— Нет, его поступок меня буквально изумил! — твердо ответила Камилла.

Хардинг придвинул к себе бумаги и заглянул в один из листов.

— Вы ни разу не позволяли сэру Артуру целовать себя?

Камилла, тоже невольно уставившись на этот лист, замялась. Сержант Незерсол, знающий, что среди показаний, лежащих перед Хардингом, нет ни единого, относящегося к этому вопросу, неторопливо кивнул, одобряя его уловку.

Хардинг оторвал взгляд от документа.

— Отвечайте, миссис Холлидей! Целовал вас сэр Артур или нет?

— В поцелуе нет ничего дурного! — вызывающе бросила она. — Что, если да?

— Один раз, миссис Холлидей, или несколько?

— Не знаю, кто шпионил за мной, — взвилась Камилла, — но это переходит все границы!

Хардинг не стал повторять вопроса. Отложив лист, он откинулся на спинку кресла.

— Давайте вернемся назад. Что было после того, как генерал вложил вам в руку чек?

— Мы пошли обратно к дому, — угрюмо ответила Камилла.

— А затем?

— Сэр Артур хотел, чтобы я увезла с собой букет его роз, позвал леди Биллингтон-Смит и велел ей распорядиться насчет цветов. Должна сказать, я тогда подумала, что она уже совсем измучилась. Сэр Артур осыпал меня комплиментами, было видно, что это ей не нравится, и я оставила их — поднялась наверх снять шляпу. Конечно, я всегда сочувствовала Фэй, она такая тихая, милая, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, но в глубине души ужасно мучается ревностью. По крайней мере так мне показалось, и было заметно, что она не ладит с сэром Артуром. Я даже ему сочувствовала. Не люблю судачить о своих друзьях и совершенно лишена предрассудков, но должна сказать, что Фэй и мистер Гест вели себя не лучшим образом. Ребенку ясно, что они влюблены друг в друга. Сэр Артур ничего не подозревал, и мне стало несколько обидно за него.

— Говоря, что леди Биллингтон-Смит и мистер Гест вели себя не лучшим образом, вы имели в виду, что они флиртовали?

— О, при людях нет! — со смешком сказала Камилла. — Для этого у них хватает ума. Только по взглядам, которые Гест бросал на Фэй, было видно, что он от нее без ума.

— Но вы ничего, кроме взглядов, не замечали? — настаивал Хардинг.

— Нет, инспектор, но я ведь не малое дитя.

— Отнюдь, миссис Холлидей. Но мы, кажется, отклонились от темы. И что вы делали, когда поднялись снять шляпу?

— Я сняла ее, — дерзко ответила Камилла. — Потом припудрилась, то-другое, затем... о, совсем забыла сказать, что вошел Бэзил, мой муж, я отдала ему чек и рассказала о случившемся.

— Он сильно разозлился, миссис Холлидей?

— Нисколько! — заверила она его. — Ему показалось смешным, что генералу вздумалось за мной приударить. Мы решили относиться к этому с юмором, но Бэзил, разумеется, сказал, что чек нужно сейчас же вернуть. Взял его и пошел на веранду.

— Не помните, который был час?

— Нет. Я никогда не смотрю на часы, это моя беда.

— Кажется, вы были на веранде, когда приехала миссис Твининг.

— Была, — подтвердила Камилла.

— Когда там появился ваш муж?

— Вскоре после меня — точнее сказать не могу. Там собрались все, кроме Джеффри и этой отвратительной мексиканки, где они были, я понятия не имею, однако знаю, что Джеффри говорил, будто блуждал невесть где, что, должна признаться, показалось мне очень странным.

— Вы оставались на веранде до часу?

— Да, лично я оставалась, — многозначительно сказала Камилла. — И мой муж тоже.

— Выходил ли кто-нибудь с веранды за это время?

— Выходил мистер Гест. Сделал вид, будто у него при себе нет табаку.

— Миссис Холлидей, у вас есть основания говорить «сделал вид»?

— Не знаю, был у него табак или нет, но тогда я решила, что это просто отговорка, потому что Бэзил предложил ему сигарету, а он отказался. Ушел и пропадал целую вечность.

— Что значит «вечность», миссис Холлидей?

— Не знаю, но очень долго! Я даже сказала, когда Гест вернулся, что он едва не опоздал к коктейлю. А потом подумала, что держится он как-то странно — очень уж замкнуто. Не знаю, говорил ли вам Бэзил, но думаю, вам следует знать, что на манжете у мистера Геста была кровь.

— Да, конечно, знать мне это следует, — поощрил ее Хардинг. — Может, расскажете поподробнее, миссис Холлидей?

— Не люблю бросать тень на кого бы то ни было. Знаю только, что манжета у него была в крови, и Бэзил обратил на это внимание. А мистер Гест, явно нервничая, сказал нам, что порезал запястье, открывая жестянку с табаком. Однако категорически отказался показать порез, хотя Фэй и я хотели взглянуть. Резко так одернул рукав. Я тогда не придала этому значения, но когда миссис Твининг пришла с окровавленной перчаткой — это было так ужасно, мне стало дурно! — невольно призадумалась. Я знала, что мистер Гест без ума от Фэй, а сэр Артур, конечно, обращался с ней очень дурно, унижал при людях и тому подобное... думаю, вам все же следует знать об этом, потому что если у кого и была причина убивать сэра Артура, то у Геста либо у Джеффри, а не у Бэзила. — Она умолкла, продолжая теребить платок, затем добавила: — Заметьте, я не утверждаю, что это он, потому что убийство вполне мог совершить Джеффри. Никогда не забуду, как он повел себя, когда врач сказал ему, что его отец убит. Меня нелегко потрясти, но тут мне стало не по себе. Из гостиной Джеффри вышел с абсолютно диким видом — лицо его было отталкивающим, мертвенно-бледным; горящие глаза смотрели как-то странно — и он расхохотался! Честное слово! Это было просто ужасно; я перепугалась и даже выразила свое недоумение. — Она взглянула на Хардинга и приготовилась встать. — Конечно, не следовало мне говорить об этом, только я знаю, что никто больше не скажет, а на мой взгляд, несправедливо, что все они защищают друг друга, когда несчастный сэр Артур убит таким образом. Хотите спросить меня о чем-то еще?

— Нет, это все, благодарю вас, — ответил Хардинг, вставая.

— И нам с Бэзилом можно ехать домой? Торчать здесь очень неловко, потом я совсем изнервничалась и совершенно не могу спать.

— Вы уедете при первой же возможности, — пообещал Хардинг и проводил ее до двери.

Когда Камилла ушла, сержант сурово сказал, что она показалась ему очень гадкой. По его мнению, улики против Бэзила Холлидея были вескими. И ему хотелось знать, что думает по этому поводу инспектор.

Хардинг отвечал уклончиво.

— Дело в том, — сказал он, — что все они лгут. Леди Биллингтон-Смит старается убедить меня, будто ее отношения с мужем были не столь уж плохи; юный Джеффри — что его отчаяние вызвано поведением мисс де Сильва, а отец здесь ни при чем; Холлидей защищает жену, которая, несомненно, вытягивала у генерала этот чек; сама она пытается бросить подозрение на всех, кроме себя и мужа! — Он в раздумье полистал бумаги на столе. — Теперь, наверное, поговорю со старшей горничной, проверю показания миссис Холлидей. Будьте добры, позвоните.

Через несколько минут в комнату прошествовала строгая накрахмаленная Пекхем и с чопорным, неприступным видом встала у стола. Да, она прекрасно помнит, что происходило вчера утром. Она упаковывала вещи миссис Холлидей, когда та пришла снять шляпу.

— Она вас отослала? — спросил Хардинг.

Суровые черты старшей горничной тронула презрительная гримаса.

— Надеюсь, я знаю свое место, сэр. Я тут же вышла сама.

— Вы спустились вниз?

— Нет, сэр. Зашла в кладовку напротив — подождать, когда миссис Холлидей удалится.

— Входил ли кто-нибудь в комнату, когда она была там?

— Насколько мне известно, сэр, нет.

— А что стали делать вы, когда она вышла?

— Вернулась и продолжала заниматься упаковкой вещей, пока не вошел мистер Холлидей.

— Когда это было?

— Точно не могу сказать, сэр. Минут через пять; возможно, поменьше.

— И вы опять вышли?

— Конечно, сэр.

— Долго он находился в комнате?

— В первый раз минуты две, не больше.

— Стало быть, он потом вернулся?

— Да, сэр; когда я уходила из комнаты.