Ларина вздохнула. Она всегда завидовала семьям, где царила любовь.

– Похоже, тебе повезло с родителями.

– Да. У меня были самые лучшие на свете родители. Мне случалось видеть, как другие обращаются со своими детьми, и я знаю, как мне повезло.

– Между моими родителями не случилось такой любви… Но они были привязаны друг к другу.

– Выходит, ты была счастливее других. А у тебя были братья или сестры?

Ларина вздохнула.

– Нет. Я росла единственным ребенком. И всегда мечтала иметь сестру.

– А я даже не представляю себе жизни без братьев. Мы все делали вместе и почти никогда не расставались. Я помню, как женился Куин. Так странно было думать, что отныне он перестанет слоняться по горам вместе со мной и Луканом.

– Какие они, твои братья?

– Сильные. Умные. Ловкие. Честные. Словом, лучшие из всех, кого я знаю. Лукан с самого детства был у нас за главного. Он унаследовал от матери ее спокойную уверенность в себе и умело пользовался этим. Одно его присутствие действовало на нас умиротворяюще. Я всегда был немного тугодум – в отличие от Куина, который отличался бешеным нравом и часто поступал опрометчиво, не думая о последствиях. Правда, надо отдать ему должное, попав в беду, он обычно выпутывался самостоятельно.

– Пожалуй, мне понравятся твои братья, – с улыбкой пробормотала Ларина. И зажмурилась, когда пальцы Фэллона стали лениво поглаживать ее спину.

– Непременно понравятся. И ты им тоже, я уверен.

– А потом Дейрдре с помощью магии пробудила спавшего в тебе бога. И что случилось тогда?

Фэллон тяжело вздохнул.

– Начался ад. Пока мы жили в горах, то питались тем, что находили… когда удавалось найти. Мы постепенно превращались в диких зверей, и хотя я понимал, что обязан стать вождем, ведь именно к этому меня в свое время готовил отец, мне было не под силу усмирить пробудившегося во мне бога.

– Не суди себя слишком строго, Фэллон. Чтобы спасти братьев, ты обязан был сначала помочь самому себе.

Ну еще бы! Еще как помог. Фэллон скривился от отвращения к самому себе. Ему не хотелось вспоминать те годы, но он вдруг обнаружил, что не стесняется открыть душу перед Лариной. Что-то подсказывало ему: она должна лучше узнать его – такого, каким он был на самом деле.

«Ты боишься обмануть ее ожидания – как когда-то разрушил надежды братьев».

Это было правдой. Хотя ему даже сейчас было больно об этом думать.

– Не знаю, где Лукан нашел вино, – негромко пробормотал Фэллон. – Он отправился на поиски еды, а когда вернулся в пещеру, где мы тогда жили, то притащил бурдюк с вином. И я начал пить. И очень скоро заметил, что чем больше я пью, тем реже слышу голос своего бога.

– И продолжал пить, – упавшим голосом проговорила Ларина.

Фэллон замялся. Рассказать ей? Узнав обо всем, она быстро поймет, как ошиблась в нем. Если он скажет ей правду, то своими руками уничтожит возникшую между ними хрупкую связь. Уничтожит надежду, которую почувствовал впервые за много лет. А потом потеряет и ее. Впрочем, Ларина и так все узнает, как только он привезет ее в замок, обреченно подумал Фэллон. Поэтому лучше он сам объяснит ей, что он за человек.

– Угу, – мрачно кивнул он. – Я продолжал пить. Если Лукан отказывался добыть мне вино, я находил его сам.

– Ох, Фэллон… – покачала головой Ларина.

Не поднимая глаз, он сжал ее руку, внезапно испугавшись, что у него не хватит духу рассказать ей все до конца.

– Вместо того чтобы стать вождем, которым меня видел покойный отец, я взвалил эту ношу на плечи Лукана. И хотя я знал, что без моей помощи ему будет трудно держать Куина в руках, но продолжал топить свои проблемы в вине. Каждое утро, проснувшись, я собственными глазами видел на стенах пещеры свидетельства тех приступов бешенства, которые накатывали на Куина. Обезумев, он полосовал их когтями, оставляя на камне глубокие следы. Он тяжело переживал смерть жены и ребенка – вернее, так и не смог пережить это. Я должен был быть рядом с ним в это время! Должен был помочь ему. И Лукану тоже. А я…

– А что ты мог поделать? – перебила Ларина. – Ты же знаешь, люди по-разному борются с горем.

– Вместо этого я отдалился от братьев. Лукан умолял меня бросить пить, прятал вино, но это приводило лишь к ужасным ссорам между нами. Дело доходило до драки. Слава Богу, мы не поубивали друг друга… поскольку иной раз я боялся, что убью родного брата, чтобы он не мешал мне напиваться.

Рука Ларины, лежавшая у него на груди, внезапно задрожала. Фэллон гадал, о чем она думает, но так и не решился спросить. Наверное, поняла наконец, что он не такой хороший, как она считает. Пожалуй, это даже к лучшему. Да, он не тот человек, которым обязан был стать. Но каким бы он ни был, он не обманет ее ожидания, как обманул надежды братьев.

– Не знаю, когда Лукан наконец понял, что не сможет меня остановить. Я заметил: он теперь заботился, чтобы у меня всегда под рукой было вино. Когда он стал настаивать, чтобы мы вернулись в замок, я хотел отказаться. Но после всего, что сделал для меня Лукан, у меня не хватило духу сказать «нет». Хотя в те дни я не мог без содрогания думать о том, как вновь увижу перед собой стены нашего замка.

– Он решил, что это пойдет тебе на пользу.

Фэллон пожал плечами.

– Наверное. Куину, во всяком случае, пошло, и Лукан немного воспрянул духом. Он, как мог, поддерживал нас с Куином – и за это я в неоплатном долгу перед ним. Триста лет я глушил своего бога вином. Триста лет мои братья вынуждены были справляться без меня. И когда возле стен замка появлялись вирраны, я сражался с ними, но лишь с помощью меча.

– Ты ни разу не прибегал к помощи бога? – поразилась Ларина.

– Нет. Я так и не решился. Даже когда Лукан привел в замок Кару и на нас впервые напали Воители Дейрдре. Я и тогда не рискнул обернуться Воителем, и Кару едва не взяли в плен. Никогда не забуду ужас в глазах Лукана, когда он увидел, как один из Воителей тащит Кару.

– Что же произошло?

– Отец научил нас отлично сражаться. Никто из мужчин клана никогда не осмеливался бросить вызов кому-то из нас. А когда мы сражались друг с другом, бой обычно заканчивался вничью. Мы были грозными Воителями, когда бились в одиночку, а вместе… вместе мы были непобедимы. Думаю, поэтому Аподату, бог мести, и остановил свой выбор на нас троих.

Ларина кивнула. Пушистая прядь защекотала нос Фэллону.

– Загнав похитителя Кары в угол, мы втроем набросились на него. Лукан выхватил из его рук Кару, а мы с Куином прикончили его. Но мы знали, что Дейрдре не остановится и снова нанесет удар. Я понимал, что должен помочь братьям, но боялся, что, раз отпустив бога на волю, уже не совладаю с ним.

– А этого ты не мог позволить. Я понимаю.

Фэллона охватил стыд.

– Слишком долго я жил, стараясь не думать о том, кто обитает во мне, в том числе и о том могуществе, которое получил благодаря ему. Мне было страшно… я боялся, что могу навредить Лукану, вместо того чтобы помочь. Мне казалось, я справлюсь своими силами, обойдусь без магии – одним лишь мечом. На это я и надеялся.

Фэллон мысленно перенесся в тот день, когда произошла битва. Снова увидел, как Кара, неловко подняв меч, отбивается от наседавшего на нее виррана. Лукан, как всегда, держался рядом, но потом случилось то, о чем ни один из них даже помыслить не мог. Появившийся словно из ниоткуда Воитель схватил Кару и исчез прежде, чем Лукан успел ему помешать.

– В тот день на нас напали вирраны. Их было так много… я никогда раньше столько не видел. Не успеешь убить одного, а на его месте уже стоят новые. Внезапно они лавиной хлынули в замок, а вместе с ними появились четыре Воителя. Дейрдре не учла только одного: к этому времени столько же Воителей оказалось и на нашей стороне. И все они в тот день находились в замке.

Уткнувшись в него носом, Ларина улыбнулась – Фэллон почувствовал, как шевельнулись ее губы.

– Стало быть, перевес был на вашей стороне.

– Вернее, мы так думали. Но потом одному из Воителей каким-то образом удалось схватить Кару. Единственным, кто заметил это, был я. Я знал, что обязан ее спасти. Куин едва не помешался, когда у него на глазах убили жену и ребенка, но Лукан… он бы не пережил, если бы что-то случилось с Карой. Потому что в ней была вся его жизнь. Я бросился в погоню за Воителем, тащившим Кару, надеясь задержать его в замке до появления Лукана. Большая часть нашего замка к тому времени оказалась в руинах, поэтому Воитель помчался к сторожевой башне, которая была обращена к морю. Он приказал Каре взобраться ему на спину, а сам стал спускаться вниз по стене. Одно неловкое движение, и она, сорвавшись, разбилась бы о скалы.