— Так это правда, что ты можешь читать по губам все, что я говорю?

Эвелин кивнула:

— Правда.

— Умненькая девочка, — улыбнулась Робина и погладила ее по щеке.

Отец Эвелин, тоже поднявшись со скамьи, с тоской в глазах смотрел на дочь. У той уже не было сил видеть его опечаленное лицо. Грэм, угадав намерение жены, помог ей подняться. Она порывисто бросилась к отцу, обняла и прижалась щекой к его мощной груди. В ответ Тэвис крепко прижал дочь к себе и поцеловал в макушку. Когда он поднял голову, по его щекам катились слезы, а в глазах застыла печаль.

— Прости меня, моя девочка, — пробормотал он.

Эвелин улыбнулась:

— Все уже забыто. Это я должна просить у тебя прощения. Теперь все хорошо, и это самое главное.

Отец кивнул:

— Да, важно, чтобы ты была счастлива и благополучна.

Эвелин повернулась к Грэму, который не отрывал от нее взгляда. Ее поразила глубина чувства в его глазах. Не оборачиваясь к отцу, она сказала:

— Так и есть, папа. Я счастлива и благополучна.

Броуди и Эйден тоже подошли к сестре. Броуди крепко обнял ее и осторожно провел пальцем по ссадине рядом с губами.

— Я люблю тебя, малышка. Никогда не забывай нас, ведь мы все здесь тебя любим.

Эвелин снова улыбнулась.

— Конечно, я никогда вас не забуду.

И она вернулась к Грэму, который снова сел на кровать и притянул жену к себе на колени. Здесь Эвелин чувствовала себя сильной и защищенной. Сила Грэма как будто сливалась с ее собственной.

— Есть еще кое-что, что нам надо знать, Эвелин, — сказал Грэм. — Йен Макхью похитил тебя, но когда мы пришли под стены крепости, Патрик Макхью заявил, что ничего не знал о делах своего сына. Мы оставили крепость слишком быстро, опасаясь, что ты сильно пострадала и нуждаешься в лечении. Ты можешь рассказать подробно, что произошло, если, конечно, тебе это не очень тяжело?

Эвелин удивленно посмотрела на мужа.

— Не знал о делах сына? Грэм, да он был там, в темнице, когда Йен меня ударил. Я видела, хотя он спрятался в тени, будто хотел, чтобы его не заметили. Но он был там и все знал.

На лице Грэма отразился охвативший его гнев. Он переглянулся с остальными мужчинами в комнате.

Эвелин дотронулась до его щеки, чтобы он посмотрел на нее.

— Он действовал из страха перед своим сыном, не понимаю почему. Ведь Йен оказался куда меньше ростом, чем я его запомнила, и намного меньше своего отца. Когда я была моложе, он казался мне огромным, как мифическое чудовище. Но, увидев его снова, не могла поверить, что именно этот человек так долго снился мне в ночных кошмарах.

— Он умрет, — ледяным тоном произнес Грэм.

Эвелин с беспокойством взглянула на отца и братьев. Они были очень разозлены. Щеки ее отца побагровели от гнева.

Боуэн шагнул вперед.

— Я знаю, ты сейчас в ярости, Грэм. Трудно тебя за это винить. Но сейчас ты нужен Эвелин и не должен уезжать даже для того, чтобы отомстить за нее. Ты наказал главного виновника ее мук. Позволь, я отправлюсь к Макхью и займусь этим делом.

Грэм отрицательно качнул головой, но отец Эвелин поднял руку.

— Твой брат правильно говорит, Грэм. Сейчас это не твое дело. Твое место рядом с женой. Я дам воинов. Скорее всего Макхью сдадутся без боя. Они знают, что им не одолеть нас.

— Я тоже поеду с ним, — с кровожадным видом вмешался Эйден.

— И я, — сказал Тиг.

У Эвелин закружилась голова оттого, что она быстро переводила взгляд с одного на другого, чтобы следить за разговором.

Когда и Броуди вызвался идти в поход, Тэвис улыбнулся.

— Ну, что скажешь, Грэм? Могут два вождя отойти в сторону и позволить своим самым надежным воинам избавить горы от вероломного негодяя?

— Я предъявляю права на его имущество, — заявил Грэм. — Оно отойдет Эвелин и нашей дочери, когда бы она ни родилась — первой или последней из моих детей. Сын, которого Эвелин мне родит, со временем станет вождем нашего клана. Но я хочу, чтобы дочь имела собственность и никогда не оказалась в ситуации, подобной той, в какую попала Эвелин, когда пыталась избежать брака с жестоким чудовищем.

Глаза Эвелин наполнились влагой, она обняла мужа, и по щекам покатились горячие слезы. Потом, отстранившись, она, не стесняясь присутствующих, поцеловала его в губы. Грэм обнял ее, а Эвелин оглянулась на группу мужчин, занятых планами первого совместного выступления новых союзников — Монтгомери и Армстронгов. Возник спор, кто именно должен расправиться с Патриком Макхью за ложь и измену.

Эвелин отвела взгляд, не желая слышать о смерти.

Грэм взял ее за подбородок, повернул к себе лицом и погладил по щеке.

— Твоя мать хочет с тобой поговорить. Я пока спущусь вниз вместе со всеми, надо обсудить план действий. Позже приду тебя навестить.

Он осторожно пересадил ее на кровать, поднялся и жестом скомандовал остальным покинуть спальню.

Когда мужчины ушли, Эвелин повернулась к матери. Оставшись с ней наедине, она почему-то смутилась.

Робина села на кровать лицом к Эвелин и взяла ее руки в свои.

— Ты любишь его, — мягко сказала она.

— Люблю, — выдохнула Эвелин. — Всей душой. Он очень хорошо ко мне относится.

Мать улыбнулась и стиснула руки дочери. Потом наклонилась, поцеловала ее в щеку и с сияющими от радости глазами сказала:

— Он любит тебя.

Эвелин не сразу ответила, но потом посмотрела в глаза матери и, чувствуя, как сильнее забилось сердце, произнесла:

— Да, мне кажется, любит. Пока он этого не говорил, но я верю, что любит.

Робина кивнула.

— Я тоже верю. Он все время стремится тебя защищать, Эвелин. На вас очень приятно смотреть.

Эвелин вздохнула:

— Это единственное, что заставляет меня страдать из-за моей глухоты.

— Как так? — нахмурилась Робина.

— Потому что больше всего на свете я хочу слышать его голос. Ничего другого мне не нужно.

Грэм молча стоял за дверью и прислушивался к печальным ноткам в голосе Эвелин. Грустно было сознавать, что она отчаянно мечтает о невозможном — хочет услышать слова любви. Он задумался и еще некоторое время постоял возле спальни, пока Эвелин и ее мать продолжали говорить о своем. Нет, обычным способом она его не услышит, но он что-нибудь придумает. У Эвелин не должно быть никаких сомнений в том, что он любит ее так, как только может любить мужчина. Приложив ладонь к закрытой двери, он прошептал:

— Я люблю тебя, Эвелин. И заставлю тебя это услышать, чего бы мне это ни стоило.

— Я хочу, чтобы в отношениях Армстронгов и Монтгомери наступил новый этап, — сказал Тэвис, когда служанки подавали кубки с элем ему, а также Грэму, Боуэну, Тигу, Броуди и Эйдену.

— Слушаю тебя, — отозвался Грэм.

Его братья обменялись взглядами, затем оба посмотрели на Грэма. Грэм сознавал невероятность момента. Немыслимое событие происходило благодаря голубоглазой золотоволосой девушке, которая ворвалась в его жизнь, и заставила забыть о ненависти, мести, и научила любить.

— Вместе мы представляем силу, с которой ничто не сравнится, — сказал Тэвис.

Эйден кивнул в знак согласия. Было ясно, что Броуди тоже поддерживает отца. Он сидел сбоку, и в его лице не было ни озлобления, ни насмешки. Казалось, он тоже желает мира.

— Никто, даже король, не сможет нанести поражение объединенным силам наших кланов, — говорил Тэвис. — Это не значит, что я призываю к восстанию. Я просто указываю на преимущества искреннего союза между нами. Искреннего, а не навязанного со стороны.

Грэм набрал в грудь побольше воздуха и еще раз взглянул на братьев. Те, поймав его взгляд, едва заметно кивнули. Тогда Грэм обратился к вождю Армстронгов:

— Я согласен.

В глазах Тэвиса появились такое облегчение и такая радость, что Грэм удивился.

— Хорошо, что десятилетия кровавой междоусобицы останутся позади. И не только ради благополучия моей дочери, но и ради твоих детей, Грэм, и детей моих сыновей. Вместо вражды мы можем заключить нерушимый союз, который обеспечит будущее обоих наших кланов.