Осознание зависимости пугает. Потому и вглядываюсь в замутненные негой глаза — ей ведь тоже хорошо, моей сладкой девочке. Я у нее первый везде, тут без вариантов, один минет все показал. Так почему у меня чувство, будто я загоняю себя в тупик?

Чувствую несмелое касание пальчиков на лице — от виска вниз по скуле к подбородку. Ловлю их губами, и Ника гладит меня уже смелее. Затылок, шея, снова затылок. Запускает пальцы в волосы и массирует ноготками, а я снова ищу ее губы.

— Таблетку завтра не забудь выпить, — шепчу и снова целую.

Просто целую, без похоти, не потому что возбужден — наоборот, я сыт и при этом не выхолощен. Это очередное открытие — мне впервые хочется просто поцеловать девушку. Не трахнуть ее рот языком, а неторопливо проникать между приоткрытых губ. Проводить по ним кончиком языка, прижиматься губами, а потом сплетаться языками в медленном, неритмичном темпе.

Вот бы так потрахаться — тоже медленно, дразня ее и оттягивая оргазм. Оба оргазма, и ее, и свой. Тело прошивает спазм, член снова твердеет, и я сильнее вжимаюсь в Нику.

Я все еще в ней, мы лежим на боку, ее нога закинута мне на бедро. Она гладит мне плечи, шею, грудь — ей нравится мое тело, я вижу. И меня от этого прет.

Я глажу шелковые волосы, бархатную кожу от затылка по позвоночнику вниз, и в моих движениях чувствуется лишь ленивая расслабленность. Ох…еть, разве это возможно — просто лежать с женщиной, а не трахаться? Просто поглаживать ей спину и целоваться с ней?

Для меня нет, невозможно. Потому что Ника не абстрактная женщина, она моя девочка, и если бы я умел, я бы ей это сказал. Но я не умею, а учиться уже, наверное, поздно, поэтому я снова вторгаюсь в ее рот языком. Вкусная моя, никак не напробуюсь…

Она совсем сонная, почти не отвечает, и я целую ее еще раз, а потом укладываю себе на грудь. Она все равно потом зароется под меня и будет сопеть мне в солнечное сплетение или подмышку. Хотелось бы дождаться и посмотреть, как и когда она туда сползает, но у меня глаза тоже закрываются.

Ничего, я как-нибудь ее обязательно подловлю. Сцепляю руки в замок, замыкая вокруг Ники кольцо. Она уже спит, ее приоткрытый рот как раз напротив моего соска. Ага, хер я так засну.

Подтягиваю ее выше и перекладываю голову на плечо. Вот так хорошо.

— Спи, моя маленькая, — целую волосы и прижимаюсь щекой к макушке. Я сейчас чувствую себя странно целым, как будто меня заново собрали и откалибровали.

События вечера уже кажутся далекими и забытыми, будто ничего и не было. Вспоминаю, как Ника приревновала меня к Доминике и снова целую шелковистые волосы. Она так забавно это делала, трогательно и обиженно.

Когда Кристина меня ревновала, она превращалась в фурию. Иногда даже в кайф было ее позлить, но больше всего нравилось, с каким остервенением она отдавалась мне, когда я давал понять, что они не особо нужны обе.

Ника во сне всхлипнула, и я дернулся. Нашел о ком думать. Обнял ее крепче и немного покачал, успокаивая, как детей качают. Больше не буду, маленькая, не буду к нам в постель всяких б. дей тащить.

Она притихла, снова ткнувшись в меня носом, и я уставился в потолок. Я сказал, что убью ее, и это правда. Если узнаю, что с ее помощью кто-то попытался подобраться ко мне поближе, потому что у нее получилось. Не просто ближе, а в самое нутро, ничего при это не делая, я сам все за нее делаю. И это наводит на определенные мысли.

До момента ее бегства из клуба все правда, я проверил, там не подкопаешься. Но почему она села именно в мой «Майбах»? Нашла, блять, троллейбус. Конечно, я ей и на секунду не поверил, все эти «ты мне сразу понравился, потому что ты такой красивый» для лохов.

Возможно, она не знала, на какой именно машине я приехал, и услышала об этом в клубе, допускаю. Но то, что она знала МЕНЯ, это не обсуждается.

За эти три месяца я к Саркису точно несколько раз в ресторан заезжал, не помню только, днем или вечером. Ника же в дневную смену работала, вот там разве что могли быть нестыковки. Впрочем, не могу сказать, что мечтал о такой славе, но в городе Тим Талер личность довольно известная, так что…

Так что я сказал правду, если ее подослали, я ее убью. Сам, собственноручно. Потому что не представляю, что она будет вот так лежать под другим мужиком, кончать под ним. Или на нем.

Снова твердею, тихо стону и толкаюсь в Нику. Один раз, второй, третий. Я что, завелся, представив, как она кончает под другим? Я что, е…анулся?

Но члену внутри пох…й, от чего я завелся, он уже полностью готов, и я, подняв ногу Ники, двигаюсь. Ника начинает просыпаться, наверное, ей не нравится, потому что она пытается отодвинуться.

Дергаю за бедра, всаживаясь по самые яйца — они хлопают Нику по попке — и ускоряюсь. Хочу кончить быстро и по возможности не разбудить девушку. Не разбудить не получается, когда я кончаю, кусаю ее в плечо, и она испуганно вскрикивает. Темные глаза смотрят на меня с недоумением.

— Тим? Что ты делаешь?

— Засадил тебе, сладкая, спи. Завтра всю вылижу.

Послушно мостится обратно. Я уже сам почти сплю, а в голове назойливо вертится несмелое:

«Пожалуйста, пусть она просто так села в мою машину. Пожалуйста…»

Потому что, пробираясь ко мне в душу, в моих глубинах Вероника уже давно добралась до подвалов.

Когда я просыпаюсь, солнце вовсю заливает спальню, смотрю на часы — одиннадцать. Ничего себе! Тимура рядом нет, в ванной не бежит вода, значит, он ушел, пока я спала. Ушел, а я даже не слышала.

Поворачиваю голову и вижу на кровати на месте Тимура объемный бумажный пакет. Заглядываю и изумленно хлопаю глазами — конфеты! В небольших коробочках, самые разные — и в кокосовой стружке, и в шоколадной крошке, и с черносливом, и даже крошечные безе, политые шоколадом.

Выстраиваю коробки на тумбочке возле кровати, сама обнимаю подушку Тима и падаю на спину. Между ног чувствую его следы — высохшая слюна и сперма. Вспоминаю, как ярко кончала на его члене, и низ живота наливается горячей тяжестью.

— Тим, — шепчу, прижимая к себе подушку, — я так тебя люблю, Тим…

Когда я вчера увидела в новостях, как горит клуб Саркиса, сразу поняла, что это Тимур. Было очень страшно, как никогда в жизни, воображение рисовало Тимура раненого, обгоревшего и задыхающегося от угарного газа.

Пока сидела на подоконнике и ждала его, казалось, время вообще не двигается, остановилось на одной метке, и застыло намертво. Увидела, как «Майбах» заезжает во двор, и чуть сознание не потеряла, стало еще страшнее. Вдруг показалось, что это не Тимур за рулем, и я навстречу побежала.

А тут он вошел, пропахший гарью, я не удержалась, бросилась ему на шею. Знала, что нельзя. Знала, что выдаю себя с головой, но в тот момент мне было все равно. Пусть бы узнал меня, пусть бы ругался и прогнал, только чтобы живой.

Он не прогнал, он посадил меня на себя сверху. Вспоминаю, как извивалась на его члене, как терлась клитором о его палец, как ласкала свою грудь, и в промежности пронзительно ноет. Переплетаю ноги и поджимаю пальцы, стараясь унять томление.

Целую подушку, пахнущую Тимуром, и тут звонит телефон. Сердце замирает, потом подпрыгивает, а потом радостно стучит. Тим! Он сам вбил себе в контакты мой номер, а у меня сохранил свой. И подписал: «Тимур Талеров».

Так и отвечаю, лежа на спине в обнимку с его подушкой. Включаю камеру и вытягиваю руку, чтобы меня было лучше видно. Его камера отключена.

— Тим, ты где? Я тебя не вижу.

По дыханию слышу, что колеблется, а потом на экране появляется сначала стена, потом Тимур, такой строгий и серьезный, что хочется зажмуриться. Но я просто улыбаюсь.

— Ты уже проснулась, Вероника? — он сидит за столом, откинувшись на спинку большого кожаного кресла.

— Да, только что, — облизываю губы и снова улыбаюсь. Я просто очень рада его видеть. — Почему ты ушел и меня не разбудил, Тим?

— Ты так крепко спала, я старался шуметь и громыхать, специально стул уронил, но ты не проснулась, — он приподнимает уголок губ, и я понимаю, что это шутка. — Ты даже ночью не проснулась, когда я тебя трахал. Помнишь это, Ника?