- И то верно, белоручка знатный.
- Отстаньте вы оба!
- Да мы так, мы же по-доброму. – Алекс оскалился своей самой ехидной улыбкой.
- По-доброму, можешь вечером в море сходить.
Теперь ржали мы уже все вместе, за что и поплатились. Надсмотрщик не стал разбираться в причине веселья, я просто угостил всех троих хорошей порцией палок.
Очередной заход в порт поначалу ничем не радовал. В бухте Иредоса, укрытой со всех сторон высокими скалами, ветра не было отродясь, а солнце как всегда жарило нестерпимо. Крикливые чайки носились над головой, вылавливая из воды протухшую рыбу. Густая до неприличия вонь плавно перетекала в жидкую до неприличия грязь. От воды гавани несло помоями и гнилыми водорослями. От всего это накатывала непреодолимая, нестерпимая до слез тоска. В такие дни я молился незнакомому мне богу Талею об одном: скорей бы в море.
После разгрузки надсмотрщики отцепил двух самых спокойных гребцов, и заставили вычистить затасканными метлами всю грузовую площадку. Серая пыль облаком повисла в яме, и гребцы долго чихали, тря покрасневшие глаза. Чище на настиле ничуть не стало - за столько лет каменная крошка и грязь вросла в доски как родная. Зачем наводился показушный порядок, выяснилось только после обеда. Проходивший мимо надсмотрщик гордо сообщил нам, что глубокоуважаемый господин Симиус – давний друг нашего капитана - нанял галеру отправить свою молодую жену к родственникам на побережье. Чего уж ее туда понесло, нам естественно не объяснили. Но даже само присутствие женщины на галере обрадовало всех гребцов безмерно.
Вскоре после приступа самой несносной дневной жары пришли холеные городские рабы в посеребренных и подбитых тканью ошейниках. Они бодро поставили прямо на грузовой площадке два небольших полосатых шатра. В один плотно уложили принесенные тюки с вещами. В другой занесли шерстяные одеяла, подушки, и даже легкий деревянный топчан. Пассажирка прибыла уже под вечер в красивом белом паланкине в сопровождении одной служанки. Охранял путешественницу лишь старый седой старик с длинным крепленным медными кольцами посохом. Сразу видать, на берегу девицу будут встречать. Саму хозяйку шатров мы рассмотреть не смогли. С ног до головы закутана в шелковую накидку, она проскользнула мимо нас в сумрак и прохладу шатра. Только сверкнула глазами, да беленькие тонкие ручки на мгновение выскользнули из-под ткани, раздвигая тяжелый полог. А вот служанка оказалась просто шикарным подарком глазам, затертым до дыр о дружеские волосатые спины и деревянные доски палубы. Высокая, чуть полноватая, с призывно выпирающей из глубокого выреза большой грудью. Кожа ее матово блестела, как бронза самой чистой ковки. Из одежды на плутовке красовались лишь тонкие шелковые шаровары и коротенькая туника, перехваченная на поясе узким кожаным ремешком. На длинной шее болталось украшенное цветными стекляшками и золотыми монетками кольцо. Рабыня – как и мы. Хотя не как мы. Гребцы на галере и не рабы уже, считай дикие звери на цепи. Одарив нас презрительным взглядом, служанка нырнула вслед за госпожой, а на пороге шатра уселся на большой мешок старик охранник.
Как только гости разместилась, капитан скомандовал отплытие. Девушки, заслышав стук барабана, выбежали из шатра и устроились на палубе, прямо над нашими головами. Я бы тоже с удовольствием посмотрел, как мы выходим из горла бухты в открытое море, и на то, как садится в волны красное как кровь солнце. Но с моего места была видна только узкая полоска неба в проеме грузовой ямы, да белые буруны в прорехи кожаного фартука прикрывающего отверстие для весла. Я мечтал, что когда-нибудь я выберусь из этой вонючей ямы и увижу, как море медленно глотает красный, сочный диск. Вытягивая на себя тяжелое весло, только и оставалось что мечтать.
Почти весь день прошел под разгрузкой и ожиданием пассажирок, поэтому до отбоя успели только выйти в открытое море. Якорь бросили еще в пределе видимости прибрежных скал, хотя никогда раньше капитан такого не позволял. Солнце быстро спряталось в черноте воды, и надсмотрщик вежливо попросил девушек удалиться в шатер - начались вечерние процедуры. В этот вечер начали с другого борта, и у нас появилось время поболтать.
- Ох, плутовка. Хороша. Я бы с ней пообщался, и не раз, забери меня боги! – Алекс мечтательно теребил набедренную повязку. Мумр обернулся к нам с удивленным лицом.
- Как ты можешь судить о ее красоте – она же в шелк закутана с головы до пят. Может под ним прячется жуткая уродина?
- Дурак ты, Мумр, он не про хозяйку.
- Ааа. – Помолчали. Потом Мумр снова обернулся. Растянув в улыбке свои толстенные губы, он загадочно зашептал: – Алекс. А хочешь провести с ней ночь?
- Конечно! Он еще спрашивает.
- Я могу устроить...
- Как!? – Алекс резко подался вперед, забренчав цепями, чем тут же привлек внимание надсмотрщиков.
Наказали как всегда всех: и нас троих, и соседа Мумра заодно. Разговаривать не запрещалось – просто наши вопреки всему довольные рожи в очередной раз не понравились надсмотрщику. Спина покрылась свежими шрамами, но били не сильно. Только чтобы показать власть. А вот то, что остались без ужина – было весьма неприятно. Неприятно обидно – но воля надсмотрщика закон. После купания и прошедшего без нашего участия ужина Мумр виновато обернулся к нам:
- Ладно, не обижайтесь. Один вечер без жрачки вам не повредит. Ну дак как, на счет ночи с вашими уродскими белыми девками? – Мы, покосившись на пустую пока площадку надсмотрщика, наклонились к нему.
- Ты сможешь это наколдовать?
- Я не колдун, я шаман. И баб я вам не наколдую. А вот приворожить на вас хозяйку думаю смогу. Это высосет остатки моих сил, да все равно их некуда девать. Уверен, девка запросто сможет подкупить надсмотрщика, чтобы он вас на ночь пустил в шатер.
- Вот это будет номер! – Алекс потер руки. – Семен, ты не против, если Мумр приворожит хозяйку на тебя? А мне служаночку.
- Ты как всегда рвешь все вкусное на себя. – Я демонстративно скривился.
- Да ладно тебе. Ты же все равно не помнишь как оно. Тебе убогому и хозяйкой сойдет. Даже если она страхолюдка под своей тряпкой. А вот я – ценитель. Мне нужна красотка, и чтоб верняк.
- Долго вы будете препираться? Я так могу и передумать шаманить. Вам вроде и друг с другом неплохо.
- Ладно, я согласен. Хозяйка, дак хозяйка.
Тогда не мешайте мне. – Мумр закрыл глаза.
Он откинул голову и что-то тихонько шептал про себя, плетя пальцами мельницу. Стемнело. Я откинулся к борту и задремал. Не очень то мне верилось, что у Мумра может что-нибудь получится. Кроме как вызвать понос у надсмотрщика. Пусть и с голодным желудком, но хоть выспаться перед тяжелым днем, решил я для себя.
Разбудил меня Алекс, предусмотрительно зажав мне рот, чтобы я с спросонья всю галеру воплями не разбудил. Яму рабов и грузовую площадку затопила густая темнота. Фонарей ночью на галере не зажигали – суеверные островитяне боялись привлечь морских духов и чудовищ. А когда в первый же вечер я обсмеял это суеверие – получил затрещину от Алекса. Он во всякие островные обычаи верил ревностно.
Рядом с нами, ссутулившись и пыхтя перегаром, стоял старший надсмотрщик. Он уже успел освободить от весла цепь Алекса, и теперь ждал когда уберу руки, чтобы он мог добраться до моего замка. Я не заставил себя ждать. Положив открытые замки под лавку, он поманил нас за собой. Выбравшись прямо через перила к большему из шатров остановился.
- Слушай меня, мразь. Чего выкинете – отрублю руки и скормлю рыбам заживо. Бежать здесь все равно некуда. Я приду через час, вам хватит. – Он приподнял край шатра и мы, удобнее перехватив цепи, скользнули внутрь.
Нас окутала тьма, хоть глаза рыбам на завтрак отдавай. Оказалось что шатер разделен на две части и, и только подняв еще один полог, мы вывалились в тусклый круг света маленькой лампы. На подушках сидела полуобнаженная служанка. Ее глаза возбужденно загорелись при виде Алекса, и она, ловко вскочив с колен, утащила его за руку в только что покинутую нами темноту. Послышалось сопение и треск раздираемой ткани – для рабыни никакого приворота не понадобилось. Я неуверенно подсел к лампе. По шороху и отсвету теней я догадался, в каком углу скрывается хозяйка шатра. Сидеть и пялиться на огонь было непростительно глупым растрачиванием подаренного надсмотрщиком времени, но что делать дальше я банально не помнил. Она, видя мою нерешительность, все сделала сама.
