Солнечный зайчик прыгал по обшитой досками стене от сучка к сучку. Это было так знакомо. Я вытянул руку и попытался его поймать. Посидев на моей ладони, он ускакал куда-то под потолок. Тело невыносимо болело, ломило в мышцах, живот горел огнем. Голова раскалывалась на миллион частей, каждая из которых болела как-то по-своему. В глаза будто кто-то песка насыпал - я едва мог держать их раскрытыми. Приподнявшись на кровати, я заметил стоящий на низеньком столике затертый до дыр кувшин с отколотыми ручками. Только в этот момент я понял, какая же меня мучает жажда. Когда я остановился, на дне кувшина едва ли осталось на два пальца воды. С трудом подняв руки, осторожно ощупал кольцо. Оно было на месте. Обессиленный, снова упал на кровать. Протрещала тысячей сверчков прикрывавшая дверной проем циновка и в комнату прокрался Мумр.

- Ага, пришел в себя наконец-то. Горазд ты спать, убийца отмороженный. Вас этому наверно специально в Храмовой школе учат, я про дрыхнуть спокойно, нарезав гору трупов.

Он был в прекрасном расположении духа. Темная, лоснящаяся от пота рожа была довольна как никогда. Небрежно спустив кувшин на пол, он уселся прямо на столик. Тот испуганно икнул. Я с трудом улыбнулся.

- Только этому там наверно и учат. Это самое важное в жизни жреца. Долго я спал? И где мы? На Иредосе?

- Вопросы, вопросы! Нет бы, спасибо сказать!

- Спасибо. Если бы не ты, кормить бы мне рыб.

- То-то. Помни мою доброту и ... Ладно, помни и все. Ты уже две недели дрыхнешь. Я даже нюхаю тебя иногда, думаю, вдруг издох.

- Две недели?! - я хотел это прокричать, но получился лишь тихий сип.

- Угу - Даже позы гад не поменял.

- Как нормальный человек может так долго спать?

- А никак конечно. Но если кормить его грибами, знаешь, есть такие зеленые с крапинками белыми, растут в трюме, то может и дольше проспать.

- Ты кормил меня этими грибами?! Да от них даже крысы дохнут! – Наверно если бы у меня были силы, я бы задушил Мумра прямо там, не дав ему даже со стола слезть. Но сил не было. Оставалось испепелять его взглядом. Ему же на мой испепеляющий взгляд было глубоко наплевать.

- Я ему жизнь спас, а он еще что-то против имеет. Ладно, не дергайся. Если бы со мной был мой мешок, кормил бы тебя другой отравой. А так, что под руку подвернулось. У тебя вон от ран весь живот загноился, ты от боли ревел так, что команда собиралась тебя за борт выбросить. И плевали при этом на все наше золото. Пришлось принять меры. – Я чуть успокоился.

- Сильно меня?

- А ты как думаешь. Не знаю в чем тот урод свое копье держал, может в кучу навозную втыкал по вечерам, может чем специально намазал, но раны не хотели заживать ни в какую. Я думал все, конец тебе – но нет, выкарабкался.

- И не такое видал, что мне отравленное копье. – Я идиотски похихикал, вспомнив долину. – А чего ты с тем типом то сделал? Никогда такого не видел.

- Да это у меня не получилось. Я хотел его с ума свести, чтобы он на своих набросился, но чего-то в темноте не то накрутил, а может с перепугу слова напутал, вот его и разнесло. Эффектно, да?

- А главного жреца сможешь так?

- Неа. Не смогу, даже если очень захочу. Я даже не помню, чего я там в лодке нес. Испугался жуть. И за тебя и за себя.

- Да уж. Я сам чуть со страху не обделался, не то что они. – Мы посмеялись. Потом я обратил внимание, что руки Мумра как-то неестественно лежат на коленях. Спрятанные под грубыми перчатками они выглядели как неживые, как посторонний шаману предмет.

- Что с руками?

- Плохо с руками. - Он аккуратно стянул перчатки. Некогда красивые белые мизинцы сейчас обуглились и скрючились. Остальные пальцы были целее, но тоже сильно обожжены.

- Перестарался?

- Ага. Совсем чуть-чуть, но сам видишь. В моем деле чуть-чуть не считается. Ничего. Заживут. Мизинцы, правда, придется искать другие. Этими только собак кормить, да и то побрезгуют. Так что я пока шаманить не могу, за услугами к кому-нибудь другому обращайся. – Он невесело улыбнулся.

- Ты из-за этого меня грибами лечишь?

- А ты думал. Да не грызи себя, это не высокая плата. Главное живыми ушли.

Помолчали, думая каждый о своем. Боль в животе накатывала все сильнее. Я постарался этого не замечать.

- Ты не сказал где мы сейчас.

- Это Митра. Деревушка на берегу. Я попросил капитана высадить нас здесь, а не в столице.

- Что значит Митра? Мы не на Иредосе?

- Нет. Я заплатил капитану приличную сумму, и он в Иредосе только запасы пополнил, потом сразу в море. Утром зашли в порт, в обед уже отплыли. До столицы отсюда дней десять пешком, может чуть больше. Так что выздоравливай, и в путь. Как живот?

- Болит.

- Тебе нужно еще поспать.

Вынув откуда-то из-за пазухи мешочек, высыпал его содержимое прямо в кувшин. Разболтал, понюхал, потом протянул мне.

- Пей. Только сразу глотай, а то вырвет.

Сделав, как он велел, я поморщился, откинулся на подушку и почти сразу отключился.

От старой императорской дороги осталось лишь громкое название. Плиты разошлись, и в трещины местами пробивалась жухлая трава. Украшавшие обочину через каждую шестую лигу скульптуры императоров упали и затерялись в мусоре и песке. За когда-то самой красивой дорогой в империи давно уже никто не следил. Порывшись в без преувеличений бездонной памяти я к удивлению не нашел воспоминаний кто же построил прямой как древко копья и абсолютно никому не нужный тракт. Видимо сам факт строительства был столь несущественен, что не нашел отражения в хрониках жрецов. Я сказал об этом Мумру, на что он сделал несколько весьма нелестных замечаний о нашей империи, императорах и белых людях вообще. Пришлось попросить его заткнуться. Большинство акведуков над оврагами и просто между крутыми обрывами холмов еще стояли, но мы не рисковали на них забираться, обходили по низу, благо тропа была уже набита.

В столицу можно было попасть двумя путями, вдоль побережья, идя сначала на север, а потом на восток вдоль глубоко забравшегося залива и напрямую по старой императорской дороге. Местность вдоль побережья была хорошо обжита, имела множество курманов и предлагала вполне приятное и необременительное путешествие. Каменный же путь напрямую не предлагал выбравшим его дуракам ничего кроме уединения и отсутствия любопытных глаз. Мы, не сговариваясь, выбрали этот вариант. Лишний интерес к нашим персонам был ни к чему. Курманов здесь не было и приходилось ночевать в каких-то богами забытых деревушках, а порой и просто на земле - но это нас ничуть не смущало.

Бредя по белым изъеденным ветром плитам, мы болтали обо всем на свете: о моих приключениях в долине, о жизни Мумра на острове. Нам обоим было что вспомнить.

Однажды, перебираясь через очередной овраг, Мумр задал мне вопрос:

- А что с твоей памятью? Ты говорил, что помнишь все, что помнил жрец.

- Примерно так. Но знаешь, в последнее время меня это все больше и больше беспокоит.

- Почему?

- Не уверен, сможешь ли ты понять. По началу, как только я вставил себе это кольцо, память жреца прорывалась в меня по маленьким крупицам. В нужный момент я задумывался о чем-нибудь, что не мог знать в принципе и вдруг находил ответ. Потом, уже после пустыни память потекла тонким ручейком. Целые эпизоды из жизни, какие-то куски хроник. Со временем этих кусков стало так много, что я начал путать, где же моя собственная память, а где память жреца. Мне кажется я начинаю сходить с ума. Еще чуть-чуть и личность Двадцать Шестого восстановиться во мне полностью. Я перестану быть Семеном. Может и Двадцать Шестым не стану, но и перестану быть собой. Только желание поквитаться с Первым жрецом удерживает меня от желания выдернуть кольцо из головы, и пусть даже умереть, но прекратить этот ужас.

Мумр долго молчал, переваривая сказанное. И вдруг уже под вечер поведал мне свои размышления.

- Твоя голова, Семен, как кувшин. Только вот воды собственных воспоминаний плескалось в нем на самом донышке. А тут появился такой благодатный источник как кольцо. Естественно кувшин пытается заполниться. Но не бойся растворится в этой новой памяти. Ведь человек это не только воспоминания, это и характер и привычки, и отношение к окружающим в данный момент людям и много еще чего, что кольцо не сможет залить и растворить.