И я не могу этого забыть. Нет, я не против благотворительности, она нужна. Только я думаю, что в ней не было бы такой нужды, если бы они хоть чуть-чуть помогли раньше…

— Я думала, есть дома для работающих девушек и какие-нибудь общежития… — проговорила миссис Кэрью таким тоном, который могли распознать только несколько её друзей.

— Да, есть. А вы хоть когда-нибудь туда заглядывали?

— Н-нет, — голос миссис Кэрью стал виноватым и умоляющим. — Я даю им деньги.

Сэди странно улыбнулась:

— Да, я знаю. Много хороших женщин даёт им деньги, но не поинтересовались, что там внутри. Пожалуйста, не подумайте, что я против этих домов. Они нужны. Они хоть как-то помогают, но это капля в море… Однажды я попробовала… но там был такой воздух, что я чуть не потеряла сознание… Может, они не все такие, а может, со мной что-то не в порядке. Если бы я попыталась рассказать вам, вы бы не поняли. Там просто нужно пожить, а вы их даже не видели. Иногда я думаю, почему бы хорошим женщинам не приложить к своим деньгам чуть-чуть сердечного участия. Ох, простите, я не думала так много говорить, но вы сами спросили!

— Да, сама… — отворачиваясь, проговорила миссис Кэрью.

Не только от Сэди услышала она совершенно новые вещи. Джеми тоже немало удивил её.

Он бывал теперь часто. Поллианне нравилось, когда его привозили, и он с удовольствием бывал у них. Вначале он немножко стеснялся, но потом успокоил свои сомнения и уступил глодавшей его тоске. Он объяснил Поллианне, а больше — себе, что «в гости» — это не насовсем.

Часто миссис Кэрью заставала их возле окна библиотеки; коляска стояла сложенная в сторонке. Иногда они полностью погружались в чтение. Однажды она услышала, как Джеми говорит Поллианне, что быть инвалидом — не так уж плохо, столько интересных книг. Конечно, он был бы намного счастливее, если б у него были и ноги, и книги, он бы тогда просто летал от счастья. Иногда он рассказывал истории, а Поллианна слушала, широко раскрыв глаза.

Миссис Кэрью удивлялась её интересу, пока однажды не остановилась сама и не прислушалась. После этого она не удивлялась, а сама приходила послушать. Как и любой ребёнок, который не учится регулярно, он говорил не очень правильно, но так живо и образно, что незаметно миссис Кэрью обнаружила, что путешествует в золотом веке вместе с Поллианной. А вёл их волшебный мальчик с сияющими глазами.

Как сквозь туман, стала она понимать, что значит иметь живое воображение и совершать подвиги, когда на самом деле ты всего-навсего калека в инвалидной коляске. Миссис Кэрью не заметила, какую важную роль несчастный мальчик стал играть в её жизни. Она не догадывалась, как важно для неё его присутствие и как старательно она ищет что-нибудь новое, чтобы ему показать. С каждым днём всё больше и больше он казался ей сыном умершей сестры.

Прошли февраль, март, апрель, наступил май, который приближал отъезд Поллианны. Неожиданно миссис Кэрью пришла в себя и подумала, что значит для неё это расставание.

Она удивилась и ужаснулась. До сих пор она думала, что ждёт-не дождётся, когда Поллианна уедет. Она говорила себе, что в доме опять наступит тишина, станет поменьше света. Тогда она снова найдёт покой, закроется от назойливого, шумного мира, сможет посвятить себя грустным мыслям и воспоминаниям о потерянном мальчике, который когда-то шагнул в неизвестность и закрыл за собою дверь. Да, она была уверена, что это вернётся, когда Поллианна уедет домой.

Но теперь, когда Поллианна на самом деле должна была уехать, предстала совершенно иная картина. «Тихий дом, в который не проникнет солнечный свет», вдруг представился ей мрачным и невыносимым. Тоска в тишине и покое показалась ужасным одиночеством. Желание спрятаться от назойливого, шумного мира и предаться горьким воспоминаниям сменилось воспоминаниями о новом Джеми, с такими жалобными, умоляющими глазами, который вполне может быть и тем Джеми, «настоящим».

Миссис Кэрью понимала, что без Поллианны дом будет пустым, а без «этого» Джеми станет гораздо хуже. При её гордости такое сознание не приносило ничего хорошего. Сердце просто разрывалось, ведь он дважды сказал, что не переедет к ней. В последние дни, которые Поллианна жила в её доме, страдания были особенно тяжелы, но гордость одерживала верх. Наконец, когда она осознала, что Джеми пришёл в её дом в последний раз, сердце одержало победу. Она подошла и попросила, чтобы Джеми стал для неё тем, «настоящим».

Что она говорила, она никогда не могла вспомнить, но то, что ответил ей мальчик, не изгладилось из её памяти. Ответ этот состоял из нескольких коротких слов. Минута, пока он смотрел ей в глаза, показалась ей ужасно длинной. Потом лицо его озарилось внутренним светом, и он сказал, точнее — выдохнул:

— Да, конечно. Ведь вы меня любите.

На этот Раз Белдингсвилль не встречал Поллианну с духовым оркестром, может быть, потому что о времени её прибытия знали только несколько жителей. Но это не помешало радостно встретиться со всеми, когда она вышла из поезда. Встречали её тётя Полли и доктор Чилтон. Поллианне не пришлось долго стоять, оглядываясь, не появятся ли старые друзья. Конечно, в следующие несколько дней, по выражению Нэнси, «на неё невозможно было пальцем указать — только поднимешь палец, как её и след простыл».

Где бы Поллианна ни появлялась, она слышала один и тот же вопрос: «Тебе понравился Бостон?» Наверное, ни одному человеку она не ответила так, как мистеру Пендлтону. Всякий раз, слыша этот вопрос, она хмурила брови.

— Да, он мне понравился. Я просто полюбила… кое-что в нём.

— Но не всё? — улыбнулся мистер Пендлтон.

— Нет, не всё… Да, я рада, что побывала там! — торопливо воскликнула она. — Я прекрасно проводила время, много было странного и непохожего, понимаете, ну, например, обедать вечером, а не днём. Все были добры ко мне, я видела много замечательных вещей! Например, парк, автомобили, целые мили картин, витрин, улиц, у которых нет конца. А народу! Я никогда не видела столько людей.

— Я уверен… я думаю, тебе понравились люди, — вставил собеседник.

— Да, — ответила Поллианна и опять нахмурилась. — Но что за удовольствие, когда людей так много, а ты никого не знаешь? Миссис Кэрью не позволяла мне с ними знакомиться, она и сама их не знала. Она говорит, там никто друг друга не знает.

На мгновение Поллианна замолчала, затем со вздохом добавила:

— Я думаю, мне больше всего не понравилось, что люди не знают друг друга. Было бы намного приятнее, если бы они знакомились. Ну только подумайте, мистер Пендлтон, там так много людей живёт на грязных, узких улицах, у них нет даже бобов и рыбных тефтелей на обед, нет «Женской помощи», им носить нечего. Но есть и другие, например, миссис Кэрью. Они живут в красивых больших домах, у них всего много: еды, одежды; они даже не знают, что с этим делать. И вот я думаю, если бы они знали других людей…

Мистер Пендлтон прервал её громким смехом.

— Милая моя, неужели тебе не ясно, что они не хотят знать друг друга? — насмешливо спросил он.

— Некоторые хотят, — возразила Поллианна. — Вот, например, Сэди Дин, она продаёт бантики, такие красивые бантики в большом магазине. Я познакомила её с миссис Кэрью, она приходила к нам домой, а ещё у нас бывал Джеми и много других, и все познакомились. Вот я и думаю — если бы было побольше таких, как миссис Кэрью, я бы не могла их всех познакомить. Да я и сама многих не знала. А если бы они узнали друг друга, богатые могли бы дать бедным часть своих денег…

Мистер Пендлтон опять перебил её.

— Ох, Поллианна, Поллианна! — усмехнулся он. — Боюсь, ты заходишь слишком далеко. Не успеешь оглянуться, как станешь социалисткой.

— Кем? — переспросила девочка. — Я не знаю, что это значит. Но я знаю, что такое — быть общительной, и мне нравятся общительные люди. Если это что-то похожее, я не против, я — с радостью.