Моё сознание тем временем перенеслось к живущей в этих местах загадочной твари

«Что это может быть? То, что это не реликтовый гоминид, я давно уже понял. Последние оставляют следы, этот нет. От него только шум. Да и то, когда бежит. А сила? Что-то невероятное! Кто же он, этот загадочный монстр? Хранитель руин некогда погибшей цивилизации? Инопланетянин или вовсе биоробот? Увидеть бы его! И почему эту бестию так боятся волки? Сплошные загадки. Как найти на них хоть какой-то вразумительный ответ? Может, о злобной твари что-то знает старик Чердынцев? Но у него самого с головой не в порядке. Может, от одиночества, а может от чего-то ещё? Это придётся мне выяснить. Скорее бы найти старика. Вот будет дело, если мои вычисления окажутся неточными. И мне придётся опять идти этими горами назад. Без должной одежды, в резиновых сапогах фактически зимой. От подобной мысли меня бросило в дрожь. Если такое произойдёт, лучше построить землянку и попробовать перекантоваться до весны. А весной что? Все эти горные речушки превратятся в бурные с ледяной водой потоки! Переправа через них трудна! Остаётся надеяться, что интуиция ведёт меня туда, куда надо. Ничего другого не остаётся».

Оторвавшись от своих мыслей, я посмотрел на часы.

«До заката осталось совсем немного. Надо бы натаскать побольше дров, – поднялся я на ноги. – Ночь, похоже, будет морозной», – поглядел я на чистое, без единого облачка небо.

И тут мне опять пришла мысль о разрушенной платформе.

«Что это было? Храм, гигантское здание или пирамида? Выяснить это можно, только проверив ориентацию основания платформы относительно северного полюса. Другого решения нет. Известно, что гигантские пирамиды Гизы своими сторонами север-юг смотрят строго на северный полюс. Таков закон всех земных пирамид. Если я обнаружил основание разрушенной пирамиды, то её стороны должны показывать на северный полюс. Пусть не на современный, но всё равно на полюс. Вот бы узнать, на сколько градусов отличалась позиция древнего северного полюса от его современного положения! Но как? Одному человеку с высокой точностью такую работу не проделать. А потому не стоит и браться. К тому же в тех местах обитает враг, который пострашнее тысячи шатунов. Лучше с ним не связываться».

Обдумывая, как поступить с платформой, я натаскал приличную кучу сушняка и опять уселся на своё место.

«Интересно, ждёт меня ещё Густав Давидович или нет? Наверное, ждёт, время у него пока что есть. Вот если он уйдёт и не оставит мне в лагере продуктов, то будет плохо. Тогда придётся снова охотиться или рыбачить. Иначе мне до скита Чердынцева не дотянуть».

От мыслей, что подобное вполне может случиться, мне стало грустно. И я снова посмотрел на небо. Скорее бы ночь, а завтра с рассветом назад к лагерю. И ещё придётся тащить палатку геологов. Бросать нельзя, дал слово, значит, надо сдержать. И в этот момент моя интуиция подсказала, что в радиусе двухсот метров я не один.

«Кто же это может быть? – снял я «Сайгу» с предохранителя. – Неужели опять «леший», а может медведь?»

Но почему-то тревоги в душе не было. Я спокойно стал дожидаться, что будет дальше. Каково же было моё удивление, когда через несколько минут раздался треск и на берег ручья вышел Густав Давидович! Он шёл с рюкзаком и берданкой за плечами, и было видно, что торопится.

– Слава Вотану! – улыбнулся он мне. – Вы живы-здоровы, а я грешным делом, думал, что произошла с вами беда! – перешёл он по камням речушку и, прислонив бердану к стволу дерева, протянул мне руку.

– Беда и произошла, – обнял я старого геолога. – Самая настоящая, но всё уже позади. Я жив-здоров, только голоден, как волк.

– Я так и знал, вы взяли с собой так мало продуктов, всё оставили в лагере, – стал спешно развязывать свой рюкзак Густав Давидович. – Рассказывайте, что у вас здесь случилось? Понимаете, ваш волк провыл у нашего лагеря весь день и всю ночь. И я понял, что с вами беда.

– Почему вы решили, что он мой?

– Ваш, ваш! Вы же сами меня просили, если волк завоет – вас сразу будить, – протянул мне мешок с жареной олениной геолог. – Я не так глуп и понимаю, что вы человек необыкновенный. Но и враг у вас достойный, точнее, у нас с вами. Вы же знаете, как он моих людей уничтожил? Всё чисто. Никаких следов! Вместе с рацией и всей амуницией. Признаться, я думал, что вас уже не увижу.

– Однако пришли мне на помощь? Не верили, что я жив и пошли в пасть к чёрту!

– Но ведь так обязан сделать каждый порядочный человек. Это долг человека перед человеком!

– Вы, наверное, с другой планеты, – улыбнулся я геологу.

– Нас сейчас приучили жить только для себя.

– Но ведь и вы, поняв по следам, что я выбился из сил, поспешили мне на помощь. Разве не так?

– Так-то так, – посмотрел я в чистые, бесхитростные глаза Густава Давидовича, – но подобных нам немного.

– Но они есть! – оживился Швамберг. – Значит, мир ещё не перевернулся!

– Перевернулся, дорогой Давидович, мир перевернулся. Мы с вами атавизм, не более.

И я подробно рассказал геологу о своём открытии и о том, что произошло со мной позднее.

– То, что вы увидели, потрясает! – обхватил руками голову взволнованный Швамберг. – Это же открытие века! Самое интересное, что всё здесь лежит на поверхности, но никто ничего не видит.

– А кто в этих местах бывает, мой друг? Из историков и археологов никого. Вы думаете, просто так Сибирь объявлена мировой наукой неисторической территорией? Это неспроста. Здесь всё продумано до мелочей. Понимаете, Густав Давидович, если мы здесь случайно натолкнулись на руины, то, что тут могут увидеть профессионалы-археологи?

– Только то, что им будет позволено, мой друг. Только это и ничего лишнего. Мне как геологу подобные дела в науке хорошо известны. Иногда мы, далёкие от политики и истории что-то находим и пытаемся обратить на это внимание наших академиков. И что же? Нам дают понять, чтобы мы не в свои дела не лезли. Вот и всё. И мой вам совет: обо всём, что нам с вами удалось здесь увидеть, на время надо забыть. Хорошо, если просто на всё это не обратят внимание. Будет хуже, если приедут и всё, что окажется им под силу, уничтожат. Может, эта зверюга, которая за всеми нами охотится, думает точно также. Тогда её можно понять.

Логика старого человека была безупречной. А я собирался его уговаривать и просить о неразглашении.

– Я рад, что вы думаете так, как обязан думать каждый русский патриот.

– А вас не смущает, что я не русский? – улыбнулся Густав Давидович.

– Нисколько, потому что оба мы принадлежим к расе, предки которой лежат в этой горе. У нас с вами пускай не деды, но наверняка прадеды общие, и они когда-то жили в этих местах. То были легендарные времена древней северной цивилизации. Потом великая Ориана погибла. Погибла в странной кровопролитной войне со своим западным противником. Отголоски той ужасной катастрофы и борьбы остались в памяти всех арийских народов. Это война богов с асурами в мифологии Индии. И битва богов с гигантами в теогонии у греков. У германских народов – гибель древнего Асгарда, а у славян – штурм полчищами чёрного змея великого Ирия. Везде, по сути, одно и то же.

– Но кто же всё-таки победил? – спросил меня геолог. – Насколько мне известно, одержали верх боги.

– Да, боги победили, – вздохнул я. – Но какой ценой! Зевс на Пифона истратил последнюю свою молнию. И уцелели из богов, если верить мифу, только трое: сам Зевс, Аполлон и Афина…

– А Пифон кто такой? – спросил меня Густав Давидович.

– Это последнее выползшее из пучин западного океана чудовище, порождение той враждебной человечеству силы, которая несколько раз намеревалась уничтожить на нашей планете всё живое.

– А боги, по-вашему, являлись нашими общими предками?

– Да, нашими общими предками, дорогой Густав Давидович, и мы с вами их прямые потомки. Только последнюю тысячу лет этих потомков умело стравливают друг с другом.

– Что вы имеете в виду?

– Постоянные войны между славянами и германцами. Сначала часть единой великой расы перевели в иную языковую и культурную плоскость. Это у них называется разводкой, а потом отделившихся натравили на восточных братьев.