И рассказчик начал новую историю. На этот раз о рождении, взрослении и славных деяниях Пилапи Старого — первого типулу-таки Пеу. Об этом мне доводилось слушать уже не раз и не два: и от деда Темануя, и от иных сонаев, и от бонкийцев. Так что я не был настроен слишком вслушиваться в уже знакомую историю. Но после первых вступительных фраз, когда речь пошла о предыстории появления родоначальника правящей династии, версия хонского сказителя начала меня интересовать.

Новым было то, что, по мнению Хоке и неизвестных мне сказителей, от которых он и услышал данный вариант жизнеописания типулу-таки, Пилапи Старый был не только племянником Каноку Покорителя Пеу, но и сыном великого завоевателя, в общем — результатом кровосмесительной связи между сонайским вождём и его родной сестрой. Причём, судя по всему, с точки зрения слушателей такой вот инцест не был чем-то из ряда вон выдающимся. Правда не понятно почему: не то «у великих людей свои причуды», не то «дело житейское, случается».

После повествования о деяниях Пилапи Хоке завёл довольно мрачную, но вполне интригующую историю про трёх братьев-рыбаков, которым достались волшебные раковины Повелителя Акул — в духе «короче, все умерли». Точнее, погибли. Рассказчик действительно был мастером своего дела, и я бы с удовольствием послушал ещё. Но время уже приближалось к сумеркам, которые в местных широтах быстро переходят в темноту. Так что пришлось раскланяться, напоследок пожевав пальмовую лепёшку, запив её настоем ягод «нубу» в воде.

Всю обратную дорогу Ванимуя чуть ли не дифирамбы пел о том, как правильно я поступил только что, продемонстрировав, оказывается, истинную скромность, достойную правителей прежних времён, которые не гнушались входить в хижины простых людей и делить с ними их трапезу. Большая часть нынешних не то что таки, но даже деревенских вождей и прочих «сильных мужей», в общении с простыми ганеоями всегда стремится показать свою важность, и больше предпочитают говорить сами, нежели слушать других. А ежели такому важному лицу приспичит послушать разные истории, то он призывает сказителя к себе. В общем, Сонаваралингатаки (бедные мои подданные — им же теперь это нужно будет произносить, по крайней мере, при общении со мной, без запинки) показал себя сегодня народу с наилучшей стороны.

У меня же из головы всё не шёл давешний вариант происхождения первого правителя острова. Так что не выдержал и спросил на этот счёт нашего гида, вклинившись в его поток восхвалений меня. Тот, подумав немного, ответил: «О том, кто отец Пилапи Старого, разговоры разные идут. В Бонко, наверное, им считают тогдашнего таки. Сонаи готовы были бы согласиться на отцовство Каноку Покорителя, если бы он не был родным братом матери типулу-таки. Некоторые говорят, что настоящим отцом правителя является не человек, а кто-то из могущественных духов или даже богов. Но точно уже никогда не узнаем — давно это было».

— Из тридцати двух селений Хона прислано шестнадцать сотен полных связок белых и светлых тонопу и одна неполная из двух десятков ракушек и ещё трёх ракушек. Коричневых и розовых ракушек собрано тринадцать сотен полных связок и неполная связка из пяти десятков — отчитывался Длинный.

Довольно интересная картина вырисовывается, однако: в связке — сто раковин. Белые ракушки тонопу должны нести мужчины. Окрашенные — женщины. Получается, что взрослых представителей сильного пола на территории Хона более чем на две тысячи больше, чем дам. Странно, на оставшейся неизвестно где Земле дело обстояло наоборот — там наблюдался сильный перевес с пользу прекрасной части человечества. Здесь же, где мужики то тонули в море на своих утлых лодчонках, то гибли в стычках, бывших в каменном веке чуть ли не нормой жизни, перевес в сторону женщин должен бы наблюдаться ещё больший. А статистика говорит об обратном.

Идея совместить перепись находящегося под моей властью населения со сбором налогов родилась как-то само собой, когда я обдумывал, как бы собрать в своих руках побольше нужных вохейцам ракушек, параллельно пробуя разобраться с ресурсами и проблемами свалившихся мне на голову областей.

От Ванимуя и прочих мархонских уважаемых мужей, с коими тот меня за последние три месяца познакомил, я узнал множество подробностей насчёт ракушек тонопу — самые подходящие места для сбора; время суток, когда их лучше всего видно; оптимальная для ныряния погода; обряды, позволяющие максимально задобрить духов добрых и отпугнуть их злых коллег. Для меня, впрочем, главное было то, что именно эти небольшие и, в общем-то, невидные оболочки моллюсков служили единственным предметом туземного экспорта.

Собирают же их на мелководьях в Хонском заливе и вдоль берегов Пеу. Участвует в их сборе в первую очередь население прибрежных селений, но к ним присоединялось немало народу из глубины западных областей — в основном имеющих родственников и друзей на берегу.

Счёт добываемых тонопу шёл на тысячи связок по сто ракушек в каждой. Туземцы довольно широко их меняли на разные предметы. Причём котировались те не очень высоко — куда ниже ярких птичьих перьев или окрашенных камней. Ну, это пока вохейцы не стали проявлять интерес — теперь-то обменные курсы сильно выросли в пользу тонопу. Но всё равно ценность одной-единственной ракушки была весьма невелика.

Вот я и сказал Ванимую, который как-то само собой оказался в моём ближнем кругу вместе с Длинным, Гоку и Тагором, о намерении выяснить количество подотчётного населения, собрав с каждого взрослого жителя Хона и Вэя по одной раковине. Тот, подумав немного, припомнил несколько прецедентов из легендарной истории разных племён Пеку — в тех случаях, правда, использовались то засушенные до каменного состояния ягоды, то клубни семенного баки. В общем, вердикт моего советника по связям с местной общественностью был положительный. Оставалось только обдумать процедуру: сроки переписи, ответственных лиц и прочее. Выплыл, в том числе и вопрос — считать или нет женщин.

Ванимуй и подключившие к обсуждению «макаки» несколько удивились самой постановке вопроса: испокон веков, коль кому приходило в голову считать население деревни или области (хотя опять же, зачем их считать — вот отряд воинов или занятых какой-нибудь работой — другое дело), то женщины обычно вообще не учитывались. В итоге сошлись на том, что учёт прекрасной половины хонского и вэйского общества произведём менее ценными розовыми или коричневыми ракушками. Так сказать, белые ракушки — для «белых людей», т. е. для папуасских мужиков.

Потом ещё чуть ли не целый месяц ушёл на инструктаж деревенских вождей и старост районов Мар-Хона насчёт грядущего учёта населения. Для чего пришлось самолично обойти все свои владения с отрядом «макак». Ну, а поскольку никто из местных боссов не был обязан помогать мне в этой переписи, то пришлось потратить немало красноречия и придумать в процессе убеждения убедительную причину, почему каждый взрослый гане и даре в независимости от пола должен принести ракушку. Причину, как обычно, взял мистическо-магическую: дескать, было мне откровение (а что — дело привычное): все жители Хона и Вэя должны принести по одной раковине тонопу, а Сонаваралинга со всеми ними совершит в святилище Тобу-Нокоре обряд, который всей земле и каждому из принёсших прибавит процветания и богатства. Дабы избежать хитростей с подсовыванием от одного лица нескольких раковин или, наоборот — уклонением несознательных и жадных граждан и гражданок, я везде говорил, что обряд будет иметь силу только в том случае, если каждый внесёт именно одну раковину — не больше и не меньше. Произнесённая в разных вариациях речь к концу турне по деревням Хона и Вэя просто отскакивала от зубов, народ проникался важностью предстоящего мероприятия. Так что в итоге я поддался всеобщему настроению и принялся сочинять сценарий грядущего своего чародейства.