— Эвелин, ты ничего не должна здесь бояться. Со мной тебе никогда не будет страшно.

В ее глазах блеснули слезы.

— О-о-ни н-н-ненавидят меня-я-я.

На этот раз слова звучали ровнее, но сила звука все время менялась. Эвелин начала говорить тихо, потом звук стал громче, а к концу фразы почти совсем стих. Казалось, она пробует разные варианты, пытается угадать нормальную громкость.

Но как она может это узнать?

Грэм теперь многое понял. Отдельные части картины стремительно находили свои места. Он почти не успевал за развитием событий, приходилось сдерживать желание скорее постичь все тайны Эвелин.

— Эвелин, давай начнем сначала. Я должен знать, что произошло. Ты потеряла слух из-за несчастного случая?

Она кивнула.

— Ты долго болела?

Снова кивнула.

— Почему ты не рассказала своим близким? Думала, что они тебя не поймут? Господи, ведь они же считали, что ты тронулась умом! Я тоже так думал. А ты, вероятно, умнее многих из нас.

— Я б-боялась, — тоненьким голосом повторила она.

— Чего ты боялась?

На щеках Эвелин появился румянец. Ее пальцы беспокойно дрожали.

Грэм решил не ждать и подыскать вопрос, на который она сможет легко ответить.

— Все считают, что ты не в себе. А ты просто не слышишь и не сказала ни слова после несчастного случая.

Лицо Эвелин пылало от стыда, но она снова кивнула.

Грэм ощущал небывалый подъем. Боже, а он-то мучился! Винил себя за то, что чувствует вожделение к женщине, которая даже не способна понять, что именно с ней происходит. А теперь выяснилось, что это все ерунда! Эвелин — нормальная девушка! Во всяком случае, голова у нее работает отлично.

— Почему же ты не говорила? — спросил Грэм, коснулся ее щеки и осторожно провел пальцем по гладкой коже.

— Я н-не знала, громко-о-о говорю или нет. С-сначала я п-просто боялась. Н-не понимала… — Голос Эвелин звучал все тише.

Наконец Грэм и вовсе перестал различать слова. Он дотронулся до ее губ.

— Громче, Эвелин, чуть громче.

Она прочистила горло, сглотнула и с раскрасневшимися щеками продолжила:

— Я не понимала, что со мной произошло и п-почему-у. И долго-о не могла р-разобраться. А когда поняла, решила сохранить все в т-тайне. Пусть все д-думают, что я сошла с ума-а. Мозговая л-лихорадка. Т-тронулась умом. Пусть думают что х-хотят.

Чем дольше Эвелин говорила, тем большую уверенность обретала. Речь почти без помех слетала с ее губ. Запиналась она только в начале слов и нечетко произносила окончания, но Грэму казалось, что он слышит самые прекрасные звуки в своей жизни.

Его жена может с ним разговаривать! Она оказалась настолько сообразительной, что научилась читать по губам. Дурочка? Если кто-то и выказал недостаток ума, так это ее семья. Как они умудрились за все эти годы не распознать ее глухоты? Наверное, среди Армстронгов она — единственная умница.

Какое-то время Эвелин молчала, потом неуверенно заглянула в лицо Грэму:

— Ты не… сердишься?

Грэм удивленно воскликнул:

— Сержусь?!

Эвелин кивнула, а он вспомнил, что пока не до конца услышал ее историю. Что-то она продолжала скрывать. Чего она в то время боялась, хотя и жила под надежной защитой своей семьи?

Он обхватил ладонями ее лицо, чтобы Эвелин не упустила ни одного слова.

— Я не сержусь, совсем не сержусь. Это радостный миг для меня.

Эвелин осторожно улыбнулась, ее взгляд потеплел. Большими пальцами Грэм провел по ее скулам, надеясь, что она сможет поверить в его искренность.

— Чего ты боялась, Эвелин? Что испугало тебя до такой степени, что ты не решилась рассказать правду о своей болезни?

Лицо Эвелин вдруг побледнело. Она опустила веки, как будто пытаясь отогнать от себя призраки прошлого. Грэм не настаивал, а продолжал нежно поглаживать ее по щекам.

Когда Эвелин снова осмелилась взглянуть на него, слезы стояли в ее глазах, превращая их в два синих бездонных озера.

— Меня хотели выдать замуж за Йена Макхью.

— Чуть громче, — попросил Грэм.

— Меня хотели выдать замуж за Йена Макхью, — повторила Эвелин.

Грэм кивнул:

— Мне это известно. После несчастного случая помолвка была расторгнута. Насколько я понимаю, он пошел на попятную из-за несчастного случая с тобой?

Эвелин мрачно кивнула.

— Прошло всего несколько недель после падения с лошади, я еще не пришла в себя до конца и очень боялась. Но когда поняла, что мне не придется выходить замуж, потому что в семье решили, что я не в себе, то не стала никого разубеждать. Иначе мне пришлось бы сдержать слово.

Грэм смотрел на нее во все глаза.

— Ты позволила своим родственниками три года считать тебя сумасшедшей, потому что не хотела выходить замуж за Йена Макхью?

— Он дурной человек, — хрипло прошептала Эвелин. — Я так его боялась. Я пыталась объяснить отцу, но он не хотел мне верить, решил, что это девичьи страхи. Мне было обидно. Я очень люблю отца. Я думала, он примет мою сторону, а не сторону Йена.

Грэм сдвинул брови. Теперь картина происшедшего стала проясняться. Настроение у него испортилось. Едва ли его обрадует ее ответ на следующий вопрос.

— Почему ты решила, что он дурной человек? Что он тебе сделал?

Дыхание Эвелин участилось. Ладонь Грэма легла на ее шею, и он пальцами ощутил, как застучал пульс. Он физически чувствовал ее страх, ее панику.

Слезинка выкатилась из глаз Эвелин и упала ему на руку.

— Ему нравилось загонять меня в угол. Он находил меня, когда никого не было рядом. Все время преследовал. Однажды ночью даже пришел в мою спальню. Ему нравилось… трогать меня. Трогает, а сам шепчет в ухо угрозы. Рассказывает, какой будет моя жизнь с ним. Что значит быть его женой… Что будет, когда мы поженимся. Он говорил страшные, ужасные вещи. Я даже повторить этого не могу. Я представить себе не могла, что такая злоба может существовать. И за что? Я никогда его не обижала, не делала ничего, чтобы его рассердить. И все равно он меня ненавидел. И собирался наказать, как только я стану его женой.

Грэма трясло от ярости. Он опустил руку, чтобы случайно не сделать Эвелин больно. Ноздри его гневно затрепетали, когда он представил себе Эвелин во власти чужого мужчины. Такую юную, испуганную и беззащитную.

— Он обижал тебя? Делал что-нибудь, кроме того, что трогал?

— Н-нет. Ему нравилось пугать меня тем, что будет.

— Я убью его, — ледяным тоном произнес Грэм.

Эвелин побледнела.

— Н-нет, не н-надо. Ну пожалуйста. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал.

— Я знаю, — отрезал он. — А больше никому и не надо. Но я знаю и не спущу ему.

Страх и отчаяние наполнили глаза Эвелин. Грэм не мог больше сдерживаться. Он привлек ее к себе и прижал к груди.

В его объятиях лежало нежное юное создание. Принадлежащая ему женщина. Его жена. Ему больше не нужно стыдиться своего желания. Она не хуже, чем он, понимает смысл супружества. У них будет настоящий брак, если она пожелает. В своем желании Грэм был уверен.

Он поцеловал Эвелин в макушку и молчал, ведь она не могла слышать его слов.

Она доверчиво прижималась к его груди, а Грэм вдыхал ее запах, наслаждаясь каждым мгновением этой близости. Им о многом надо было поговорить, но пока ему не хотелось прерывать невинную сладость этих объятий.

Несколько долгих мгновений он сидел без движения и крепко прижимал к себе Эвелин. Грэм хотел, чтобы она доверяла ему, и тот факт, что Эвелин рассказала ему свою историю, был, на его взгляд, большим шагом на пути к счастью. Она поделилась с ним тем, что скрывала даже от своей семьи.

Когда Грэм наконец отстранился, ему вдруг припомнилась их первая встреча, и он удивленно спросил:

— Эвелин, в нашу первую встречу ты смотрела на меня очень странно и сосредоточенно. Даже когда я стоял в другом конце зала и ты не могла видеть, что я говорю, потому что я повернулся к тебе боком. Но я видел тебя краешком глаза, и у меня было чувство, что ты слышишь или, во всяком случае, понимаешь, что я говорю.