку к груди и обхватываю ладонью камень, точно тем самым могу заставить его раскрыть все тайны.

— А для чего он нужен?

Взгляд ее скользит к моему запястью и виднеющемуся из-под рукава медальону.

— Вот для чего. — Она снова ненадолго умолкает, видно, набираясь сил. — У всех Сестер Алтуса есть камень, пропитанный их магией. Сила камня зависит от силы его владелицы. Мой талисман защищал меня от зла, исцелял от недугов и придавал сил, когда они мне требовались. Теперь он будет защищать тебя от призрачного воинства, ведь ты носишь медальон Врат, и ближайшая твоя подруга пала под натиском Самуила. Однако могущество камня не вечно, и когда его сила — моя сила — исчезнет, тебе придется напитать его своей силой.