Лазарь Николаевич хотел уйти, но тут взгляд его упал на замок. На металле виднелись свежие царапины. Рядом на полу валялась изогнутая проволока — обломок той, которая скрепляла прежде некоторые части тела гомункула.

Профессор невольно вздрогнул.

Пока он проходил трансформацию, существо пыталось открыть замок и освободиться!

Проволоку из клетки Лазарь Николаевич убрал, а на дверцу повесил ещё один замок. Конечно, гомункул не сможет выбраться, но, как говорится, бережёного Бог бережёт.

Действия профессора не оставили монстра равнодушным. Тот метался по клетке, хватал и тряс прутья, скалился и издавал звуки, похожие на обрывки слов. В его взгляде сквозила откровенная злоба. Пришлось даже пару раз ткнуть его электрическим стрекалом, чтобы отогнать.

Всё это произошло вчера.

Утро Лазарь Николаевич начал с того, что проведал гомункула. Тот сидел в центре клетки, подвернув под себя короткие кривые ноги, и слегка раскачивался из стороны в сторону. Кожа его стала какой-то неровной — словно под ней образовались небольшие шишки. На появление профессора монстр не отреагировал. Он выглядел полностью погрузившимся в себя. Эта сосредоточенность пугала. То ли существо впало в кататонию, то ли что-то обдумывало, то ли притворялось…

Лазарь Николаевич внимательно рассмотрел гомункула через прутья клетки. Теперь тот выглядел не как собранное из отдельных частей существо, а как цельный организм. Можно было подумать, что он таким и родился.

Умываясь утром, Лазарь Николаевич заметил, что его собственные царапины зажили, и повязка больше не нужна. Не осталось даже следов. Исцеление произошло неестественно быстро — вероятно, сказалось действие препаратов, использованных во время трансформации.

Профессор постоял, глядя на воспалённую кожу гомункула, сквозь которую проступали фиолетовые вены. Ему даже показалось, будто внутри них слегка пульсировало сиреневое свечение. Но, конечно, это была лишь иллюзия. Тем не менее, у него почему-то возникло желание немедленно прикончить эту тварь, устремившую пустой взгляд в бесконечность. Лазарь Николаевич едва удержался, чтобы не сделать ей инъекцию немедленно. Вместо этого он подошёл к столу и зафиксировал в журнале изменения во внешнем облике и поведении подопытного.

К девяти вечера доставили гробы.

Фургон, обшитый листовым железом, с закрытыми железными прутьями окнами подкатил к заднему крыльцу, из него вышли кладбищенский сторож и два дюжих, но слегка пошатывающихся молодца в шапках набекрень.

Гробы заранее положили в фанерные коробки. Лазарю Николаевичу время от времени доставляли такие посылки, так что у соседей не должно было возникнуть вопросов. Все знали, что он учёный и работает, в том числе, на дому.

Гробы занесли во флигель учёного, и он расплатился со смотрителем и его товарищами, постаравшись тут же выпроводить их на улицу. Все трое обещали держать язык за зубами. Лазаря Николаевича это сейчас волновало меньше, чем они, вероятно, думали. Ему требовались только два дня — всего два!

Лаборатория наполнилась запахом земли и тлена, как только профессор водрузил гробы на стол, перетащив их при помощи тачки из гостиной. Он не стал их вскрывать — это оказалось выше его сил. Гнилое дерево не должно послужить препятствием для воскрешения, а смотреть на кости, на истлевшую одежду… Нет! Ни за что!

Лазарь Николаевич постоял немного, глядя на гробы — один большой, другой поменьше — и хотел уже уходить, когда гомункул вдруг издал душераздирающий вопль!

Обернувшись, профессор увидел, как существо катается по полу клетки, выгибаясь в конвульсиях. Кожа его потемнела, наросты полопались, и из них сочился фиолетовый гной, источающий омерзительное зловоние!

Монстр забормотал что-то, потом перешёл на крик. Голос его звучал почти по-человечески, только слова, слетавшие с почерневших губ, принадлежали языку, которого профессор не знал.

Во взгляде остекленевших выпученных глаз полыхало такое безумие, что Лазарь Николаевич невольно попятился и остановился, только упершись в край стола.

С отчётливым звуком лопнуло ещё несколько наростов, и вонь стала нестерпимой. Гомункул уставился на профессора и закричал что-то, злобно скаля зубы. Изо рта его хлынула кровь!

Не помня себя, Лазарь Николаевич бросился вон из лаборатории. Он мчался, плохо разбирая дорогу, в свой кабинет, где в нижнем ящике стола хранился револьвер. Трофейный, оставшийся со службы в армии. Он приглянулся профессору (тогда капитану) своей устаревшей конструкцией, перламутровой рукоятью и гравировкой на латыни. По идее, ему было место в музее, и Лазарь Николаевич ещё ни разу не пускал его в ход — просто хранил как память о былых временах. Оружие было заперто вместе с коробкой патронов, и пришлось повозиться минут десять, чтобы отпереть замок и заполнить дрожащими руками барабан. Лазарь Николаевич вспомнил, что после гибели жены и сына хотел из него застрелиться. Потом передумал и запер револьвер в стол. И вот, он, наконец, должен был пригодиться.

Когда Лазарь Николаевич подбежал к распахнутой настежь двери лаборатории, из комнаты не доносилось ни звука. Профессор даже остановился на пороге. Его охватила тревога: почему существо замолчало?!

Он вошёл, держа револьвер перед собой. Вспомнил, что нужно взвести курок. Проделал это, вздрогнув от неожиданно резкого щелчка. Как же давно он был на войне! Стал совсем гражданским.

Лазарь Николаевич медленно двигался в сторону клетки. Гомункула видно не было, но обзору мешали приборы, расставленные накануне.

Наконец, профессор подошёл достаточно близко.

Монстр лежал на полу клетки, раскинув руки и ноги. Тело его неестественно вывернулось, словно перед смертью мышцы скрутила жесточайшая судорога.

Всё вокруг было заляпано кровью и фиолетовым гноем.

Глаза у гомункула закатились, а пальцы застыли растопыренные.

Лазарь Николаевич не сомневался, что он мёртв, но не решился достать его из клетки. Завтра он договорится, чтобы ему доставили известь, обезвожит в ней тело, а потом растворит в кислоте это жуткое существо!

Но что делать с запахом? За ночь он пропитает всю лабораторию, и в ней станет невозможно находиться. Открыть окна? Профессор надежно заколотил их еще год назад, когда полностью перенёс эксперименты домой. Наверное, лучше накрыть труп какой-нибудь промасленной тканью. Лазарь Николаевич осторожно втянул ноздрями царившее в комнате зловоние. И всё-таки открыть хотя бы одно окно! Оторвать доски и открыть!

Известь доставили после обеда. Лазарь Николаевич едва дотерпел, ибо вонь от трупа начала просачиваться из лаборатории в остальные комнаты. Кроме того, соседи выражали недовольство — через открытое окно кабинета было слышно, как они обсуждали на улице эксперименты учёного. Как бы не вызвали отряд зачистки. Придётся объяснятся.

Профессор наполнил известью металлическую бадью, поместил в неё останки существа и накрыл резервуар крышкой. Он хотел как можно скорее разобраться с этим делом, потому что оно отвлекало его от последних приготовлений к предстоящему воскрешению.

Когда Лазарь Николаевич подключал приборы и проверял электрические цепи, руки, затянутые в плотные перчатки, слегка дрожали. В теории всё должно было сработать, но что окажется на деле, учёный не знал и знать не мог. Он надеялся, что первый эксперимент станет и последним, но внутренне готовился к тому, что Мария и Андрей не оживут, и придётся работать дальше. У него имелся план и на такой случай. На работе хранились заготовки, разработанные при помощи современных технологий, проспонсированные Университетом, но к ним Лазарь Николаевич был готов прибегнуть лишь в крайнем случае.

Профессор разместил гробы на столе, накрыв их специальной металлической сеткой, которая должна была направить потоки энергии, спродуцированной при помощи приборов.