– А вы видитесь?

– Ага, как раз вчера по скайпу общались.

– Да и вообще, Эле, Рим же не по другую сторону океана. Я вот поехала за Белотти даже во Фламандию, – говорит она с уверенным видом. (Ради этого велосипедиста Гайя решалась на абсолютно немыслимые поездки, и я по-прежнему не могу понять, какое место в ее жизни он занимает.) – Я думаю, ты должна ехать. Устрой ему сюрприз! – продолжает подзадоривать она.

– Я подумаю.

– А вот и нет! Много раздумывать как раз и не нужно, – она шутя стучит мне по голове. – Да выключи ты ее, хотя бы на время! Из-за этого все твои проблемы.

Улыбаюсь. По правде говоря, если до этого я притворялась, то теперь голова у меня болит на самом деле. Я уже настолько запуталась, что хочу просто лечь спать и ни о чем не думать.

Гайя поднимается с дивана с сумкой наперевес, готовая к выходу. Я чувствую некоторое облегчение.

– Ну, я пошла. Звони, если что-нибудь понадобится.

– Не волнуйся, у меня все в порядке.

– Да ты бы так утверждала, даже валяясь на полу в агонии.

Пожалуйста, только не надо сейчас вспоминать про пол: я не могу не думать о Леонардо, о красном цвете повсюду, на полу, на моем теле…

– Пока. И обязательно позвони, чтобы рассказать про ужин с графом.

– Обязательно, как только, так сразу! – и она, по своему обыкновению, душит меня в объятиях.

После ухода Гайи решаю пройтись в направлении музея Пегги Гуггенхайм[24]. Уже около двух часов. Обычно в это время на улице мало кого можно встретить. Туристы толпятся в ресторанах, а венецианцы из Дорсодуро[25] не пропускают привычного послеполуденного сна. Мне хочется почувствовать ласку теплых лучей октябрьского солнца, сегодня они замечательного желто-красного оттенка. Дохожу быстрым шагом до Пунта-делла-Догана и на обратном пути останавливаюсь на площади Барбаро – это одно из самых моих любимых мест в Венеции, маленькая площадь, далекая от обычных туристических маршрутов. Иногда, если не могу собраться с мыслями, я прихожу сюда, и почему-то здесь всегда происходит нечто волшебное.

Присаживаюсь на последнюю ступеньку каменного мостика, куда солнце выплеснуло все свое тепло, и прислоняюсь спиной к кирпичной стенке, проросшей травой. Отсюда все выглядит мягче, чем в действительности, солнечные лучи просвечивают сквозь голые ветви двух деревьев тысячей маленьких звездочек. В центре площади – клумба, полная роз: это кажется невозможным, но они цветут всегда, даже зимой.

Бесполезно отрицать (или еще хуже – пытаться подавить это в себе): сердце и мысли сплелись в один запутанный клубок. Не знаю, с чего начать.

Скорее, это не мысли, а воспоминания о Леонардо, размытые образы проносятся в моей памяти: его таинственные глаза с лучиками в уголках, сильные руки, обнаженное, доминирующее надо мной тело. И эта его татуировка. Внезапно на меня находит предчувствие: я понимаю, что Леонардо способен доставить мне боль, что ценой за участие в этой игре может стать мое проклятие.

А Филиппо? Ему какая роль отведена во всем этом? К нему у меня тоже сильные чувства, но абсолютно другие: чувства между нами кажутся более знакомыми, это скорее интеллектуальная привязанность. Секс с ним был нежным и пристойным, как между двумя старыми друзьями, которые ценят друг друга.

То, что я почувствовала с Леонардо, никогда со мной прежде не случалось: схватка чувственности, управляемая только желанием наших тел. Наверное, поэтому я и не могу перестать думать об этом.

Перевожу взгляд с роз на воду канала, медленно текущую подо мной. У нее совсем непривлекательный мутный цвет, но почему-то меня это не затрагивает так, как раньше. Идея увидеться с Леонардо тоже больше не внушает мне страха.

И, несмотря ни на что, я хочу его. Это – единственная вещь среди моря сомнений, в которой я уверена.

Сегодня – великий день. Я увижу Леонардо и объяснюсь с ним, скажу ему, кто я и чего хочу от него. Я никогда не проявляла инициативу с мужчиной, даже не представляю, как это делается. И не умею, как Гайя, объяснять свои желания. Но на сей раз все иначе, и теперь я должна попробовать. Уверена, что желание быть с Леонардо заставит меня проявить больше усилий, чем обычно.

Выхожу из душа и останавливаюсь перед зеркалом. Протираю его от пара и смотрю на себя. Это я. Округлый овал лица, темные, слегка покрасневшие после душа глаза, с мокрого каре капает вода на плечи. И все же что-то изменилось. Со вчерашнего дня в моей жизни появились новые желания, нечто вроде нового шумного поселенца, который мешает старым жильцам.

Попробую сделать вид, что это обычное утро. Буду вести себя как всегда. Нужно убедить себя, что я просто иду на работу, хотя прекрасно понимаю, что на самом деле иду к нему.

Освобождаюсь от лишних мыслей и собираюсь выйти. Высушиваю волосы, надеваю джинсы, сверху – тонкий шерстяной свитер, набрасываю тренч на плечи и доезжаю на вапоретто до Ка’Реццонико, покупаю «Републику» в газетном ларьке под навесом, дохожу до палаццо и поднимаюсь по лестнице. Каждый этап в этой привычной рутине – шаг навстречу Леонардо.

Но когда я добираюсь до палаццо, его там нет.

Пробую позвать его – никакого ответа. Поначалу решаю подождать его в холле, надеясь, что он появится внезапно из ванной, с полотенцем, обернутым вокруг бедер, но все напрасно. Тогда спрашиваю о нем у Франко в саду, но он тоже говорит, что не видел Леонардо. Наверное, сегодня утром он рано ушел. Это единственно возможная гипотеза, которая у меня возникает.

В результате я оказываюсь на площади Сан-Паоло перед рестораном Брандолини, не решаясь войти. Сердце подсказывает, что войти стоит, а ум говорит «нет» – борясь со жгучим желанием, которое обуревает меня уже давно: хочу увидеть его.

Дверь открыта, она словно приглашает меня войти. И я именно так и делаю.

– Немедленно внесите сюда эти шесть ящиков, они должны быть здесь через минуту. Осторожней, черт вас побери! Это вино из Сассикайя[26], оно стоит как автомобиль, о котором вы мечтаете и которого у вас никогда не будет! Это вообще последний раз, когда мы что-то у вас заказываем…

Голос принадлежит Леонардо. И тон совсем не приветливый. Я не могу понять, откуда он доносится: внутри ресторана в этот час нет никого, кроме официантов. Один из них заметил меня и приближается с выражением вежливого отказа на лице. «Мы закрыты, пожалуйста, зайдите позже», – уже готов сказать он. Но я опережаю его:

– Добрый день. Я ищу Леонардо.

Взгляд, которым он меня окидывает, несмотря на холодный профессионализм, выдает любопытство. Повторяю сама себе: «Хочу просто увидеть его и… поговорить». По дороге сюда я приготовила целую речь.

– Мне кажется, он там, – отвечает официант, указывая на внутренний дворик.

– Спасибо, – бормочу и удаляюсь в направлении веранды, выходящей в сад.

Леонардо не сразу меня замечает. Он один. Бедные грузчики, похоже, уже закончили свою работу и испарились. Он говорит с кем-то по мобильному телефону, и, если судить по нахмуренному выражению лица, это не очень приятный разговор. Внезапно он прекращает говорить. Но на его лице остается задумчивое, озабоченное выражение. Взгляд устремлен в пол на что-то неопределенное. Я впервые вижу его таким нахмуренным, и мне невдомек, что может настолько его заботить. И, наверное, я не решилась бы его спросить об этом, потому что, как только Леонардо замечает меня, его лицо озаряется обычной улыбкой. Он здоровается как ни в чем не бывало, словно мое присутствие здесь абсолютно нормально.