О медных орудиях для будущих ганеоев я пока что умолчал, но сама идея сделать данниками нашего небольшого сообщества целое племя моим орлам зело понравилась. Тем более, что бонко понимали уже разницу между охотой, к коей можно отнести прежние наши походы на восточных соседей, и регулярным животноводством, аналогом которого можно считать обложение постоянной данью.
Впрочем, планы на будущее в своём рассказе гостям о нашем житье-бытье я опустил.
Пока шла экскурсия, успели приготовить пиршественный стол. Который у нас был действительно столом, а не кучей циновок с разложенной на них едой. Размеров нашего «круглого» (получившегося в виде косого овала, несмотря на все старания Сектанта претворить в жизнь мой замысел) стола хватало, правда, только на тех, кто дослужился до звания «питарасу». То есть, конечно, при желании рассадить можно было там ещё десяток-другой человек, но я предпочёл зарезервировать свободные места для тех из «тупису», которые после ближайших походов пополнят элиту братства «пану макаки». Ну и для особо уважаемых гостей. Моих сонайских родичей, например.
И конечно, имелось за столом место для Солнцеликой и Духами Хранимой тэми. Папуасский мужской шовинизм, хотя и не доходящий до классического «Kirche, Kinder, Kuche», столкнулся в рядах моих «макак» с роялизмом. В итоге монархические настроения (не без моего участия) победили, и Раминаганива отныне могла сидеть за одним столом со своими «лыцарями». Пользовалась юная претендентка на престол Пеу своим правом, конечно, не всегда. Сегодня, например, она перед гостями не появилась: я не был уверен до конца в мирном характере визита Вараку, Кано и компании.
Гости, по словам Вараку, евшие последний раз ещё утром в Хау-По, усиленно налегали на еду. Хозяева от них не отставали. Хмельному же все уделяли куда меньше внимания. Так что о цели визита речь пошла на удивление быстро — по туземным, конечно, меркам. Где-то часа через три после начала пиршества.
Я, правда, не сразу понял, что сонаи перешли от обычных разговоров «обо всём понемногу» к делу: Кану принялся рассуждать о вохейских торговцах и их товарах, я буквально на минуту задумался, пропустив предложение-другое, а когда вновь прислушался к окружающим, обнаружил, что разговор идёт о притеснениях и злоупотреблениях со стороны Кивамуя, который взял последнее время моду править, грубо нарушая освящённые обычаями права и свободы своих подданных. Переход от торговли предметами заморского происхождения к личности типулу-таки показался мне несколько неожиданным. Впрочем, из последующего разговора я почти сразу же понял, что как раз одним из проявлений тирании Кивамуя была узурпация в его руках всей торговли металлическими предметами импортного происхождения, которые отныне доставались гордым дареоям только милостью правителя острова.
Разумеется, одной лишь монополизацией торговли бронзой тирания типулу-таки не ограничивалась: он объявил также, что отныне вся дань с ганеоев будет идти исключительно на содержание дружины и нужды двора, а не на организацию пиршеств для народа, как было заведено исстари. Кроме того, Кивамуй вздумал покончить с прежней вольницей таки и деревенских старост и вождей, заменив её иерархической лестницей с собою на вершине. Естественно, подобные новшества мало кому нравились: ни простым дареоям, ни «сильным людям» и «могучим мужам» на местах.
От живописаний тоталитаризма, устроенного типулу-таки, Кану перешёл к вопросам из серии «что делать». К этому времени я уже успел понять, к чему клонится нить его повествования, так что предложение заменить плохого Кивамуя на дочь хорошего Кахилуу было вполне ожидаемо.
Мои орлы, разумеется, сразу же оживились: а как ещё реагировать на предложение решить задачу, ради которой мы все здесь и обосновались. Я же, сидя с каменным лицом, испытывал острый приступ дежавю: три месяца назад точно также приходилось лихорадочно соображать, как выкручиваться после победы над Ратикуитаки. Единственное, что теперь я думал до, а не после.
Едва со стороны гостей-сонаев зазвучали конкретные предложения, я немедленно прекратил разговор под предлогом того, что почувствовал присутствие злокозненного духа, изгнанием которого сейчас и займусь. Всем, при этом, наказал сидеть тише воды ниже травы: дескать, дух этот слепой, поскольку сам невидим, но слышит очень хорошо. Так что полчаса времени на раздумье я себе обеспечил. Единственное, что пришлось немного побегать вокруг пиршественного навеса да совершить несколько ударов палкой, подражая шаолиньским монахам из боевиков, дабы повергнуть несуществующую мифическую сущность.
Размявшись и приведя в порядок свои мысли, я объявил перерыв в пиршестве, мотивируя его техникой безопасности: уничтоженный демон сейчас начнёт разлагаться, отравляя продуктами своего разложения астральную экологию, так что лучше переждать до ночи, обходя навес для общественных мероприятий подальше.
Среди моих «макак» нашлись отдельные несознательные личности, вздумавшие предъявить претензии: дескать, Сонаваралинга мог бы обнаруженного демона уничтожить где-нибудь в другом месте или же, коль убил его здесь, утащить куда-нибудь за ограду селения. Пришлось прикрикнуть на недовольных, что нечего тут демагогию разводить, коль не разбираются в вопросах борьбы с духами и прочими вредоносными магическими элементами. После чего я предложил гостям и своим приближённым продолжить банкет на малой площадке возле моей резиденции. Разумеется, там же поблизости стояли хижины Такумала и Вахаку, а также обиталище Солнцеликой и Духами Хранимой.
Вот там-то, в узком кругу, и пошёл настоящий разговор. Я принялся методично выяснять силы заговорщиков, их намерения, силы Кивамуя и верных ему вождей. Ранее дед Темануй успел немало мне рассказать о положении дел на западе Пеу с перечислением таки отдельных областей и всех более-менее значимых местных вождей. Но тогда я пропускал все эти имена туземных князьков и численность стоящих за ними банд и деревенских ополчений мимо ушей. Сейчас же приходилось внимательно слушать подробное описание внешности и характера каждого из шести с лишним десятков «сильных мужей» Текока, Кане, Темуле, Ласунга, Хона и Вэя. К счастью, со времени захвата власти Кивамуем ситуация не успела поменяться слишком кардинально, и Вахаку то и дело вмешивался в разговор, комментируя или задавая уточняющие вопросы. Иначе я бы точно вывихнул мозг, пытаясь запомнить, сколько воинов стоит за тем или иным вождём. А так я вполне мог полагаться на своего «олени правой руки». Имея в своём распоряжении куски тростникового папируса, я попробовал параллельно всю информацию записывать. Увы, макаемое в самодельные чернила птичье перо заметно уступало по удобству шариковой ручке, так что пришлось ограничиться численностью воинов у сторонников и противников Кивамуя, а также тех вождей, чья позиция оставалась неопределённой. Расшифровку трёх столбиков чисел и отнесение их к конкретным личностям я решил оставить на потом, хотя уже сейчас было видно, что в шести наиболее заселённых западных племенных княжествах перевес за Кивамуем — правда, ещё больше вождей оказалось записано в неопределившиеся.
Впрочем, следует учитывать, что против него настроены три сонайские деревни, а две оставшиеся обещали сохранять нейтралитет. Ну и, конечно, Бонко, по замыслу заговорщиков, выставит приличный воинский контингент, который должен склонить на сторону тэми Раминаганивы сомневающихся и колеблющихся.
Я занялся математическими подсчётами: согласно сделанным со слов Кану и Вахаку записям, контролируемые Кивамуем и его твёрдыми сторонниками территории могли выставить почти семь тысяч взрослых мужчин, противники типулу-таки располагали где-то четырьмя тысячами потенциальных воинов, нейтральные и неопределившиеся — это ещё восемь тысяч. Но из этих многих тысяч более-менее опытными бойцов было от силы треть: бывшие и нынешние регои и боевики вождей, статуса регоев не имеющие, но сопоставимые с ними по выучке и вооружению.
