И вот случай подоспел. Дружок поймал Колю во время короткого обеденного перерыва.

— Слыхал? — Петька смотрел на Колю завороженными глазами. — На Балтфлот добровольцев набирают. Пацанов нашего возраста.

Неужели добились мальчишки? Не зря, значит, в разные инстанции обращались, самому командующему флотом писали.

— Врешь? — Коля от удивления даже рот разинул. — Откуда узнал?

— Честное… — Петька чуть было не сказал «пионерское», но вовремя спохватился, вспомнил, что еще весной, накануне 1 мая, их обоих в комсомол приняли. — Честное комсомольское. Один знакомый моряк сказал, он к моей сестре на свидания ходит.

— Может, обманывает?

— Нет, он добрый. Помогает нам. Между прочим, комендором на эсминце служит.

На следующий день выбрались в военкомат. Встретил ребят строгий военный с двумя шпалами в петлицах.

— Сколько тебе лет? — спросил Колю.

— Пятнадцать… Скоро шестнадцать, — торопливо добавил Коля для убедительности.

— На заводе трудишься?

И чего расспрашивал? Ведь все знал. Сколько раз сюда приходили.

— Угу… В ремесленном и на заводе.

— Ремесленное — это хорошо. А специальность какая?

— Токарничаю. — Хотел Коля насчет ремонта пулеметов добавить, но воздержался. Как-никак военная тайна.

Ответил на свои вопросы и Петька Чубаков.

— Не отпустят вас, — усомнился военный. — С мастером говорили?

С Иваном Максимовичем они давно договорились.

— Мастер не возражает.

— Тогда почитайте вот. — Майор протянул ребятам бумагу.

«Правила приема в Школу юнг Военно-Морского Флота», — гласил заголовок.

— «Школа комплектуется юношами, комсомольцами и не комсомольцами, — внятно читал Коля, — в возрасте 15–16 лет…»

«Как раз подхожу», — отметил про себя, и на сердце полегчало.

«Имеющими образование в объеме 6–7 классов…»

Остановился, прикинул: образование тоже соответствовало. Правда, семь классов закончить не удалось, война помешала. Зато ремесленное, большой плюс.

— Подходим. Давай дальше, — поторопил Петька.

— «Исключительно добровольцами…» — с ударением произнес Коля и повторил: — Исключительно.

— Ничего, и по этой статье подойдем.

— «Желающие поступить, — продолжал читать Коля, — подают в райком комсомола заявление за своей подписью и подписью родителей… удостоверяющих свое согласие…»

Коля почувствовал, что строчки столь желанного документа стали расплываться у него перед глазами, и он в замешательстве, глотая слова, закончил:

— «Заявление должно быть заверено… при заявлении должны быть приложены…»

Далее следовал перечень необходимых документов: о рождении, образовании, состоянии здоровья… Но он даже читать не стал. В голове вертелись два слова: «Согласие родителей». И билась тревожная мысль: «Мама не согласится… не согласится… не согласится…»

За последний год в семью Улановых одна за другой пришли две похоронки — на старших сыновей Александра и Василия. Отец замкнулся, ушел в работу. А мать не находила себе места, часто плакала. В редкие дни, когда Коля появлялся дома — иногда приходилось по неделям из ремесленного не выбираться, — она прижимала его к груди и подолгу не отпускала от себя, словно боялась потерять свою последнюю надежду.

«Не согласится… Все пропало…» — в отчаянии решил Коля.

Петька догадался, какие сомнения мучают друга.

— Ты, Колька, тово… — успокаивал он. — Не расстраивайся. Чего-нибудь придумаем.

И они придумали. За родителей расписались сами. Управдом, не разобравшись, заверил подписи.

После окончания учебы, получив назначение на корабль, Коля часто вспоминал об этой своей вине перед матерью, о данном ей обещании и о своей клятве. Не раз он мысленно повторял: «Я вернусь, мама! Рассчитаюсь с фашистами и вернусь…»

На сигнальной вахте скучать не приходится. В боевом походе на каждом метре неожиданности и опасности. Глаз да глаз нужен. Будешь ловить ворон, чуть зазеваешься — можешь пропустить сигнал с флагмана или с соседнего корабля. А еще хуже — не заметишь перископ подводной лодки, появление корабля или самолета противника. Или плавающую мину пропустишь. Тогда — беда…

— Сигнальщик, как обстановка?

Это голос капитан-лейтенанта Васильева. Наполовину высунувшись из рубочного люка, он и сам наблюдал — и за морем, и за воздухом. Но и за боевыми постами успевал следить.

— Нормально, товарищ командир!

Коля постоянно ощущает на себе взгляд командира.

— Не прозевай вызов флагмана, Уланчик, — негромко, даже как-то доверительно предупредил Васильев.

— Есть не зевать!

Хорошее настроение у командира — Уланчиком назвал.

Повелось так с того самого дня, когда три юнгаша — рулевой Боря Демченко, моторист Женя Бурмистров и он, сигнальщик Коля Уланов, — впервые появились на катере. Прибыли прямо из Школы юнг. Ладно сшитая форма придавала им молодцеватый вид. Но вместо свободно выпущенных лент на бескозырках были бантики. Может, поэтому, а может, из-за того, что им впервые предстояло служить на боевом корабле, чувствовали они себя стеснительно, хотя и старались казаться бравыми мореходами.

Собственно, корабля как такового еще не было. У стенки стоял приземистый, не очень внушительный корпус, сваренный из броневых листов. Ремонтникам вместе с экипажем предстояло напичкать его всевозможными механизмами и аппаратурой.

Командир встретил необычное пополнение весело, с нескрываемой, впрочем вполне благожелательной, иронией. Выслушал стандартный доклад: «…прибыли в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы», заметил:

— Та-ак, добровольцы-комсомольцы, значит?

— Так точно! — за всех ответил Боря Демченко, он был на правах старшего.

Колю, самого маленького, переспросил:

— Как зовут, говоришь?

— Юнга Николай Уланов.

Васильев смерил его взглядом.

— Ну какой же ты Уланов? — улыбнулся добродушно. — Ты еще Уланчик. Верно я говорю, парторг? — обратился к стоявшему рядом старшине 1-й статьи.

Непосредственность командира подкупала. Он как бы приглашал: «Не стесняйся, будь здесь как дома». И сразу настраивал на дружеский лад.

— Он подрастет, товарищ капитан-лейтенант, — ободряюще кивнул Коле старшина.

— Надеюсь, — не переставая улыбаться, продолжал командир. — У нас морской паек, подкормим. — И неожиданно распорядился: — А бантики заменить. Теперь вы моряки, балтийцы и выглядеть должны соответственно. Верно я говорю, Уланчик?

— Так точно, верно! — выпалил Коля, обрадованный таким решением командира.

С тех пор и повелось — Уланчик.

Удобно устроившись на своей площадке — тут тебе и наблюдательный пост и пулеметное гнездо! — Коля, почти не отрываясь от бинокля, всматривался вдаль. Где они там, проклятые фашистские корабли? Не пропустить бы!

Здесь у него все наготове. Только, конечно, надо знать, где что находится. Понизу, вдоль ограждения, прямо под руками — ящики с ячейками, в которых, аккуратно свернутые, хранятся сигнальные флаги. Бери любой, какой потребуется. Слева на кронштейнах закреплен прожектор. Под ним на полочке — фонарь ратьера, это в основном для ночных переговоров с помощью световой азбуки Морзе. Высоко над головой самая верхушка мачты — клотик, а на нем — лампочка, ее тоже можно использовать для сигнализации, выключатель тут же. Ну и, само собой, семафорные флажки.

Струнами сказочной арфы тянутся вверх, вдоль мачты к рее, фалы — прочные тонкие тросы. С их помощью Коля может поднять один или несколько флагов. Умно придумано: «Каждый флаг соответствует букве, цифре или целому слову. Иногда — команде. Пользуясь кодом, набором флагов, можно передавать на другой корабль донесение, распоряжение или условный сигнал. Например: «Счастливого плавания!», «Поворот — все вдруг», «Вижу противника».

Коля мастерски научился орудовать флагами и фалами.