Сегодня меня ждут на важном мероприятии — кажется, открытии торгового центра. Тупо смотрю на свое отражение в стеклянной витрине. Зачем мне туда идти? Зачем вообще нужно передвигаться, разговаривать, делать вид, что мне что-то важно и интересно? Если мне пох…й.

Я не ищу Нику, раз решил, значит не буду. Даже с ней меня хватило на месяц, на сколько хватит потом? Пускай найдет нормального парня, выходит замуж, рожает ему сына. Спит с ним, он ее трахает, каждую ночь и еще днем трахает, трахает, трахает… Убью его, сука, если найду…

— Тимур Демьянович! — крик секретарши возвращает в действительность.

Смотрю на разбитую витрину и окровавленные костяшки правой руки. Так нельзя, мои сотрудники не виноваты в том, что их босс долбо…б.

— Извини, Юля, позови клининг, пускай тут уберут. Я сам, — останавливаю секретаршу, порывающуюся вытереть мне кровь бумажным полотенцем. Странно, разве ее не всю выпили?

Зажимаю руку и иду в туалет. Там долго держу кисть под краном, а сам смотрю, как красные струйки стекают по раковине.

Возвращаюсь в кабинет и позволяю Юле обработать рану. Порезы неглубокие, так что достаточно пары наклеенных лейкопластырей. Стекло уже убрали, новую витрину заказали. На все ушло сорок минут. Сука, может, голову себе разбить? Дольше займет времени.

Звонит телефон — Демьян. Может не брать? Но он редко звонит просто так, поэтому беру.

— Тимур, ты как?

Херово. Кривлюсь. Самому от себя тошно.

— Что-то случилось, Демьян?

— Тебе нужно пару дней посидеть дома, Тим, придумай что-нибудь. И охрану распорядись усилить. В городе неспокойно.

— Демьян, ты можешь нормально объяснить, что ты блеешь как овца, — морщусь. Но понимаю, что он не просто так психует, голос звучит тревожно и глухо.

— Все, не могу, и так много сказал, — буркнул и отключился.

Звоню Сотникову.

— Самурай, что за слухи ходят в городе? Гастролеры появились?

Гастролеры — это залетные ребята, не наши, другими словами. Намерения у них могут быть самые разные, а вот цель одна — срубить бабла. И мы, местные, гастролеров, как правило, не любим. Впрочем, в нашей любви они и не нуждаются.

— Я пробью, Тим, если и есть, ничего важного.

Отключаюсь. Демьян может перестраховываться, но Сотников свое дело знает.

Смотрю на часы — пора. Выхожу из офиса, солнце прячется за тучами, и даже дождик капает мелкий. Правда, сразу перестает. Почему-то думаю, что был бы я снайпером, предпочитал бы работать в такие дни. Любую позицию можно выбрать, солнце не мешает. А почему такие мысли лезут, хер его знает.

Подъезжаю на открытие уже к самому началу. Охрана окружает плотным кольцом, Сотников впереди. Демьяну бы понравилось.

Идем к сцене, которая установлена перед торговым центром — наш мэр в доле, поэтому гулять планируется по-взрослому. С модным ведущим и концертом с разными знаменитостями. Под сценой собралась огромная толпа. Ничего не изменилось, зрелище всегда в фаворе, особенно, когда обещано много халявы.

Мэр как раз на сцене, говорит, как это круто, что в городе теперь есть такой ох…енный торговый центр. Как будто их мало. Но у нас каждый зарабатывает бабло как может, так что не мне ему преподавать.

Внезапно оказывается, что мне еще и выступить надо, не помню такого. Ну х…й с вами, выступлю. Читаю текст, а в голове пусто, ничего не запоминается. Мало того, я даже не понимаю, о чем читаю.

— Тимур! — доносится сбоку.

Блять. Кристина. Что ей еще надо?

— Тимур Демьянович, ваш выход, — спасает меня какой-то худосочный, похожий на глиста, парень.

Иду на сцену и набираю побольше воздуха. Сейчас поскорее выдам текст и свалю в закат.

— Тим, — вдруг слышу тихий голос над самым ухом, — Тимур, обернись назад, посмотри. Это я, Вероника.

Оборачиваюсь на автомате, хотя понимаю, что никакой Вероники там быть не может. Толпа ахает, кто-то визжит, а у меня в голове раздается хлопок, будто петарда взорвалась. Шею окутывает тепло, глаза застилает пелена.

В ушах будто настраивают волну, я теперь слышу не шепот, а крик. Это голос Демьяна, на миг навожу резкость, и вижу, как он пробивается ко мне через кордон полиции. Что за х…ня? Почему он так кричит?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Передо мной оказывается зеленое покрытие сцены, и я прижимаюсь к нему лбом. Так хорошо лежать, если бы меня больше никто не трогал, я бы тут так и остался.

Шею жжет, прикладываю руку, а потом подношу к глазам и с удивлением отмечаю, что она алая от крови. Все воспринимается как в замедленной киносъемке. И почему-то меня не интересует, куда подевалась моя охрана, гораздо интереснее, зачем под сценой такой кордон полиции, если меня все равно убили?

И перед тем, как вырубиться, я вижу маленькую девочку, прижимающую к груди белого игрушечного котенка. Я помню, как я его купил в детском магазине перед самым Новым годом и переживал, что не успею передать воспитателям.

— Тим Талер, — говорит она строго, — только не вздумай умирать.

— Хорошо, Доминика, я не умру, — говорю ей и понимаю, что улыбаюсь.

Половину следующего дня я просидела в квартире взаперти — казалось, стоит только выйти на улицу, меня сразу же вычислят люди Талера. Хотя по логике, зачем я ему? Ведь он сам хотел, чтобы я уехала в другой город, вот я и уехала.

В холодильнике у Соньки пусто, денег у меня — только доллары, надо разменять, чтобы купить хоть какие-то продукты. Есть не хочется, да что там, мне дышать без Тимура не хочется. Но теперь мне придется думать не только о себе.

Какой же я была наивной и глупой дурой, когда мечтала, как рожу от Тима ребенка, и буду счастливо с ним жить. Счастливо — это было бы никогда не знать Талера или как минимум с ним не сближаться.

А теперь я не представляю, что мне делать одной, в чужом городе без работы и без денег. И беременной. Конечно, самое простое — это вернуться и потребовать у Тима денег на содержание его сына — я даже не сомневаюсь, что это сын.

Но где гарантия, что Талер не заставит меня сделать аборт? Ведь я его обманула, таблетки не пила, месячных у меня не было. Так что, если я хочу сохранить ребенка, мне надо обходить его отца десятой дорогой.

Никуда идти не хочется, больше всего хочется лечь на диван, уткнуться в подушку и рыдать. Вечно. Но такой роскоши я себе позволить не могу, поэтому иду заставляю себя двигаться.

Переодеваюсь и собираюсь с духом, чтобы выйти из подъезда. Я взяла сотню, чтобы обменять в ближайшем банке. Стараюсь идти вдоль стены, так мне кажется, я меньше привлекаю внимания.

Стоило поменять деньги, и я тут же чувствую, что голодна, даже голова начинает кружиться. Решаю найти большой супермаркет и купить там готовой еды, а завтра уже что-то приготовлю.

Захожу за угол и прямо перед собой вижу машину Сотникова. Сам он стоит рядом и говорит по телефону, я же бросаюсь к первой попавшейся двери и вваливаюсь внутрь.

Меня обволакивает изумительный аромат свежесваренного кофе, и я понимаю, что это кофейня. А еще понимаю, что парень на внедорожнике — это не Сотников, я успела хорошо рассмотреть его из окна. Как же мне теперь ходить по улицам, если в каждой проезжающей машине будет мерещиться Самурай?

Раз уж я тут, решаю выпить кофе. Вспоминаю, что беременная, и заказываю латте с «Наполеоном». Этот торт я обожаю больше всего.

Жду заказ возле стойки, хотя бариста предложила присесть, кофе мне принесут. Из подсобки выходит парень с бритыми висками и тремя серьгами в ухе.

— Кать, ну поработай еще недельку, — просительным тоном обращается он к девушке, — ну не нашел я еще тебе замену!

— Олег, я предупредила тебя две недели назад, — решительно отвечает Катя и добавляет уже более сочувственно: — Ну правда не могу, Олеж, а ты сам виноват, тебе все не подходят! Сколько уже кандидатур ты отклонил?

Работа. У меня от волнения пересыхает горло. Прокашливаюсь и обращаюсь к парню: