Окошко ванной с неизменным матовым стеклом было маленьким и располагалось довольно высоко.

Дребезжание ручки резко прекратилось. Единственным звуком были настойчивые телефонные звонки, доносившиеся из гостиной, но скоро и они смолкли.

– Колли? – нервно окликнула Хелен.

В ответ лишь тягостная тишина.

Меньше чем всего два часа назад Рей сообщил ей, что нападение на Барри было всего лишь обыкновенным ограблением. И как он только мог ей так нагло лгать, вызывая в ее душе иллюзию безопасности? Но его ли это вина? Он ли лгал на самом деле?

– Рей не мог этого сделать, – сказала Джулия в тот день – неужели это было всего лишь неделю назад – когда она приехала к ней с запиской, которую ей послал Колли. – Я знаю Рея лучше любого из вас, и он просто не способен на такое.

– И я тоже так считаю, – согласилась тогда Хелен.

И теперь, в этих новых обстоятельствах, она была вынуждена мысленно согласиться с этим утверждением, стоя перед запертой дверью, напряженно вслушиваясь в гнетущую тишину и дрожа от страха. Рей не стал бы так подводить ее. Рей не стал бы ей врать.

Рей пересказал лишь то, что сам узнал от Барри.

– Значит, это Барри, – прошептала она. – Это Барри сказал неправду.

В тот же момент ее захлестнула волна воспоминаний – как Барри говорил ей о любви, его надменная усмешка, взрывной темперамент и божественные поцелуи. Барри, который собирался на ней жениться – а собирался ли? – был от нее без ума – или все-таки нет? – и даже не глядевший в сторону других девушек – ой ли? – с того самого дня, как он притормозил у тротуара и, сидя в красной спортивной машине, спросил: "Хочешь прокатиться?"

Он соврал, подумала Хелен. Это он сказал неправду Рею!

Зачем ему это понадобилось, она не могла объяснить, да теперь это было уже и не важно. Может быть, вспомнил какую-нибудь обиду, или обозлился на весь белый свет из-за того, что такое несчастье случилось именно с ним, или испугался, что Рей может нарушить клятву и отправится в полицию, чтобы рассказать про то происшествие на дороге – но так или иначе, Барри солгал, доказав тем самым, что ему было решительно наплевать на всех них – и на Рея, и на Джулию, и на Хелен.

– Он любил меня, – прошептала Хелен, но даже для нее самой слова эти прозвучали как-то фальшиво и неубедительно. И это тоже была ложь.

– Колли? – громко окликнула она. – Колли, ты все еще там?

В ответ – тишина.

Интересно, что он там делает, спрашивала она у себя. Стоит, выжидает? Или снова вернулся в гостиную, сел в кресло и затаился, надеясь, что она, решив, что он ушел, откроет дверь и осторожно выйдет из своего убежища? Неужели он и в самом деле считает ее такой дурой?

Если он хочет добраться до меня, размышляла Хелен, то почему просто не попытается выломать дверь? Ведь физически он довольно силен. Разумеется, это наделало бы много шуму, от которого, наверное, содрогнулся бы весь дом. И тогда соседи наверняка прибежали бы сюда, чтобы посмотреть, что происходит.

Кричать бесполезно. В "Фор-Сизонс апартментс" звукоизоляция была вполне надежная. Так что стереоустановки могли грохотать всю ночь напролет, телевизоры работать допоздна, а веселые компании веселиться до самого утра, не нарушая мирный сон соседей. Однако грохот выбиваемой двери – наверняка такой шум разнеся бы по всему дому, привлекая всеобщее внимание.

Из-за двери раздалось позвякивание. Приглушенный звук металла царапающего металл.

Хелен насторожилась. Что бы, черт возьми, это могло бы...

Звук повторился снова. Тихий. Настойчивый.

Хелен подняла глаза, бросая взгляд на дверь, и у нее перехватило дыхание. Металлическая пластинка шевелилась.

– Боже мой, – охнула она, – он выкручивает петли!

Я не могу просто стоять здесь, дожидаясь своей участи, подумала она. Надо что-то делать... хоть что-нибудь...

В отчаянии она распахнула дверцу шкафчика над раковиной и увидела тяжелую стеклянную бутыль с полосканием. Схватив ее с полки, она встала ногами на опущенную крышку унитаза, а затем и на крышку сливного бачка.

Размахнувшись, она изо всех сил ударила бутылкой по стеклу окна. Она била снова и снова, сбивая с рамы острые осколки.

Она не чувствовала боли, не думала о последствиях своего поступка, просовывая голову и плечи через узкий проем в стене.

– Помогите! – изо всех сил закричала она. – Помогите! Хоть кто-нибудь!

Со стороны бассейна доносились голоса и смех. Где-то перебирали струны гитары. Лужайка под окнами была пуста. Между мерцающими фонарями залегли проплешины темноты.

– Помогите! – из последних сил закричала Хелен.

И затем, зная, что другого выхода у нее нет, она подалась вперед, перегибаясь через оконную раму, и полетела вниз.

– Знаешь, мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты изменила свои планы на сегодня и вечером осталась бы дома. – Миссис Джеймс обеспокоенно глядела на дочь. – Конечно, я понимаю, что это звучит глупо, но у меня такое предчувствие...

– Ну мам! Опять ты со своими предчувствиями! – насмешливо воскликнула Джулия, чувствуя однако, что от этих слов на душе у нее стало как-то не по себе. Не обращать внимания на предчувствия матери было невозможно. Конечно, нередко бывало и так, что они оказывались не более, чем ничего не значащим беспокойством, но бывали и другие случаи. Взять хотя бы тот звонок, который поначалу показался ей просто смешным, а потом, прибежав домой, она обнаружила, что в кухне уже полно дыма.

– Я ведь ненадолго, всего на пару часов, – попыталась она переубедить мать. – Мы с Бадом просто идем в кино.

– И все-таки я попросила бы тебя остаться дома.

– Мам, ну я же не могу с ним связаться. Он совсем недавно переехал на другую квартиру. А телефон там еще не поставили.

– Но ведь ты, кажется, говорила, что он теперь живет в "Фор-Сизонс? – настаивала миссис Джеймс. – Вот и позвони туда и попроси управляющего передать ему записку. Или позвони Хелен Риверс, пусть дойдет до двери его квартиры и передаст ему, что ты звонила ей. Я уверена, что она не откажется оказать тебе столь малую услугу. Все, кто живет в этих огромных дома, наверняка уже давно перезнакомились между собой.

– Сейчас, наверное, уже слишком поздно. Его уже наверняка нет дома. – Но чтобы не расстраивать мать, Джулия все же подошла к телефону. Подняв трубку, она поднесла ее к уху и мгновение спустя снова опустила на рычаг. – Ну вот... все равно я не смогу никуда позвонить. Телефон опять барахлит. На этот раз даже гудков нет.

Висевшее на стене у телефона большое зеркало в раме отразило ее лицо, казавшееся на редкость бледным и осунувшемся под копной ярко-рыжих волос. Она подняла руку и отбросила волосы со лба.

Мне нужно привести себя в порядок, подумала Джулия. Наложить хотя бы немного пудры и румян – я бледная, как смерть. Что я себе думаю, собираясь пойти на свидание вот в таком виде? И что обо мне подумает Бад?

Хотя какая разница? Бад это просто Бад – пусть думает, что хочет. Даже если он больше никогда ее никуда не пригласит, она не слишком-то и огорчится. Вспоминая о минувшем годе, о том, как она проводила часы перед зеркалом, готовясь к свиданию с Реем – вымытые волосы, безупречный макияж, сердце, наполненное восторженным предвкушением счастья – теперь ей казалось, что это происходило не с ней, а с какой-то другой девочкой, жившей в совершенно ином мире.

Иногда она задумывала о том, а зачем вообще она начала встречаться с Бадом. Если бы их знакомство не было бы столь банально, то, наверное, она никогда не стала бы этого делать. Но он просто подошел к ней в библиотеке и, указав на только что выбранную ею книжку, сказал: "Тебе она понравится. Если хочешь, то могу порекомендовать еще одну книгу этого же писателя, даже интересней этой". Потом они столкнулись в дверях, и казалось вполне естественным, что он поравнялся с ней и пошел рядом, ведь им было по пути.

После этого они начали встречаться, просто потому что было проще согласиться, чем отказаться. Эти свидания вносили хоть какое-то разнообразие в ее жизнь, скрашивая долгие, унылые вечера. Джулия даже попыталась убедить себя, что возможно, со временем, она даже может полюбить Бада. Но все это было до того, как в город вернулся Рей. Она не хотела себе в этом признаваться, и всячески гнала прочь от себя эту мысль, но ей хватило всего одного вопросительного взгляда его зеленых глаз, одного вида его лица, теперь украшенного бородой, но тем не менее такого знакомого и родного, простого прикосновения руки, чтобы все вернулось на круги своя, когда едва лишь взглянув на этого худощавого юношу, на которого другие девчонки не обращали внимания, она сказала себе: "Это ОН".