— Конечно, — она шуршит фантиками от конфет, потом раздается громкий смачный глоток. Сладкоежка пьет чай. Я бы с удовольствием выпила чего-то покрепче. До поросячьего визга. Чтобы забыться.

— Я с вами.

— О-о-о, — только и тянет она, сладко причмокивая, — а твой властный арбузер тебя отпустит?

— Властный арбузер сегодня отправился в отставку.

— Давно пора, — одобряет подруга, — а то раскомандовался тут. Хрен с горы.

Внутри всплеск возмущения. Мне хочется сказать, чтобы она помалкивала, потому что никакой это не хрен с горы, а мужчина, которого ей не видать, как своих ушей. Потом вспоминаю его последние слова и несостоявшийся протест распадается на осколки.

— Да какой там хрен. Так… кочка на ровном месте, — вру, выворачиваю все так будто это я его бросила, а не он меня. Ни за что не признаюсь, что все наоборот. Что это меня вышвырнул за шкирку как котенка. Плешивого, бестолкового, не способного приучиться гадить в лоток.

— Правильно. Нормального себе найдешь.

Это и был нормальный. Самый нормальный.

Давлю в себе сентиментальную идиотку, которая снова собирается пустить слезу.

— Так что насчет вечера. Где? Куда? Во сколько?

— Встречаемся в десять у Ксюхи и погнали.

— Отлично.

Бросаю телефон в сумку и решительно ухожу с набережной. Нос высоко задран, глаза наглые, походка от бедра. Непробиваемая, классная. Вся жизнь впереди. Надо только перевернуть страницу и не оглядываться.

— Демид, — ревет в трубку, и я сдавливаю переносицу пальцами.

Опять какая-то херня. С ней без херни просто невозможно.

— Что?

— Я в клубе была… а там… облава… я… меня, — она захлебывается слезами.

— Хватит реветь! Четко по делу.

— Мы с девочками пошли в клуб, — она надрывно вздыхает, — а там сегодня рейд, ловили наркош.

Вспоминаю, что говорил Швецов про чистку клуба. Как раз вчера была.

— Ты что-то принимала?

Неужели опять клювом щелкала и позволила себя накачать? Убью на хер.

— Нет. Но у меня в сумочки нашли целый пакет таблеток, — снова начинает выть, — я не знаю откуда все это взялось.

Лера, ну ёб твою мать…

И снова я впрягаюсь в ее проблемы по полной. Собираюсь, на ходу звоню нужным людям и еду в участок. Дебил конченый. Просто долбоёб. Решил же, что все, пусть сама справляется со своими проблемами, в которые сама же себя с таким упорством и загоняет. Но отвернуться и оставить ее в такой жопе не могу. Там же навесят столько всего, что не отмоешься.

Надо вытаскивать. В последний раз.

Обещаю себе и вдавливаю педаль газа в пол.

Власенко уже на месте. Мне нужно, чтобы проблема решилась быстро и тихо, поэтому натравливаю самого жесткого адвоката, звоню чуть ли не самому генералу и готовлю кучу бабок.

В стороне остаться не могу, поэтому слоняюсь по участку, жду, изнываю. И сколько бы не пытался уверить себя, что мне похеру, что я просто контролирую процесс, на деле меня плющит. Из-за Лерки. Из-за того, что эта дурища снова влезла в какую-то задницу. Из-за крохотных, но все же сомнений, что мне удастся ее вытащить.

Конечно удастся. Не может не удастся. Но… блин… я все-таки волнуюсь. И было бы из-за чего, вернее кого. Из-за рыжего беспардонного Ежа, настолько прокипятившего мне мозг, что от одной мысли о ней хочется хорошенько надраться.

Мне это все надоело. Я сам себя задолбал тем фонтаном эмоциональной херни, что бьется о ребра. Он мне не нужен, он меня раздражает. Мне не хватает спокойствия, холодной головы и способности трезво мыслить. Рядом с Вознесенской я напрочь теряю эти столь важные качества.

Она того стоит? Сомневаюсь. И все же решаю убедиться в этом еще раз.

Когда адвокат выходит из кабинета и утвердительно кивает, у меня внутри ослабевает тугой узел, который мешал нормально дышать. Я реально вдыхаю так надрывно, что легкие обжигает, и это вызывает очередную волну раздражения. Даже дышать нормально не могу из-за нее.

— Заберете ее сейчас? Или… — молоденький капитан выжидающе смотрит на меня.

— Мне надо поговорить с ней. Наедине. Без видеонаблюдения и посторонних ушей.

Я еще толком не понял, что хочу ей сказать, но не сомневаюсь, что получится громко и с чувством. Вряд ли Ёжик сумеет тупо сказать спасибо, а потом в знак благодарности заткнется.

— Десять минут. Большего дать не могу.

— Вполне достаточно.

Меня ведут куда-то в подвал. По мрачным темным коридорам, похожим на катакомбы. Звуки шагов эхом отражаются от стен и бегут вперед нас.

Неприятное место. Специально, чтобы вправлять мозги рыжим бестолочам.

Возле дверей сопровождающий напоминает, про время.

Мне хватит и трех минут. Взглянуть в темные глаза, убедиться, что с дурой все в порядке и поставить точку. Время пошло.

Я захожу внутрь. В маленькую одноместную камеру с узким зарешеченным окном под потолком. Лерка тут же вскакивает с койки и вытягивается по струнке.

Мне хватает одного взгляда на нее, чтобы завестись по полной.

Очередное безвкусное платье. Яркое — вырви глаз, и короткое настолько, что если немного пригнуться, то можно будет увидеть трусы на бесстыдной заднице. А может, и их отсутствие. Туфли, как у блядей, которые танцуют возле шеста и позволяют мужикам засовывать купюры себе в чулки. Потекший вульгарный макияж: темень под глазами и яркий контур сочных губ.

Это она в таком виде куда-то поперлась? Заскучала, мать ее? Свежего мяса захотела?

Стоп, Барханов! Тормози! Просто выдохни нахер! И вспомни зачем ты здесь!

Это же последний раз. Акт доброй воли.

Меня больше не касаются ни ее платья. Ни туфли. Ни вся она.

Все… Все, блядь!

Я сажаю себя на цепь. На жесткую удавку.

— Ну что, повеселилась?

Она подходит ближе. В нос тут же бьет прокуренный смрад клуба, приправленный отравленной сладостью ее духов. Я ненавижу их.

Идиотская надежда, что у нее в голове есть хоть что-то логичное и адекватное, разбивается при первых же словах.

— Я не обязана перед тобой отчитываться, — нагло рассматривает свой маникюр, дешевым жестом пытаясь изобразить стерву. — У меня была встреча с друзьями.

— Так и звонила бы им. Пусть бы спасали.

Краснеет. Так отчаянно, что даже уши становятся малиновыми. Самое время просто заткнуться и признать свои косяки. Но Лера — это Лера. Подбирается, набирает полную грудь воздуха прежде, чем выдать очередную дурь.

— С меня хватит, Лер, — поднимаю руки, признавая свое поражение. Мне не по силам справиться с ее тараканами. Нет никакого желания тратить на это свои нервы и время. — Я не мальчик на побегушках, которому больше заняться нечем, кроме как вытаскивать тебя из неприятностей.

— Завытаскивался, бедный.

Она непробиваемая. Наглая, как чайка, кружащая над помойкой. Ведь не права по всем позициям. Косяк на косяке и ноль благодарности. То ли не понимает, что если бы не мое вмешательство, то ей бы грозил реальный срок, то ли считает самой собой разумеющимся, что вокруг нее все должны прыгать.

Нет уж, дорогая моя. С меня довольно.

Смотрю на нее. Нервную, взвинченную, готовую с пеной у рта защищать не пойми что, не пойми от кого. Запоминаю этот момент, чтобы в будущем снова не нарваться.

И одновременно вычеркиваю остальное. Сжигаю файл за файлом. Выкидываю без единого сожаления, потому что пришла пора избавляться от балласта.

— Я договорился. Тебя отпустят.

Моя миссия здесь завершена. Смотрю на часы — уже два ночи, самое время свалить в туман.

— Спасибо, Царь-батюшка…

Из какого-такого колхоза она вырвалась, если даже поблагодарить нормально не может? Впрочем, уже не важно.

— На этом все. Точка.

На миг в ее глазах проскакивает самая настоящая паника. Детский испуг. Она даже дергается в мою сторону, будто хочет броситься мне на шею. Но потом стопорит.

Упрямо поджимает губы.