– Тогда поехали, – тихо сказала она.

Его не требовалось уговаривать. Они подошли к экипажу, и через несколько минут тот уже бренчал по дороге, оставляя позади город и толпу. Дора облегченно вздохнула при виде знакомых кедров.

Никогда не смогу жить в городе, – равнодушно заметила она.

Тебе это и не понадобится, – согласился Пэйс. – Можешь оставаться дома, готовить джемы, желе и яблочный соус, если хочешь.

На минуту она задумалась.

– Да, хочу. И хочу научиться ездить верхом. В округе нет акушерки, а не все дороги подходят для экипажей.

Пэйс улыбнулся:

– Боже, какие планы! А что будет, если усадьбу придется продать? Ты что, будешь снабжать нас окороками, которые заработаешь за свои услуги?

Она возмутилась:

– У меня получится не хуже, чем у матушки Элизабет, вот подожди и увидишь. – И посмотрела вперед. – Но ты станешь замечательным адвокатом. На арендную плату от Джексона мы сможем купить маленький дом, если тебе придется продать этот.

Он покачал головой и удивленно взглянул на Дору:

Ты действительно так думаешь? Тебе все равно, что я не смогу одевать тебя в шелк? Вся эта мишура для тебя ничего не значит?

Конечно, нет! Разве я когда-нибудь говорила о другом?

Она тоже удивилась. Пэйс все покачивал головой:

– Не знаю, откуда ты явилась, Александра Теодора, но наверняка не из высокородной семьи твоего брата. Должно быть, тебя феи подкинули.

В уголках ее губ мелькнула улыбка.

– Нет, ангелы. Они решили, что такому дьяволу, как ты, потребуется их помощь.

Не выпуская поводьев, Пэйс обхватил ее свободной рукой за плечи, прижал к себе и поцеловал в волосы.

– Передай им мою благодарность. Они не могли бы отыскать большее совершенство, чем ты.

Дора, волнуясь, посмотрела на мужа, но он, казалось, был вполне удовлетворен и доволен, хотя вряд ли она сможет стать такой элегантной и красивой, какой он когда-то представлял свою жену. Пэйс был на восемь лет старше ее, человек опытный и знающий жизнь. Сейчас морщины забот и скорби вокруг глаз исчезли. Он выглядел как двадцатилетний юноша, готовый покорить весь мир.

Она с удовлетворением вздохнула и увидела, что муж с интересом следит, как ее грудь вздрагивает в такт езде. Под его пристальным взглядом она вспыхнула, жаркий румянец окрасил ее щеки, и Пэйс понял причину волнения.

– Жарко. Почему бы тебе немного не расстегнуться, тебя ведь никто не увидит.

Пораженная его словами, она в следующее мгновение поднесла руку к блестящим пуговицам на лифе. В его глазах блеснул огонь желания, и Дора почувствовала то же самое. Она вздрогнула, но в этом жгучем чувстве не было ничего неприятного. Медленно, не отрывая от него взгляда, она расстегивала платье.

Только птицы на деревьях могли их видеть. Воздух наполнял густой аромат кедров, нагретых солнцем. Небо было совершенно безоблачно. Она расстегивала одну пуговицу за другой. Солнце затопило светом плоть, вздымающуюся над корсетом. Пэйс через минуту склонился над полуобнаженной женой и приник губами к ее рту. Дору охватило яростное желание. Она чувствовала, как грудь набухает, как это случается, когда она кормит Фрэнсис. – Я не вытерплю до дома, – произнес Пэйс хрипло, и Дора задрожала.

Она видела, что и он полон желания, и с удивлением осознала, что расстегивает его запонки.

Жар его тела и стук сердца под рукой так взволновали ее, что она даже не заметила, как Пэйс съехал с дороги и остановил экипаж в тени деревьев. С реки подул легкий ветерок и отмел ее локоны с лица. Не видя ничего вокруг, Дора стала расстегивать мужу нижние пуговицы.

Она обхватила его за шею обеими руками, когда Пэйс, схватив коврик, поднял ее. Грудь Доры высоко вздымалась над корсетом. Он явно это тоже заметил. Она засмеялась от радости при мысли, что муж может забыть обо всем, глядя на нее. Все сомнения остались позади. Она перестала быть невидимкой. Пэйс видел ее, и очень хорошо.

В мире для нее сейчас существовал только он.

Пэйс разделся и предстал перед ней как бог войны. Его темно-каштановые волосы отливали красным в лучах солнца, проникающих через листву деревьев, а бронзовая от загара грудь казалось золотой. Он посмотрел на нее с торжеством победителя и чисто мужским удовлетворени­ем. Дора чувствовала одновременно и гордость, и непре­одолимое желание. Она принадлежала ему и обвила руками его шею.

Их тела слились в единое целое. Пэйс застонал, и, полностью подчинившись, Дора безвольно отдалась его ритму. Потом вскрикнула, и слезы счастья затопили ее.

Она радовалась, что у них может родиться еще ребенок. Хорошо бы родился сын, который составит хорошую компанию их дочке.

– Я люблю тебя, – шептала Дора, обхватив его голову руками.

Пэйс поцеловал ее в щеку, затем в уголок глаза и запутался пальцами в волосах.

– Знаешь, я говорил эти слова другим женщинам, – произнес он с горечью, – но только сейчас понял их значение. Ты уверена, что будешь любить холодного старого негодяя вроде меня?

Дора улыбнулась и погладила его мускулистую грудь. Он снова напрягся.

– Холодного? Не думаю, что это слово подходит тебе. Страстный, как в ненависти, так и в любви.

Она провела рукой вдоль тела мужа, и, как бы в подтверждение слов, вновь ощутила его готовность к объятиям.

Пэйс покрыл лицо Доры поцелуями и осторожно коснулся пальцем ее подбородка.

– Если я страстен, так это ты научила меня, как управлять страстями. Я не знаю, откуда в тебе столько доброты, но люблю тебя за это. Прости меня, глупца, что не понял этого раньше.

Она коснулась пальцами его поросшей щетиной щеки и улыбнулась знакомому ощущению.

– Мы навсегда останемся здесь, если будем вспоминать все наши глупые поступки. Мне надо к Фрэнсис.

Он посмотрел на ее полную грудь и легонько поцеловал ее.

– Спасибо тебе за дочь. Я бы никогда не узнал, какое это счастье быть отцом, если бы не ты.

Дора рассмеялась и села. Набрасывая шемизетку, она любовалась наготой мужа. Она никогда не думала, что мужское тело может быть так красиво, пока не узнала Пэйса.

– Когда мы вернемся домой, ты можешь исполнить свой отцовский долг и перепеленать ее. А когда девочка подрастет и станет перечить, ты познаешь отцовское счастье, время от времени наказывая ее. А если у нее будет твой характер, то тебе придется нелегко.

Пэйс скорчил рожу:

– Тогда я открою контору в городе и предоставлю тебе воспитывать нашу ведьмочку. Отцовская роль должна ограничиваться только объятиями и поцелуями.

Громкий смех Доры чуть не заглушил пение птиц в ветвях деревьев.

Эпилог

Узилищ стены – не тюрьма,

Решетки – не страшны,

Они – убежище для нас,

Для преданной любви.

Свободу обрету в любви,

Вольнее вольных птиц,

Любовь, как ангел, воспарит,

Презрев замки темниц.

Ричард Лавлейс «Алтее, из заточения»

– Ты же знаешь, что будешь мэром получше этого жадного мерзавца Митчелла, – преданно заявил Билли Джон, давая Пэйсу тумака, когда они стояли на ступеньках веранды в лучах теплого ноябрьского солнца. Хорошая погода предвещала активное участие избирателей.

– Я еще не победил, – сухо ответил Пэйс и посмотрел на изумрудную лужайку, которая, как он только сейчас осознал, действительно принадлежала ему. Выборы казались менее реальными, чем плодородная земля Кентукки, простирающаяся перед ним.

Ты победишь, – заверил Роберт Маккой, прислонившись к колонне и выпустив кольцо дыма.

Ты изгнал Митчелла из его конторы, помог множеству людей вернуть себе приличные деньги и ухитрился никого не обидеть. А папаша Джо Митчелла слишком долго лижет сапоги федеральным властям, чтобы вернуться сюда и вновь стать мэром. И, очевидно, останется во Франкфорте.

Может быть, тебе стоило подождать следующих выборов, – заметил Билли Джон, спускаясь по лестнице к своей лошади.