Это странное чувство — когда тебя ждут. Я привык, что обычно ждут ОТ меня. Драгоценности, шмотки, жрачку в кабаке, поездку на крутой курорт. И за это готовы отсасывать чуть ли не пожизненно. А Веронике нужен именно я, я это почувствовал вчера, когда увидел ее сидящей на подоконнике.

Заезжаю в супермаркет, покупаю сок и апельсины. А что Демьяну еще нужно? Жена принесет еду, деньги врачам с утра завез водитель, он же купил лекарства. Ничего страшного с Морозовым не случилось.

Наглотался дыма, в больнице диагностировали отравление продуктами горения и сказали лежать несколько дней в стационаре. Вот он теперь и лежит. А как выйдет, его посадят в кабинет, дадут майора, и я, наконец, спокойно вздохну.

Кровать Демьяна у окна, с ним в палате еще два человека. Я хотел перевести его в отдельную, козырную, так он сам попросил, чтобы я не лез. Мол там будет скучно, а здесь компания.

Компания — зеленый переросток годов двадцати и мужик возраста Морозова. Я прохожу и придвигаю стул к кровати, на которой лежит Демьян:

— Привет.

— Привет, Тимур! — он рад меня видеть, улыбка от уха до уха, и меня отпускает. Глядишь, доживет до пенсии.

Мы разговариваем ни о чем. Он рассказывает, кто к нему приходил и кто проведывал, а я слушаю. Конечно, он не спросит, что я делал в клубе. И я, кстати, тоже не спрошу, потому что очень неожиданно Демьяна принесло в «Голландец». Скажем, подозрительно неожиданно.

Он слишком тертый мент, чтобы обсуждать со мной такие вопросы вслух. Болтаем с Морозовым о погоде, о природе, о бабах — на бабах быстро сдуваемся, потому что Демьян любит жену, а меня дома на подоконнике ждет Ника.

Собираюсь уходить, и Демьян вызывается меня проводить. Идем по больничному коридору, выходим из здания и сворачиваем за угол. Демьян подкуривает сигарету, и я недовольно морщусь.

— Ты ж за здоровый образ жизни агитируешь, — упрекаю Морозова, — бросай курить.

— Иди нах. й, Тимур, — беззлобно отмахивается Демьян, и я удовлетворенно киваю.

Мы каждый сделали то, что от нас требовало мироздание. Я напомнил, как опасно курево для жизни и здоровья, он меня послал. Вот теперь можно и поговорить.

— В палате прослушка?

Демьян с удовольствием затягивается, медленно выпускает дым, а я жду. Не просто же так он поперся меня провожать! Но Демьян любит потянуть кота за яйца, и я делаю вид, что меня вообще не интересует, что он хочет рассказать.

Он правильный мент, если сливает инфу, его обычно мучает совесть, поэтому приходится щадить его самолюбие. Мне не тяжело, не чужие ведь. И я всегда стараюсь отплатить той же монетой.

В первый раз Морозов меня вытащил из обезьянника, когда мы с пацанами подрались с домашними на дискотеке. Второй — когда обнесли сад в частном секторе. Много головняка я ему доставлял, пока мелким был.

Потом я попал в группировку к Чечену, и Демьян перестал меня отмазывать. Он только делал все, чтобы меня не убили. Я его тоже прикрывал от своих, наш счет с учетом вчерашнего вечера равнялся примерно пятьдесят на пятьдесят.

— У тебя в окружении есть крыса, — наконец-то рожает Демьян. — Кто-то стучит на тебя, это началось совсем недавно, Тимур. Будь осторожнее. Под тебя копают и копают не наши.

Он показывает пальцем вверх, и я понимаю, что это госбезопасность. И еще понимаю, как он рискует и подставляется, сливая «крысу».

— Спасибо, Демьян, — я действительно очень благодарен, он отмахивается.

— Нахера мне твое спасибо, ты делай что-то. Мне на кладбище тебе веночки носить неохота.

Ого. Значит, меня хотят не посадить, а убить. Круто. Впрочем, не в первый раз. Я прощаюсь, но Демьян, пожимая руку, удерживает меня.

— Тим, — поднимаю глаза, он смотрит пристально, — ты же мог угореть. Зачем пошел за мной? С твоими деньгами ты с любым из наших сможешь работать.

— А ты что, со мной работаешь? — прищуриваюсь. — И разве за деньги?

— Нет, — качает головой, и я знаю, что это правда. Просто знаю и все, — не поэтому.

— А почему? — теперь я сжимаю руку. Он отворачивается.

— Я… Я тебя усыновить хотел, Тимур, тогда еще. Ты у меня все время перед глазами стоял — такой пацаненок беспомощный, домашний. Но Наташка вплоть до ультиматума отказывалась, развестись угрожала. Прости, Тим, я до сих пор считаю, что совершил предательство. Лучше б я тебя выбрал, чем ее.

Е…учий случай, а я и не знал. Впрочем, Демьян не просто мент правильный, он мужик правильный, так что ничего удивительного.

— Выдумал! — хлопаю его по плечу. — Кто ж жену на пацана детдомовского меняет? Правильно, что не развелся. И мне в детдоме лучше было, разве бы я стал Талером, если бы был твоим сыном?

— Думаешь? — смотрит недоверчиво.

— Конечно, — убедительно лгу. Потому что так не думаю.

Потому что я, как и все детдомовские, хотел в семью. И если бы Морозовы меня усыновили, тоже пошел бы в полицию. Капитан Тимур Морозов. Зае…сь…

Закашливаюсь, подавившись. Нет, пожалуй, Тим Талер звучит лучше. Демьян продолжает меня рассматривать, а потом говорит упавшим голосом:

— Ты нам всю жизнь помогаешь, Тимур. Наташке на операцию дал, Ирке со свадьбой помог, квартиру ей подарил. А я себя сукой чувствую, я же всем тебе обязан.

— Потому и помогаю, что не чужие, — говорю. — И хватит сканудить, Демьян, лучше иди на пенсию. Я тебе дом куплю возле речки, будем с тобой на рыбалку ходить. За «крысу» спасибо, понаблюдаю.

Махаю рукой и ухожу, не оборачиваясь, знаю, он смотрит мне вслед. Это не он мне обязан, это я ему по гроб жизни должен.

Именно Демьян достал для меня секретную информацию о Басмаче, который убил моих родителей. Вернуть деньги родителей мне помог Шерхан, а потом я убил Басмача. Сам, лично. Демьян прикрыл меня, подтвердив мое алиби — вся его семья подтвердила.

Он поэтому до сих пор в капитанах — как неблагополучный за связь с криминальным авторитетом. Со мной. Но Морозов посылает всех на х…й и говорит, что я его воспитанник.

Благодаря Демьяну я стал тем, кто я есть, благодаря ему я знаю, что меня звали Тимур Игоревич Большаков. И только благодаря Демьяну меня зовут Тимур Демьянович Талеров. Остальное меня не еб..т.

Садясь в машину, ловлю себя на том, что прокручиваю в уме слова Морозова и перебираю всех, кто сравнительно недавно появился в моем окружении. Демьян лишний раз бросаться подозрениями не будет, значит инфа стопроцентная. И уже трогаясь с места понимаю, что настойчиво отталкиваю от себя первую догадку, которая приходит в голову.

Ника.

Еду по вечернему проспекту, а внутри все в узел завязано. В морской. Вот нахера Демьян мне это сказал? Жил спокойно и не знал, а теперь буду загоняться.

Я помню, как часто Демьян приходил в детдом, приносил гостинцы. На Новый год обязательно дарил подарок, выходит, не только я считал его папиком…

Останавливаю автомобиль и съезжаю на обочину. Жаль, что не курю, хочется чем-то занять руки. Держусь за руль и смотрю перед собой.

Он ничего не обещал мне, ни разу, я даже не думал выкатывать ему обвинения. Он был совсем молодой, у них с Наташкой только-только родилась дочь. Ну куда им еще было меня для полного счастья?

Но внутри тихо разъедает, когда я хоть на секунду воображаю, что живу в семье, и Демьян мой отец. Наверное, я был бы самым лучшим сыном, но его жена не могла меня полюбить, она знала это и честно об этом сказала.

Я не чувствую обиды — как можно обижаться на человека, который не может любить чужого ребенка? Они обе — Наташка с Иркой — всегда для меня оставались чем-то размытым и неопределенным под названием «семья Демьяна». Теперь, оказывается, это могла быть и моя семья. Зае…сь.

Когда я понял, что Ирка в меня влюбилась, перестал вообще показываться у Демьяна. К ней я никогда ничего не испытывал — для меня она просто дочь Морозова. И когда Ира вышла замуж, мы все выдохнули…

Выхожу из машины и тупо смотрю на небо, опершись о капот. Никакое здесь небо, нужно ехать за город. Вот завтра с Никой и уеду, хочу ее только видеть, зае…ли все. Может, там пройдет.