«Наконец-то, – поприветствовал я его. – Целую вечность тебя не видел! Давай помогай, растопи всё это безобразие, – показал я ему на белое покрывало. – Осень только началась. А тут без тебя зиму организовали!»

Мне показалось, что Солнце обратило внимание на мою реплику и согласно кивнуло.

«Вот уже и со светилом вошёл в отношения, – отметил я про себя. – Совсем как в русских сказках. А моя дорога? Чем не сказка?! Кого я только на своём пути не встретил. И ещё встречу. Один Чердынцев чего стоит! Сколько осталось до озёр? По прямой километров семьдесят, не больше, но по тайге и горам может перевалить и за сотню».

Перебежав по стволу упавшей лиственницы через водную преграду, я двинулся вдоль вставшего на пути хребта, чтобы обойти заросший ерником распадок. Из-под ног вылетел ошалелый заяц и помчался, петляя, между деревьями прямо в гору.

«Хитёр, – посмотрел я ему в след. – На возвышенность бежать ты молодец, это с горы тебе не очень… Давай, счастливой дороги!»

Через некоторые время я спугнул пасшийся на склоне табун оленей. Стадо было небольшое. Они, как и заяц, направились в гору.

«Может, мне пойти за «дикарями»? – остановился я. – Если есть оленья тропа, то и человек по ней пройти сможет».

И, поправив рюкзак, я направился вслед за убежавшими оронами. Прошло меньше часа напряжённого пути, и я вышел на плато. Впереди возвышались голые, покрытые снегом тупые зубцы хребта. Позади тёмной полосой надвигалась тень от уходящего на закат солнца.

«Где-то здесь надо разбить бивак. На хребет полезу завтра. Сегодня, если судить по времени, прошёл километров двадцать пять, а может, и больше».

Сбросив рюкзак, я занялся разбивкой лагеря. Под деревьями снега было немного и, сделав себе лежанку из желтого лиственничного лапника, я решил спать без палатки. Осадков ночью не предвиделось, и к тому же стало заметно теплее. Разведя костёр так, чтобы его дым не ел глаза, я постелил на лапник палатку и, наконец, разулся. Несмотря на меховые носки и осоку, ноги всё равно были сырыми и настывшими.

«Надо сушиться и прокалить сапоги, иначе из меня завтра ходок будет никудышный», – сделал я заключение.

Развесив вокруг костра свою обутку, я, наконец, приступил к приготовлению ужина. Но не успел я надеть на берёзовые шампуры кусочки застывшей оленины и повесить над огнём котелок с чаем, как моё подсознание забило тревогу. «Периметр» уловил приближающееся к лагерю «нечто». Это нечто было таким, с чем я никогда ещё не встречался. Солнечное сплетение вдруг сразу оледенело, и я, бросив котелок в сторону, передёрнул затвор «Сайги».

«Опасность! – думал я. – Но не человек. Тогда кто? Зверь? Но звери вокруг чувствуют, что я не враг. Скорее один из «них». Что за чертовщина?»

Я ощущал, как из темноты мой лагерь и меня изучают чьи-то внимательные глаза. Метнувшись в сторону от света костра под защиту темноты, я упал на снег и прислушался. Вокруг была мёртвая тишина, ни звука. Но она больше всего меня и настораживала. И вдруг до моего напряжённого слуха донёсся надрывный знакомый вой матёрого. Он доносился откуда-то снизу из распадка:

«И не люди, и не звери…» – предупредил меня вожак стаи.

«Кто ж такие? И не люди, и не звери? – ломал я себе голову. – И почему враги? Чем я им мог навредить? Тем, что оказался на их территории? Но кто они, эти тайные визитёры?»

Я лежал на снегу, прижавшись к земле, не ощущая голыми ногами холода, и прислушивался. Тревога только нарастала.

Утешало одно, что я не чувствовал на себе злобного враждебного взгляда.

«Похоже, «они» меня не видят, – размышлял я над своим положением. – А волки по следу за мной всё-таки увязались, оказались верны своему звериному слову. Серые, в отличие от людей, не умеют предавать. Не правильно я о них подумал! Но почему они меня предупредили так поздно? Наверное, и сами недавно обнаружили опасность».

Не двигаясь, затаив дыхание, я ждал. Указательный палец правой руки лежал на спусковом крючке полуавтомата, сам же я весь превратился в слух. Минут через тридцать костёр стал догорать. И тут я услышал позади него лёгкий треск. Взглянув в ту сторону, я обомлел: в шаге от моей лежанки стояло какое-то человекообразное существо. Оно было ниже среднего роста, но широкое и как медведь лохматое. Жуткое полузвериное-получеловеческое не то лицо, не то морда повернулось в мою сторону и уставилась на меня горящими и, как мне показалось, полными злобы глазами. В этот момент так же бесшумно из тьмы выступило второе такое же безобразное создание. В лапах и у того, и у другого полузверя-получеловека я заметил что-то похожее на импровизированные метательные копья.

«Так вы, господа, вооружены, и довольно серьёзно», – оценил я их дротики.

В это время вторая зверюга, ссутулившись и опираясь на свою палку, неслышно подошла к догорающему костру и, бросив в мою сторону колючий угрожающий взгляд, медленно уселась на корточки. Я хорошо понимал, что оба лохматых человекоподобных упыря отлично знают, где я лежу, и держат меня под своим постоянным наблюдением.

«Что же делать? – искал я решение, следя в свою очередь за каждым их движением. – Эти полуобезьяны пришли не просто так. И вообще, кто они?»

То, что передо мной не «йэти» и не легендарные чулуканы, я понял сразу.

«Тогда кто? Может, озверевшие дудинские и туруханские бомжи? Но до такой степени деградировать? Что-то тут не так. И вообще, они ведь знают, что я вооружён и опасен, но почему-то вышли на свет?»

И тут только я почувствовал, что лохматые уроды особого страха у меня не вызывают. Холодок в солнечном сплетении куда-то исчез, зато смертельно замёрзли голые ноги и руки. Я стал понимать, что дальше находиться в своём укрытии мне нельзя. Надо что-то делать… Но что? И тут только до меня дошло, что человекообезьяны читают мои мысли и знают язык леса. Наверняка они поняли, что сказал своим воем матёрый. Потому они безбоязненно и вышли на свет.

«Как-то не очень получается, – посмотрел я на их звериные морды. – Вы, «джентльмены», греетесь у моего огня, а я мокрый и грязный лежу на земле в снегу и дрожу от холода! Так не пойдёт!»

И поставив «Сайгу» на предохранитель, я поднялся со своего места и направился к своему костру. При моём появлении оба урода вскочили и, схватив свои увенчанные костяными наконечниками палки, бормоча что-то нечленораздельное, отбежали шагов на пять-шесть в сторону.

– Что, страшно? – посмотрел я на них. – А вы меня не бойтесь. Я вам вреда не причиню!

В ответ на мои слова одна обезьяна что-то проворчала. Из невнятного ворчания я понял, что человек всегда враг, даже такой понятный, как я.

– Идите сюда! – позвал я уродов жестом. – Меня нечего бояться! Людей я и сам недолюбливаю. Особенно в лесу.

Наклонившись над костром, я быстро раздул пламя и положил в него несколько сушин. Костёр стал разгораться. Оглянувшись на своих гостей я увидел, как обе человекообезьяны, поставив свои дротики к стволу лиственницы, двинулись снова к костру. Тут только я смог по-настоящему их разглядеть. Больше всего меня поразил их маленьких рост. Самый высокий еле доходил до моего плеча. Оба были покрыты жесткой, очень плотной серо-бурой шерстью, на лице короткой, на груди и животе более редкой. Но как они двигались! Совершенно не как люди: согнувшись вперёд всем своим телом. Ноги при этом были в полусогнутом положении и ступали не сразу, а поэтапно. Сначала чуть касаясь земли, только потом на неё опирались всем тело.

«Вот почему вы ходите по тайге неслышно, как тени! – догадался я. – Ничего не скажешь, здорово!»

– Раз вы мои гости, то я вас буду сейчас угощать, – обратился я к усевшимся у огня обезьянам.

– Мы не голодны, – проворчала та, что постарше, просто пришли на тебя посмотреть.

– А вы кто будете?

– Живём здесь, – отозвалась вторая лохматая зверюга.

И я понял, что, несмотря на издаваемые звуки, наше общение идёт на телепатическом уровне.

– Понятно, если лето, – показал я на небо и стоящие в темноте деревья, – а как зимой? – взял я в ладонь горсть снега.