– Но ведь что-то же есть! – запротестовал я.

– Если нечто остановилось в своём движении вперёд, то оно умирает. Как развиваются другие науки? Отжившая теория сменяется новой, более передовой и современной. Чего не скажешь о науке исторической. За всю эпоху её становления не возникло ни одной новой теории. Заметь, ни одной! Артефакты, которые можно успешно спрятать, прячутся в музеи и масонские хранилища. О том, что нельзя скрыть, умалчивается. Стоят на Китайской равнине десятки пирамид, причём, некоторые из них намного превышают Большую египетскую, но историкам до них нет дела. Стоят пирамиды на Урале, на севере западной Сибири, Сибири Восточной, в горах Таймыра, среди гор Якутии, на Чукотке и Камчатке, но их наши академики в упор не видят. Не видят они и сотни затерянных на севере развалин городов и гигантских, заросших лесом, курганов.

– И на руины крепостей, и на курганы я насмотрелся. Находил в поймах рек даже искусственно прорытые каналы.

– Вот она наша современная историческая наука, – посмотрела на меня жена Добрана Глебыча. – Замкнута на себе, точнее, на мифе, которым умело манипулируют иллюминаты и им подобные. Миф же – прямое продолжение библейских, только имеет обёртку наукообразия. Если наука занята охраной ментальных испражнений тайных обществ, то перед нами уже не наука, Юрий-Георгий. И пора бы нам это признать.

– Скажи мне, Добран Глебыч, – отложил я в сторону альбом с архейской Ведой. – Живёте вы вроде бы на краю земли, но у всех, кого ни копни, высшее образование. И дети ваши все учатся. Это что, тоже традиция?

– Конечно, – улыбнулся старейшина. – Заметил, мы говорим с тобой на чистом русском языке без местного диалекта. Но в общении с деревенскими неизменно переходим на северный говор. Так у нас заведено. Чтобы окружающие думали, что мы продолжаем лаптем щи хлебать. Не меняемся в зависимости от времени. На самом деле всё не так. Иначе за временем не поспеть. И потом, знания никогда не бывают лишними. Мы учим своих детей не для того, чтобы они деньги зарабатывали, а чтобы у них расширялся кругозор. Ты должен знать, что образование и образованность – разные вещи. Мы себя образовываем, именно поэтому своих детей теряем очень редко. В сумасшедшем доме, который у нас почему-то зовётся цивилизацией, они долго не выдерживают. Получают высшее и назад, поближе к своим корням, к тем, кто их понимает, и с кем интересно.

– А у тебя какое образование? – спросил я Добрана Глебыча.

– Высшее военное! – улыбнулся помор. – Я двадцать лет служил, объездил весь бывший Союз. И всё-таки вернулся на родину. В мир чистых рек и озёр, нашего студёного моря и в мир прекрасных людей с незамутнённой психикой.

От воспоминаний меня оторвал лютый холод. Мой костёр почти погас. И спустившийся с гор холод стал проникать под одежду. Я быстро подкинул на угли приготовленный сушняк и, посмотрев на звёздное небо, стал дожидаться, когда он разгорится. Через несколько минут костёр вспыхнул с новой силой. И тут я вспомнил про лежащий в моём рюкзаке трофейный пистолет-пулемёт.

«Зачем-то он мне понадобился? – подумал я про себя. – Игрушка неплохая, но и улика против меня серьёзная».

Я достал «Узи», вынул магазин и пересчитал патроны. Их оказалось всего четыре. Зато второй магазин был полным.

«Собрался, как на войну! – подумал я про долговязого. – Он бы ещё гранат с собой прихватил. Всё-таки зачем я взял эту приблуду? – осмотрел я ещё раз оружие убийцы. – Оружие это мне ни к чему, только лишняя тяжесть. Но зачем-то в свой рюкзак я себе его сунул? Наверное, так надо. Пусть лежит, только воткну в него полный магазин. Может, он мне где-нибудь и пригодится? Скорее всего, не мне, а кому-то другому, тому же Чердынцеву, например?»

Я снова затолкал перезаряженный пистолет-пулемёт в рюкзак и начал укладываться на ночь.

«Мне идти да идти, а холодные ночи уже начались, – думал я, поглядывая на яркие звёзды. – Скоро, после заката, установится стабильная минусовка. А у меня ни хорошей одежды, ни достаточно тёплого спальника. Надо поторапливаться. Туру, или по-местному Тура, скоро останется на юге. Я поверну от неё круто на север. Навстречу зиме. Значит, будет по ночам ещё холоднее, – рассуждал я, забираясь в свой спальник. – То, что доберусь, сомнений у меня не возникало. Но как выбраться в жилуху зимой? По снегам и по трескучему морозу? Бог не выдаст – свинья не съест. – Вспомнил я старинную русскую поговорку. – Что-нибудь придумаю. Главное, чтобы вконец одичавший и озверевший Чердынцев меня не слопал. Судя по тому, как он со мной общался, старик пострашнее моих волков. Такого укрощать – безрадостное занятие».

Проснулся я, как всегда, за час до рассвета. В быстром темпе развёл костёр и поставил на таган чай. Согреваясь у огня, я невольно вспомнил пережитое. Прошёл меньше половины пути, но уже наследил. Не хотел, но получилось так, что хуже некуда. Надо быть теперь вдвойне осторожнее. Каждый день идти до упора. Успех только в скорости. И стараться никому из местных на глаза не попадаться. Больше проколов не должно быть! – дал я себе установку на будущее. Теперь свернув влево, я целый день уходил от Туры или Туру на север. Сначала путь мой шёл вдоль безымянного горного ручья. Потом идти пришлось по каменной осыпи между мелких молодых лиственниц. Осыпь сбила скорость. Приходилось то и дело обходить крупные валуны и спотыкаться о сухостои. Местность становилась всё выше и выше, со временем справа и слева замаячили довольно высокие хребты. Теперь дорога моя шла по заросшему ерником распадку.

«Хорошего помаленьку, – думал я. – О рыбалке придётся на время забыть, пока не выйду на реку. Интересно, идут ли за мной мои проводники – волки? Что-то долго молчат».

В вершине распадка пришлось подниматься на перевал. Когда я, наконец, вскарабкался на горный кряж и огляделся по склонам, солнце уже стало склоняться к западу. Его низкие лучи равнодушно освещали гигантскую страну заросших чахлым лиственничным лесом гор и глубоких тёмных падий. Передо мной лежала суровая дикая красота горной северной тайги. Открыв рот от волнения, я наблюдал, как над всем этим хаосом скал и пожелтевшего лиственничного леса застыли на фоне голубого неба белые хлопья облаков, как где-то вдалеке под ними, тяжело взмахивая крыльями, парит орёл.

«Горы есть горы, – думал я. – Красивее их, наверное, ничего нет на свете! Сказочная страна. Не верится, что всё это я вижу. Интересно, какую тайну она скрывает? Судя по легендам эвенков, в этих местах предгорий плато Путорана когда- то жили загадочные нгомэндри, а рядом с ними обитали легендарные маленькие чури. Кто были эти нгомэндри и чури? Если верить эвенкийским преданиям, нгомэндри считали себя властелинами гор, они слыли богатырями, были высоки ростом, носили бороды и имели голубые, как это небо, глаза. И ещё они разводили в этой горной тайге огромных оленей, которых оставили эвенкам в наследство. Некоторые предания тунгусов рассказывают, что в древности северные, горные нгомэндри и их родственники на юге – эндри одомашнили даже зверей Индры – огромных мамонтов. Неужели всё это было правдой? – думал я. – Вот бы найти здесь, на этой земле, какие-нибудь артефакты, подтверждающие легенды? Чури – вообще загадка. Кто они такие? Может, горные родственники саамов? Легенды рассказывают, что они были маленькие и подчинялись белым богатырям. Но горы и тайга помалкивают. Куда-то исчезли нгомэндри, ушли ещё дальше на север чури. На их место подкочевали эвенки, а затем по рекам до этой дикой страны добрались и русские».

Я посмотрел туда, куда мне надо было идти.

«Пока солнце высоко, надо успеть добраться до воды. Иначе дело – дрянь. Без чая не отдохнуть».

И я начал медленно спускаться в вершину нового распадка. Эвенкийские легенды гласят, что нгомэндри ушли под землю. Сделали то же самое, что квели селькупов и чудь белоглазая у поморов.

«Как это понимать? Правда о квелях западной Сибири в некоторых селькупских преданиях говорится, что их сожрал мифический демон – кволикожар. Есть легенды, что квели исчезли из-за прихода откуда-то с востока злых людей – зверей маденкуп. Но селькупы и реликтового гоминоида называют таким же именем – человек-зверь. Может, это память о войне квелей-людей былой расы с архантропами? – думал я. – Эвенки тоже имеют массу преданий о войне белых богатырей эндри с дикими лесными чулуканами. Короче, одни вопросы.