Вместо любовных писем она получала военные сводки.

Кастеджо, Палестро, Маджента, Сольферино…

В это время Пруссия, обеспокоенная успехами французской армии, объявила мобилизацию. Напуганный Наполеон III 6 июня заключил перемирие с Австрией. Потом он отправился в Турин, чтобы попрощаться с Виктором-Эммануилом.

Король был разочарован. В рамках франко-австрийского соглашения к Пьемонту присоединялись лишь Ломбардия и Парма. Венеция оставалась под властью Австрии, а Модена и Флоренция подчинялись своим герцогам.

Это было совсем не то, о чем мечтал Кавур.

Императора приняли довольно сдержанно. По выходе из дворца его ждал сюрприз: флаги были приспущены, и со всех витрин на него смотрели портреты Орсини, человека, который собирался его убить.

Поняв, что ему не стоит особенно здесь задерживаться, он тут же отбыл во Францию, даже не подумав о том, что всего несколько километров отделяют его от виллы Глория…

Расстроенная Вирджиния, плача, спрятала свою историческую ночную рубашку.

Вернувшись в Париж, император на некоторое время возомнил себя великим Наполеоном, манеры которого он копировал с семи лет. Он прибыл в ореоле военной славы. Валевска, новая фаворитка, ждала его.

После отъезда Вирджинии император стал любовником очаровательной Мари-Анн де Ричи, жены графа Валевски.

Молодая женщина радостно встретила его, и уже на следующий день закрытый экипаж доставил ее в его гарсоньерку на улице де Бак, свидетельницу всех его шалостей.

Эта предосторожность была совершенно излишней: весь двор знал о новой связи императора, императрица была в курсе малейших деталей этого романа, а граф Валевски на все закрывал глаза, потому что не хотел расстаться с портфелем министра иностранных дел.

Безграничная снисходительность министра была отмечена Шомон-Китри как-то вечером в Компьене. Речь зашла о фаворитке императора, и принцесса Матильда воскликнула:

— Мадам Валевска хитрая бестия, она сумела, будучи любовницей императора, подружиться с императрицей. Но она до смерти боится своего мужа, и я голову даю на отсечение, что месье Валевски ни о чем не догадывается.

Месье Шомон-Китри тут же возразил:

— Полагаю, что Ваше Сиятельство глубоко заблуждается. Неведение Валевски — не более чем комедия. Я своими глазами видел, как он, гуляя по парку в Вилленевь, отвернулся и пошел в противоположную сторону, заметив императора со своей женой. Но это еще что в сравнении с тем, чему я был свидетелем в Шербурге в этом году. Как-то утром мы с месье Валевски находились в смежном с комнатой императора помещении. Явился Мокар, чтобы побеседовать с императором, не стучась, прошел в его комнату, и тут же вылетел обратно в крайнем замешательстве, чуть не сбив меня с ног. Сквозь приоткрытую дверь я увидел мадам Валевска в объятиях императора. Не сомневаюсь, что и месье Валевски, стоявшему рядом со мной, было доступно это зрелище.

Принцесса Матильда согласилась с тем, что император порою ведет себя довольно легкомысленно, не считаясь с обстоятельствами.

— Я знаю, — сказала она, — что император бывает очень неосторожен. В прошлом году мы ехали поездом в вагоне, отведенном для императора. В нем было два купе. Мы с мадам Гамелэн стали свидетелями ухаживаний Его Высочества за мадам Валевска. Мы сидели напротив двери, соединявшей два купе. Император находился с мадам Валевска в одном купе, а императрица, месье Валевски и все остальные расположились в другом. Вагон тряхнуло, и дверь распахнулась. Все увидели моего дорогого кузена, припавшего к мадам Валевска. Он целовал ее в губы, а его рука покоилась на ее груди.

Пересказав этот разговор в своих мемуарах, граф Вьель-Кастель добавляет еще одну черточку к портрету императора:

«Тем же вечером по пути в Париж, Китри рассказал мне, что несколько раз заставал императора на гребне эмоциональной волны. В этих случаях император приветствовал его и дергал себя за ус. Они оба хранили важность и серьезность, словно певчие, исполняющие псалмы…»

Мадам Валевска была не более стыдлива, чем император, и ее поведение легко могло вызвать нарекания. Тот же Шомон-Китри писал о ней:

«Эта кокетливая интриганка мадам Валевска была настолько испорчена, что однажды я застукал ее в двух пядях от вожделенного ложа с Фульдом…»

Связь Наполеона III с мадам Валевска длилась около двух лет. Все это время она получала от императора роскошные подарки и принесла своему мужу неслыханный денежный доход.

Щедрость императора служила темой для пересуд.

Однажды маршал Вайан сформулировал общее мнение с чисто военной грубоватой прямотой.

Это было в Пьеррефон. Мадам Валевска залюбовалась водосточным желобком в форме ящерицы в отреставрированной части замка:

— Это очень красиво, — сказала она, — но, должно быть, такой доступ к воде стоит дорого!

— Не дороже, чем к вам! — парировал маршал Вайан.

Эта реплика, явно дурного вкуса, имела то преимущество, что дошла до всех, кто ее слышал.

Связь с мадам Валевска не мешала Наполеону III обращать внимание на округлые формы более плебейского происхождения.

Бацочи, зная вкусы императора, приглашал на улицу Бак очаровательных танцовщиц, которые легкостью поведения были обязаны не только привычке к фуэте и прочим пируэтам.

Они развлекали императора, что, по словам доктора Брейа, «благотворно влияло на его перегруженный мозг».

Как писал один автор XVI века, скороли и политические деятели, которые портят себе кровь и отягчают мозг государственными делами, должны как можно чаще заниматься любовью, чтобы очистить ум и сделать его более восприимчивым к интригам и прочим тяготам правления». Тот же автор утверждает: «Близость с темпераментной, сообразительной и привлекательной женщиной позволяет изгнать греховные порывы, которые рождаются в теле и мешают сохранять свежесть мысли».

Наполеон III мог не опасаться подобных неприятностей. Несколько раз в неделю молоденькие, полные сил танцовщицы пускали в ход всю свою изобретательность, чтобы он мог со свежей головой погрузиться в государственные дела.

Эти барышни бывали не только на улице Бак. Иногда император приказывал привести их в тайные апартаменты, оборудованные в Тюильри.

Увы! Император так спешил изгнать греховные помыслы, что порою забывал запереть двери.

Как-то ноябрьским вечером 1860 года императрица решила навестить мужа в кабинете, куда он часто удалялся для чтения исследований по баллистике. Открыв дверь, она вскрикнула: Наполеон III с некой совершенно раздетой девицей предавались занятию, не имевшему ничего общего с военным делом.

В первый раз Евгения застала императора на месте преступления. Она закрыла дверь и, плача, поднялась к себе в комнату.

Сконфуженный Наполеон III «быстро привел себя в порядок, наскоро попрощался с барышней, которая для приличия громко зарыдала, и побежал к императрице».

Произошла ужасная сцена. Евгения, путая французские и испанские слова, осыпала упреками императора, который покаянно целовал ее длинный нос. В конце концов императрица заявила, что она не поедет в Компьень, а отправится в путешествие за границу.

Наполеон III был ошеломлен. Дрожащим голосом он попытался отговорить императрицу от этого шага, уверял, что оппозиция не замедлит сделать весьма нелестные выводы из этого поступка и что вся Европа будет смеяться над ними.

Все эти аргументы не возымели никакого эффекта.

Через несколько дней Евгения, согласившись взять с собой лишь четверых сопровождающих, отправилась в Шотландию.

Целый месяц она с тяжелым сердцем путешествовала под дождливым небом этой страны. Ее видели в Карлисле, в Холируде, в Глазго, на озерах, где туманы кружатся в причудливом танце.