Мамбет решительно поднялся.

Жоламанов укоризненно покачал головой, но Мамбету ничего не сказал, зная, что любые разговоры теперь бесполезны.

Мамбет разозлил Азмуратова. «Или моей, или твоей голове быть притороченной к седлу! А тут еще Аманбаев оказался предателем», – негодовал офицер. Придя на квартиру, он тут же приказал своему новому вестовому Жанкоже:

– Зови Аманбаева! И сам готовься в путь.

Жанкожа услужливо побежал. Загадочность военных походов всегда волновала юношу.

– Сальмен-ага, вас зовет старшина Азмуратов, срочно! – доложил он. Заметив, что прапорщик чем-то подавлен, юноша решил порадовать его новостью: – Сальмен-ага, мы объединяемся с дружинниками.

Жанкожа сиял, но те, кто сидел в комнате, по-разному восприняли эту весть. Таинственный офицер с повязанной головой сверлящим взглядом уставился на Жанкожу, а на лице Сальмена выразилось удивление. Оба, не сказав ни слова, встали и пошли к выходу.

– Сальмен-ага, – шепнул уже на улице Жанкожа, – берегитесь перевязанного, он следит за вами.

Чем-то озабоченный Сальмен ласково взглянул на юношу, но промолчал. «Спасибо, родной, я и сам догадался, – хотелось ему сказать, но слова застряли в горле. – Неужели правда, что мы объединимся с дружинниками? Неужели раб валаята отказался от своих черных намерений? Как неожиданно все обернулось. Где правда, где ложь?» Но ответа Сальмен не находил и поспешил к командиру, чтобы узнать от него все.

– Господин Аманбаев, срочно отправляйтесь за остальными офицерами в Кара-Тобе. Мы договорились, – сказал Азмуратов.

На сухом, словно онемелом лице командира мелькнула улыбка. Жанкожа, вошедший вслед за Сальменом, вспыхнул от радости.

– Я не понял, господин старшина, с кем вы договорились?

Азмуратов улыбнулся еще шире:

– С братьями. Я понял, что враждовать несправедливо. Надо немедленно привести сюда остальных офицеров и создать один мощный отряд.

«Он клялся уничтожить бунтовщиков. Только вчера отправил меня с приказом обмануть джигитов. А теперь… За один час вдруг отказался от злодеяния?!»

– Среди них, оказывается, есть красавица, – продолжал Азмуратов. – Ее можно пригласить к офицерам.

Сальмен догадался, что он имел в виду Мукараму.

– Я вас не понимаю, господин Азмуратов, – твердо сказал Сальмен.

Улыбка сошла с лица офицера. Помрачнев, он сдавленно проговорил:

– Господин прапорщик, вы имеете полное основание обвинить меня в предательстве и с этого часа считать, что наши пути разошлись.

Сальмен не сдержался:

– Вы хотите проверить меня? Гонец Аруна-тюре из Джамбейты тоже следит за каждым моим шагом.

– А, – поморщился Азмуратов, – с ним разговор короткий. Один полицейский – небольшая потеря. Никто его оплакивать не станет.

– Ну, а дальше что? Как я все это объясню офицерам? Если они не поверят и оторвут мне голову?

Азмуратов понял, что Сальмен попался в его ловушку. Теперь надо было только уследить, чтобы жертва не сорвалась с крючка.

– Справедливые опасения, господин Амамбаев. Об этом, признаться, я не подумал. Офицерам лучше не объяснять, а приказывать. Поэтому, видать, мне лучше самому ехать. Вас посылать опасно. Офицеры, связанные клятвой перед валаятом, могут взбунтоваться.

Чувства радости и досады одновременно мучили Сальмена. Неужели мечта, лишившая его покоя со вчерашнего дня, так легко, неожиданно осуществилась? Неужели теперь они будут вместе с теми простодушными, добрыми джигитами в походах и на привалах? Вместе будем бороться, чтобы горе никогда больше не омрачало лица наших детей и жен. Протянем руку дружбы тем смелым джигитам, нашим братьям, которые мужественно перенесли на чужбине все лишения ради свободы своего народа! Но почему мы раньше об этом не думали? Ради чего мы клялись проливать невинную кровь? Над кем занесли шашки, на проклятие друзей, на смех врагу? Хорошо, что мы все же опомнились вовремя. Нас, кстати, осенила мудрость предков: тот не заблудился, кто снова пристал к своему косяку. Создатель не покинул нас, озарил наш путь…

Сальмену вспомнился дом в Уиле, двухлетний сын, молодая жена, отец с матерью…

– О чем задумались, господин прапорщик? – насмешливо спросил Азмуратов. – Я сам поеду, не беспокойтесь.

Но Сальмен не расслышал насмешки в голосе офицера, счастье ослепило его. Он порывисто подошел к Азмуратову, стоявшему к нему спиной у окна, и заговорил со всей искренностью:

– Я не могу себе простить, господин командир, что так поздно понял всю правду. Так тяжело было на сердце, будто я совершил ужасное преступление. Вы сделали первый смелый шаг навстречу справедливости. Не все отдают себе отчет в том, что такое гражданский долг. Извините, я не думал, что вы один из этих немногих. Вы оказались истинным сыном народа. И я рад и горд, что в вашем лице нашел старшего брата, который удержит меня от ошибок, а в трудный час защитит… Я ждал и верил, что найдется такой человек, который вырвет из когтей опасности невинных, тихих и скромных сынов степи. Когда я вместе с отрядом выехал из Уила, не думал, что встречу безобидных людей, единокровных братьев. И только сегодня ночью понял, что считать врагом обездоленных, лишенных знания и культуры, бесправных людей – кощунство, подлость, преступление. Поднять на них руку все равно что поднять руку на родную мать. Вы с меня сняли тяжкий грех, тысячи благодарностей вам! И если для такого единения потребуется моя маленькая жизнь – я готов ею пожертвовать. Я готов поехать за остальными офицерами и уговорить их.

– Нет, нет, я сам поеду, – резко сказал Азмуратов.

Сальмен волновался, лицо его горело.

«Подлец! Предатель! – думал между тем Азмуратов. – Прав был Аблаев. Оказывается, мерзавец пакостил втихомолку. Не зря ходил к дружинникам…»

– Собери юнкеров перед домом! – приказал он Жанкоже.

Его продолговатое бледное лицо осталось непроницаемым, горячие слова Сальмена даже не задели его. Он по-прежнему смотрел на прапорщика, как змея на завороженного воробья.

Когда Жанкожа, торопливо объехав пять зимовий, собрал юнкеров, Азмуратов вышел из дому, сел на темно-мухортого коня.

– Славные офицеры! Я отправляюсь в путь, чтобы привести сюда всех наших джигитов. В мое отсутствие командовать вами будет офицер Аблаев. Он старше всех вас и по возрасту и по званию. Выполняйте его приказания беспрекословно. До встречи, джигиты!

Азмуратов пришпорил коня, за ним следом поехал Жанкожа. Отъехав на несколько шагов, офицер придержал коня, обернулся.

– Капитан Аблаев! – крикнул он. – Вместе с прапорщиком Аманбаевым проводите меня до устья реки.

– Хорошо! – откликнулся Сальмен.

Аблаев только кивнул и направился к оседланному коню.

За речушкой Ащисай возвышался Черный бугор. Его хребтина за знойное лето высохла и побурела. Легкой рысью подъехал Азмуратов к бугру и остановился у подножия. Быстрая породистая кобыла Сальмена могла доскакать сюда раньше, но прапорщик был так восхищен Азмуратовым, что счел неприличным обогнать командира. Он ехал рядом с Аблаевым и Жанкожой. Как только Азмуратов остановился, Сальмен придержал коня и стал чуточку за ним.

– Симпатичная докторша вам, случайно, не знакома? – спросил Азмуратов.

– Да, господин старшина! Только она не доктор, а медсестра. Я еще в Уральске знал ее. Она невеста моего друга, с которым вместе учились. Сестра известного в Уральске Курбанова. Брат отправил ее в больницу Шугулова для хирургической практики. А сейчас она вместе с дружинниками. Хорошая девушка…

– Значит, невеста, говорите?

– Да, невеста. Оба красивы. Оба друг друга любят. Прекрасная пара!

– А где этот ваш друг? Как его фамилия?

– Жунусов, зовут Хаким. По слухам, он сейчас в полку Айтиева. Весной во время мятежа атаманов сидел в тюрьме.

– Разве у Айтиева есть полк?

– Да. И дружинники хотят примкнуть к нему.

Азмуратов насупился.

– А откуда этот полк возьмет оружие?