— П-почему?

— Прежде всего, потому что мы ничего о нём не знаем.

— Как же так, тётя Полли? Мы знали его с тех самых пор, когда я была ещё маленькой!

— Да, и что он из себя представлял? Невоспитанный беглый мальчишка из детского приюта! Мы ничего не знаем ни о его родителях, ни о его предках.

— Я не собираюсь выходить замуж за его родителей или за его предков!

С нетерпеливым стоном тётя Полли откинулась на подушки.

— Поллианна, ты просто отравляешь мне жизнь. Сердце бьётся, как молоток. Я не смогу теперь ни на секунду уснуть. Неужели ты не могла отложить всё это до утра?

Поллианна быстро поднялась на ноги.

— Ну конечно, конечно, тётя Полли! Завтра вы будете чувствовать себя совершенно по-другому, я просто уверена! — сказала она, и в голосе её снова зазвучала надежда. Она повернулась и выключила свет.

Но утром тётя Полли не чувствовала себя иначе. Напротив, её сопротивление стало ещё твёрже. Напрасно Поллианна просила и убеждала, безуспешно стараясь показать, как зависит от этого её счастье. Тётя Полли была неумолима. Она строго выговаривала Поллианне, читала ей длинные наставления, предупреждала о возможных бедах наследственности и об опасности браков с неизвестными. Наконец, она напомнила ей, что Поллианна должна быть благодарна за все эти долгие годы в её доме, где ей оказано столько заботы и любви. Она умоляла не разбивать ей сердца этим браком, как сделала её мать много лет назад.

Когда же в десять часов явился счастливый, радостный, сияющий Джимми, то встретил испуганную, вздрагивающую от рыданий Поллианну, которая старалась отстранить от себя его трепещущие руки. Побледнев, он привлёк её к себе и потребовал объяснений.

— Поллианна, милая, что всё это значит?

— Ох, Джимми, Джимми! Зачем ты приехал? Зачем ты пришёл? Я хотела написать тебе и сразу всё рассказать, — простонала Поллианна.

— Но ты написала мне, дорогая. Я получил письмо вчера после обеда, как раз вовремя, и успел на поезд!

— Нет-нет! Я имею в виду… Я не знала тогда, что я не могу…

— Не можешь, Поллианна? — глаза его загорелись упрямым гневом. — Ты хочешь сказать мне, что ещё кто-то любит тебя, и я должен опять ждать? — проговорил он, держа её на расстоянии вытянутых рук.

— Нет, нет, Джимми! Не смотри на меня так. Я не могу этого выдержать.

— Тогда в чём же дело? Чего ты теперь не можешь?

— Я не могу выйти за тебя замуж.

— Поллианна, ты любишь меня?

— Да. О д-да!

— Тогда должна выйти! — победоносно проговорил Джимми, опять обнимая её.

— Нет, нет, Джимми, ты не понял. Это… тётя, — с трудом выговорила Поллианна.

— Тётя Полли?

— Да. Она не позволяет.

— Что? — Джимми вскинул голову. — С тётей Полли мы уладим. Она думает, что потеряет тебя, но мы напомним ей, что она… что она обретёт племянника, — закончил он с насмешливой важностью.

Поллианне было не до смеха. Она в отчаянии покачала головой:

— Нет, нет Джимми, ты не понимаешь! Она… она… ох, как я могу тебе сказать? Она возражает против тебя.

Руки Джимми слегка ослабли, глаза стали серьёзнее.

— Да-а… что ж, не могу винить её. Я не удивляюсь, конечно, — напряжённо проговорил он. — Но всё же, — и он посмотрел на Поллианну любящими глазами, — я постараюсь сделать тебя счастливой, моя радость.

— Конечно, ты сделаешь! Я знаю, что сделаешь! — заплакала Поллианна.

— Тогда почему бы не предоставить мне возможность, Поллианна, даже если тётя и не вполне одобрит этого сначала? Может быть, со временем, когда мы поженимся, мы сможем завладеть её сердцем?

— Ох, я не могу… я не могу, — простонала Поллианна, — после того, что она мне сказала. Не могу без её согласия. Понимаешь, она так много сделала для меня, и она так зависит теперь от меня. Ей совсем плохо, Джимми. В последнее время она была такая хорошая, старалась играть в игру… И она… она плакала, Джимми, и просила меня не разбивать ей сердце, как… как мама много лет назад. И… и… Джимми, я просто-просто не могу так её обидеть…

На мгновение воцарилась пауза, затем Поллианна опять заговорила срывающимся голосом:

— Джимми, если бы ты… если бы ты только рассказал тёте Полли что-нибудь о твоём отце и предках…

Руки Джимми бессильно опустились, и он немного отступил. Кровь отхлынула от его лица.

— Так вот в чём дело, — прошептал он.

— Да. — Поллианна подошла поближе и робко коснулась его руки. — Не думай, это не для меня, Джимми. Мне всё равно. Кроме того, я знаю, твой отец и твои родственники благородные, потому что ты такой замечательный. Но она… Джимми, пожалуйста, не смотри на меня так!

Джимми с тихим стоном отвернулся в сторону и через несколько минут, произнеся несколько сдавленных слов, которых она не поняла, тихо ушёл.

Из харрингтонского поместья он отправился прямо домой и стал искать Джона Пендлтона. Нашёл он его в огромной библиотеке — комнате с тёмно-красными занавесками, где много лет назад Поллианна с опаской ожидала увидеть «скелет», который хозяин прячет в шкафу.

— Дядя Джон, вы помните этот конверт, который отец дал мне? — спросил Джимми.

— Конечно. — Джон Пендлтон встревоженно посмотрел на Джимми. — А в чём дело?

— Его необходимо вскрыть.

— Но ведь условия!..

— Ничего не могу поделать. Это необходимо. Вы откроете?

— Д-да, мой мальчик, конечно, если ты настаиваешь, но… — он беспомощно замолчал.

— Дядя Джон, наверное, вы уже догадались, что я люблю Поллианну. Я сделал ей предложение, и она согласилась. — Приёмный отец обрадовался, но Джимми не остановился, даже не изменил своего напряжённого тона. — Теперь она говорит, что не может выйти за меня замуж. Миссис Чилтон возражает. Она возражает против меня.

— Против тебя? — в глазах Джона Пендлтона загорелись злые огоньки.

— Да. Я узнал об этом, когда… когда Поллианна спросила меня, могу ли я сказать её тёте что-нибудь о моём отце и моих родственниках.

— Чушь! Я думал, что у Полли Чилтон больше разума… ну, всё равно это похоже на неё. Харрингтоны всегда были чрезмерно гордыми, — проговорил Джон Пендлтон. — Что же ты сказал?

— Я хотел сказать, что лучшего отца, чем у меня, и быть не может, и вдруг неожиданно вспомнил про конверт и про то, что на нём написано. Тогда я испугался. Я не могу произнести ни слова, пока не узнаю, что там. Отец не хотел, чтобы я что-то узнал, пока мне не исполнится тридцать лет, когда я буду взрослым и смогу всё выдержать. Понимаете? В моей жизни есть какая-то тайна. Эту тайну я должен узнать и узнать сейчас же.

— Джимми, дружок, не смотри так трагически. Это ведь может быть и хороший секрет.

— Тогда бы не было необходимости скрывать это от меня, пока мне не исполнится тридцать. Нет, дядя Джон, там что-то, от чего он старался охранить меня, пока я не буду достаточно взрослым. Поймите, я не осуждаю отца. Что бы там ни было, он не мог этого изменить. Но знать я должен. Достаньте его, пожалуйста!

Джон Пендлтон молча поднялся.

— Хорошо, — сказал он.

Спустя три минуты конверт был в руках Джимми, но он его сразу вернул:

— Я бы хотел, чтобы вы прочли его. Пожалуйста. А потом скажите мне.

— Джимми, я… ну, будь по-твоему.

Решительным движением Джон Пендлтон взял нож и вскрыл конверт. Там было несколько листов бумаги, скреплённых вместе. Один лист, по всей вероятности — письмо, был свёрнут отдельно. Его-то Джон Пендлтон развернул и прочитал первым. По мере того как он читал, Джимми напряжённо следил за выражением его лица. Поэтому он видел, как на лице этом отразились удивление, радость и ещё что-то, чего он не мог выразить.

— Дядя Джон, что там? Что это? — нетерпеливо спросил он.

— Читай сам, — ответил тот, кладя письмо в протянутые руки.

И Джимми прочитал:

«Приложенные бумаги подтверждают, что мой сын Джимми — Джеймс Кент, сын Джона Кента, который женился на Дорис Уэзербай, дочери Уильяма Уэзербая из Бостона. Прилагаю письмо, в котором объясняю моему сыну, почему я скрывал его от семьи его матери все эти годы. Если он откроет этот пакет, когда ему исполнится тридцать, то прочитает письмо и, надеюсь, простит своего отца, который боялся потерять его. Если письмо будет открыто в случае его смерти, прошу сразу сообщить семье его матери в Бостон, а прилагаемый пакет с документами передать в их руки. Джон Кент».