— К полуночи ты должна вернуться домой. Я прослежу за этим. А так же за тем, покидала ли ты остров, — вздохнула женщина.

Я не успела ее поблагодарить. Миссис Хоффман скрылась из виду слишком быстро. Я осталась на пляже наедине с Гленом, который, казалось, чего-то ждал. Гневной тирады, истерики, слез. Молча он следил за тем, как я металась из стороны в сторону, оставляя следы на песке, которые тут же смывала вода.

— Я не собираюсь закатывать истерику, если ты поэтому остался, — бросила я, замирая на месте.

Я потерялась и не могла найтись, а он все ждал. Слов, действий, чего угодно, чего я не могла ему дать. Смотрел и ждал.

— Уходи! — крикнула я. — Оставь меня! Зачем ты вообще беспокоишься?

Парень не отвел взгляда. Его волосы вновь стянуло в хвост, придавая резкости его чертам. Мне хотелось зачерпнуть песка и бросить в его идеальное бледное лицо, срывая с него маску спокойствия и уверенности.

— Да что с тобой не так? Убирайся!

Я всхлипнула, убирая волосы с лица, но ветер бросил их обратно, играясь. Над островом сгущался туман, и я мечтала исчезнуть в нем, спрятаться, затеряться. Стать невидимой, неважной. Только бы все вокруг перестало иметь значение. Только бы я перестала иметь значение.

Слезы полились без предупреждения. Просто брызнули из глаз, и я рухнула на колени, измазывая штаны грязью. Плевать! Слишком много всего, чего я не могла понять, не могла принять. Крылья маленькой бабочки трепетавшей внутри надежды оторвали, играясь, и она не могла взлететь, рассыпаясь прахом. Глупо, наивно. Я хотела зарыться в песок, похоронить себя у берега океана и не дышать.

Обхватив себя руками, я пыталась согреть остатки души. Только вот ничего уже не грело. Солнце погасло, забрав с собой тепло, и мне негде было искать утешения.

Мужские руки подняли меня на ноги и оттащили подальше от воды. Я уткнулась носом в широкую грудь, ища защиты, и взвыла раненым зверьком, забитым и загнанным. Глен обнимал меня, прижимал к себе, и целовал мои волосы, а я хваталась за его плащ, сжимала его в ладонях, крича.

Туман спрятал нас от всего мира, от Мортема. Устилая землю, он вырвал из сердца мою печаль, оставив засыпать в руках того, кому я все еще не могла доверять. Лес тихо перешептывался треском веток о двоих, что искали спасения друг в друге, каждый по-своему, но безумно и отчаянно желая быть понятыми.

***

Последняя неделя на острове далась мне тяжело. Я практически ни с кем не разговаривала, на занятиях постоянно уплывала в свои мысли, теряя нить рассказа преподавателей. Я была переполнена мыслями и невысказанной болью. Я скорбела о мортах, потерявших все, даже свободу, но все еще запуганных, о их истерзанных сердцах и незаживающих ранах. Но мне было не так плохо, как Хибики.

Девушка не смогла вернуться в реальность. Ее остекленевший взгляд и пустое выражение лица никуда не девались. Она сидела, не двигаясь, не ела, казалось, даже не дышала. Отец забрал ее домой, в Японию, чтобы помочь восстановиться, и никто не посмел ему перечить.

Я смотрела на Хибики, и мне становилось страшно. Насколько же сильно увиденное потрясло ее и без того нестабильный разум? Я пыталась расспросить Натсуме, но парень стойко молчал. Я видела, что он понемногу вытягивал из сестры боль и страх, переживая их на себе, но сколько там было тех эмоций, что ему еще предстояло забрать?

Я боялась стать такой же, как и она. Утонуть в своем безумии. Некому было спасти меня. Я осталась один на один в борьбе за собственное сознание, и понятия не имела, кто проигрывал.

В день перераспределения на экзамен трудно было выползти из постели. Необходимость встретиться с друзьями тяготила меня, но я понимала, что должна. София и Натсуме начали отдаляться, но я не хотела вот так разом их отталкивать. Я обманывала себя, говоря, что не нуждалась в друзьях, но сама себе не верила.

В класс я вошла едва не самой последней перед самым началом. София обняла меня, шепча на ухо, что рада меня видеть, и я выдавила из себя улыбку, в которой подруга нуждалась. Натсуме лишь кивнул. Его голова была полна чувств сестры, и я удивлялась, как парню удавалось оставаться вменяемым.

Когда в кабинет вошла Джулиана Томпсон, повисла тишина. Ученики переглядывались, пытаясь определить, с кем и куда придется отправиться через год. Я безразлично таращилась на столешницу, рассматривая узор дерева.

Мисс Томпсон принялась зачитывать списки. Всех поделили на три группы. Одна должна была отправиться в место военного конфликта, вторая — в место эпидемии, третья — в место природной катастрофы. Однажды я задумалась, по какому принципу распределяли учеников в различные точки мира. Я даже не могла с точностью сказать, какое событие казалось мне страшнее остальных.

— … Алистор Кэрк, София Хоменко, Эмиль Мирзаян, Гюнтер Шильдкнехт, Айви Блумфилд… — читала мисс Томпсон.

София обеспокоенно посмотрела на меня, но слова директора не произвели никакого эффекта. Быть может, все произошедшее за семестр настолько измотало меня, что, оказавшись в одном списке с Гюнтером, я просто смирилась. Еще неделю назад я бы испугалась, но страх потерять Эвон был куда сильнее вражды с немцем. Я хотела всеми силами удержать душу, не дать ей исчезнуть, ведь я была всем, что у нее осталось.

Стоило огласить списки, как комната заполнилась шумом. Одни радовались, другие переживали. Я же восприняла все как должное, как очередное испытание, которое предстоит преодолеть. Все, что нужно, ради себя, ради Эвон. Ради нас двоих, отныне и навеки. Она единственная, кто будет со мной всю жизнь, не смотря ни на что, и именно это я должна сберечь.

Выходя из класса вместе с друзьями, я натолкнулась на Гюнтера. Он и Бласка что-то обговаривали. Заприметив меня, парень расплылся в насмешливой улыбке.

— Увидимся через год, крольчишка. Не растеряй всю свою прыть, я буду ждать встречи.

Одарив немца равнодушным взглядом, я направилась прочь.

Дым, ворвавшийся в голову, не стал неожиданностью. Я была к нему готова, я ждала его. Вязкая мгла, сквозь которую я не могла прорваться в поисках себя. За семестр парень научился лучше контролировать свою способность.

— Ты принадлежишь мне, Ривэрто. Моя любимая игрушка. А я терпеть не могу делиться, помни это.

— Что он сказал тебе? — спросила София, стоило дыму рассеяться.

Я не ответила. Это больше не имело значения. В голове крутилось только одно: я еду домой.

Я, наконец, еду домой.

197* год

Ноги нещадно ныли. Кости, не успевшие срастись до конца, напоминали о том, что могли сделать с ней преследователи. В веренице тоннелей они постепенно приближались, практически дыша ей в спину, и девушка, захлебываясь слезами, мысленно молила о чуде. Обволакивающая тьма не служила пристанищем, не спасала, лишь создавала иллюзию защиты. Именно здесь беглянка была уязвимой, во тьме, пристанище Теней.

Внезапно ее пальцев коснулась чужая рука, до боли знакомая и родная. Кровь забурлила, вспенилась, и где-то внутри открылся крошечный краник, пускающий по телу запас сил, хранившихся до скверных времен. Страх, сковавший легкие, отпустил, и девушка вдохнула полной грудью, несясь прочь из лабиринта.

Лунный свет, пробившийся сквозь тьму, стал спасением. Пара, держась рука об руку, выскочила наружу, под шум океана. Мокрый песок лип к плащу, наполняя его влагой. От стен тоннеля все еще отражался эхом стук шагов Теней, настигающих свою добычу.

— Ты должна бежать, — юноша коснулся лица спутницы, убирая за ухо растрепавшиеся волосы.

Едва высохшие слезы снова подступили к глазам.

— Я тебя не оставлю, Джеймс, слышишь? — яростно шептала девушка. — Я сражалась не ради того, чтобы потерять тебя.

Его взгляд, такой теплый и слишком спокойный, разрывал ее изнутри. Как он мог так безразлично разбрасываться собственной жизнью? Как мог даже подумать о том, что она оставит его на растерзание, спасая собственную шкуру? Она стойко стерпела побои, допросы, смерть семьи, только бы он был в порядке, только бы его не коснулась жестокая рука Сената, убивающая все, к чему прикасалась.