Решительно стягиваю через голову платье и, когда моему взгляду открывается мое отражение, первое, что я чувствую, это шок.

Шок от того, насколько устрашающе выглядит огромный синяк, налившийся фиолетовым цветом.

Первое, что мне захотелось сделать при виде этого ужаса, так это позвонить в скорую помощь.

Пугающее пятно повергает меня в отчаяние. И я только и могу слышать, что колотящееся в груди сердце, отдающееся гулкими ударами в висках.

– Боже мой! – прохожусь пальцами по синяку и… что странно, боли не ощущаю.

Немного успокаиваюсь. Прихожу к выводу, что звонить куда-то – это лишнее. Тем более, меня осмотрел доктор и откуда у меня только взялась мысль: не доверять его словам?! Его профессионализму? И что я разволновалась?! У меня же ничего не болит – это факт. Да и предпосылок к тому, что у меня может быть выкидыш, тоже нет.

Больше не заостряя на этом внимания, достаю из чемодана тунику, одеваюсь. Медленно подхожу к кровати, сажусь на край матраса, устремляю взгляд в пространство. Сижу, не шевелясь, до тех пор, пока меня не начало распирать изнутри чувство безысходности. От бездействия мне хочется плакать, кричать, топать ногами, колотиться в закрытые двери, но физическое опустошение меня держит. И получается, меня рвет на части. Изнутри душа горит огнём, сердце плачет кровью. От этих эмоций можно захлебнуться, а снаружи из глаз, после сцены в лифте, у меня не пролилась ни одна слезинка…

Без сил заваливаюсь на бок. Обещаю себе, что полежу совсем немножко, а потом, отдохнувшая и набравшаяся сил, поеду за Кирой. Потому что разбитой и не способной постоять за свою правду мне туда и соваться незачем. Свекровь мне не одолеть. Сворачиваюсь в комок и, закрыв глаза, стараюсь заснуть.

В голове, как в калейдоскопе, крутятся события сегодняшнего дня и за всеми ними я вдруг осознаю, что не чувствую боли. Совсем. Ни в ноге, ни в животе. Значит, то обезболивающее, которое мне дал Семен и которое я успела принять перед тем, как Аркадий зашел в номер, подействовало. Боль утихла, и я постепенно начала погружаться в сон, но меня вдруг привлек странный звук. И вместо того, чтобы отдохнуть, я начинаю прислушиваться. Потому что глаза открыть так сложно, веки будто свинцом налились. Сквозь вату в ушах слышу щелчок замка, а потом и шаги. Дыхание перехватило. Предпринимаю нечеловеческое усилие, чтобы открыть глаза и посмотреть на вошедшего:

– Ксюш, ты не спишь еще? – слышу вкрадчивый голос матери и облегченно выдыхаю. Открываю один глаз.

– Ты меня напугала, – хриплым, натужным голосом отвечаю.

– Ксюша, – мать садится на край кровати и, перегибаясь через меня, подтягивает край покрывала, накрывает меня. – Мне нужно тебе что-то сказать. Знаю, что ты устала, но сейчас каждый неверный шаг, который ты можешь сделать, будет направлен против тебя.

– Мам, – закатываю глаза и пытаюсь отвернуться, но мать не дает. Кладет мне руку на плечо.

– Ксюша, я тебе не просто так надоедаю. Сейчас так много возможностей у каждого, кто окружает тебя, испортить тебе жизнь, что я считаю своим долгом высказать тебе мои опасения прямо сейчас.

– Мам, если ты по поводу Аркадия, то даже в голову не бери. Ни о каком замужестве и речи быть не может. Я что, по-твоему, совсем с головой не дружу? Все, что я сказала Аркадию, все так и будет. Я своего решения не поменяю.

– Ксюша… Дочка, горжусь тобой. Я знаю, ты у меня сильная, со всем справишься, а я тебе помогу. В трудную минуту ты на меня можешь положиться целиком и полностью.

Я с благодарностью смотрю матери в глаза. Хорошая она у меня все-таки. И я так рада, что она у меня есть. Тяну одну руку к ней, обнимаю за шею, притягиваю к себе. Целую в щеку.

– Спасибо, мам. Ты извини, что иногда грублю. Я не со зла.

– Знаю, Ксюш. Знаю, как тебе тяжело, оттого и не обижаюсь.

Довольная мои ответом, родительница, прикрыв шторы, уходит. Напоследок прошу ее разбудить меня через пару часов для того, чтобы съездить за Кирой. Мама кивает головой, но в ее глазах успеваю заметить безнадежность. Не верит, значит, что смогу.

Замок щелкает, и я остаюсь в спальне один на один со своими мыслями.

Я, если уж быть откровенной самой с собой, тоже не особо верю в успех моей поездки за дочкой. Но я не отступлю. Я не могу все спустить на тормозах и плыть по течению. Это неправильно. Это не про меня.

Постепенно круговорот мыслей в голове затягивает меня все глубже и глубже, и я потихоньку теряю связь с реальностью, погружаюсь в сон. Образы меняются так же быстро, как и чувства. Мысли становятся вялыми, невнятными, а потом и вовсе исчезают. Я погружаюсь в сон, растворяюсь в забвении. Но тревога не отпускает меня, заставляет сердце в груди клокотать. Чувство беспокойства настолько ощутимо, что полностью забыться сном не получается. Меня изнутри гнетет чувство вины от того, что я бездействую. Меня ждет Кира, а я что делаю? Сплю?

Неожиданно меня пробирает дрожь. Кожа покрывается крупными мурашками, а сердце заходится страхом, когда вдруг понимаю, что рядом со мной, на кровати, кто-то есть. Сознание в молниеносной вспышке скручивает все эмоции в спираль и пружиной выталкивает меня из сна.

Резко открываю глаза. Ощущение такое, что упала с высоты. Тело немое, затекшее. Двинуть ни рукой, ни ногой не могу.

И в спальне такая темень, хоть глаз коли. Сколько сейчас времени? Ну, то, что далеко не день и даже не вечер, это точно. Мать меня не разбудила? Почему? Злость вспыхивает в сердце мгновенно. И только когда поворачиваюсь на бок, чтобы встать с кровати, чувствую чужое присутствие рядом с собой.

Затаив дыхание, я протягиваю руку к тому месту, где слышу мерное посапывание. Детское. Боже! Что это?

Волосы на затылке зашевелились от страха.

– Эй! Кто здесь? – срывается испуганный писк.

Но в ответ – тишина. Чувство того, что я нахожусь в каком-то кошмарном сне, меня не покидает. Против своей воли, скорее, поддаваясь каким-то неосознанным инстинктам, я склоняюсь ближе к тому, кто лежит на моей кровати, и внезапно носа касается родной запах. Запах моей Кирочки.

Не может быть? Боязливо дотрагиваюсь пальцами до детской фигурки.

Крошка, вздрогнув, затихает, но, спустя несколько секунд, я снова слышу ее мерное сопение.

Не сдерживая нахлынувшие эмоции, всхлипываю. Слезы горячими ручейками текут по щекам, обжигая кожу подбородка, шеи, груди.

– Моя доченька… – шепотом, одними губами произношу родные слова. – Как же я скучала.

Целую легким касанием губ нежную щечку дочки, а по груди разливается щемящее сердце счастье. Подсовывая под подушку руку, прижимаюсь к дочке так близко, что кожей чувствую ее тепло и бархатистый детский запах. Дочка, почувствовав мою близость, теснее жмётся ко мне и, обняв меня за руку, успокаивается.

Я некоторое время лежу, прислушиваюсь к звукам в темноте. Но их нет. Всё тихо, и в скором времени усталость, вперемешку с эмоциями, берет свое. И я, наконец-то, засыпаю. Со спокойным сердцем.

Неделя прошла как один день. Столько событий, что в голове до сих пор никак не укладывается. А ведь никаких предпосылок к тому, что так будет, не было.

Меня все еще терзали сомнения по поводу того, почему Игнат так просто отдал мне Киру? Дал денег на ремонт и даже вернул машину…

Последнее было крайне удивительно и подозрительно. Чувствовался явный подвох.

Но шли дни, а Игнат не совершал никаких подлых шагов. Да и вообще, казалось, забыл обо мне. Чему я была неожиданно рада.

С улыбкой вспоминала слова Аркадия по поводу того, что в скором времени почувствую откат. И уж тогда мне точно будет очень плохо… Ну, а пока я жду этого момента и наслаждаюсь жизнью.

– Ксюша! Иди сюда! Мне кажется, я нашла то, что искала! – голос матери прорывается в мои мысли, резко поворачиваюсь к ней.

– Мам, ну, я слышу, что ты кричишь? – шикаю на родительницу и спешу к ней.

– Вот, смотри какие красивые двери и совсем недорого стоят.