— Сир, я уйду, но не тогда, когда того пожелают парижские горожане, и не тогда, когда захочу сам, а тогда, когда Ваше Величество, который, льщу себя надеждой, памятует о моих заслугах и о крови, пролитой мною на службе королю, прикажет мне уйти. А пока — я остаюсь!
И д'Эпернон надменно взглянул на герцога де Гиза. Их взгляды скрестились, словно стальные клинки.
— Продолжайте, господин де Менвиль! — сказал Генрих.
— Вышеназванные кардиналы, принцы, дворянство и народ Парижа умоляют Ваше Величество: во-вторых, лично возглавить поход против еретиков в Гиенни и послать герцога де Майенна в поход на Дофине. Ее Величество королева-мать останется в это время в Париже и будет следить за миром и спокойствием в столице; в-третьих, лишить господина д'О всех должностей в Париже; в-четвертых, поддержать избрание новых депутатов и прево, что уже избраны в Париже, равно как и в других городах; в-пятых, вернуться в вашу столицу и отвести все войска по меньшей мере на двенадцать лье от Парижа.
Менвиль замолчал; он свою задачу выполнил.
Депутаты, королевская свита и даже солдаты охраны с нетерпением ожидали ответа Генриха III. Ответ короля показал бы, что ожидает Францию: мир или гражданская война. Один Гиз казался совершенно спокойным — ему действительно было все равно. Он ждал окончания аудиенции и выхода короля на соборную площадь. Герцог не слушал Менвиля, он все время представлял, как монах готовится к покушению, как падает бездыханным последний Валуа и что будет потом.
«Через час, всего лишь через час король умрет!» — думал Гиз.
Неожиданно Генрих III выпрямился, окинул собравшихся холодным, словно бы остекленевшим взором — так умела смотреть Екатерина Медичи, — и уверенно произнес:
— Господин де Менвиль, и вы, почтенные горожане, и вы, дорогой кузен Гиз, выслушайте теперь наши слова. То, что здесь было изложено, касается не только разногласий, возникших, к сожалению, между королем и его подданными. Раз ко мне обращаются кардиналы, принцы, знать и горожане католических городов, значит, со мной говорит вся Франция. И не пристало мне отвечать лишь для собравшихся в этом зале: король должен держать ответ перед всем королевством…
Генрих III помолчал, выдерживая паузу; в соответствии со сценарием Екатерины он готовился нанести Гизу решительный удар.
— Мы будем говорить перед лицом представителей всех трех сословий, — твердо заявил король.
В толпе горожан раздался одобрительный шум.
— А пока, господа, — продолжал король, — сообщите парижанам следующее: король созывает Генеральные Штаты. Вот ответ, достойный и монарха, и народа…
Раздался гром аплодисментов, новость моментально распространилась в городе. Толпа на улицах и площадях ликовала — король собирает Генеральные Штаты! Гиз неуверенно улыбнулся, а д'Эпернон в восхищении склонился перед королем в поклоне.
— Генеральные Штаты, — заключил Генрих, — соберутся в нашем городе Блуа, открытие назначаю на пятнадцатое сентября!
— Да здравствует король! — в восторге закричали депутаты.
На улицах и горожане Шартра, и паломники из Парижа подхватили этот крик. Они чувствовали себя победителями: на созыв Генеральных Штатов никто и надеяться не смел. Ведь это значило, что монарх готов напрямую говорить со знатью, с духовенством, с народом, обсуждая самые насущные интересы королевства!
Генрих III, заявив, по совету Екатерины Медичи, о созыве Генеральных Штатов, одним мановением руки успокоил бурю. Все забыли про споры и разногласия, аудиенция закончилась, и король уже готовился к крестному ходу.
Горожане выстроились вдоль улиц со свечами в руках, монахи возглавили процессию, но никого из сторонников Лиги видно не было. Ни один вооруженный человек не принимал участия в процессии. Куда же они все подевались?
Вскоре появился и сам Генрих III. Король снял свой шелковый костюм, атласный плащ и шляпу, украшенную бриллиантами. Он шел босиком, в покаянном одеянии грубого холста, с непокрытой головой. На шее у него висели четки, а в руках король держал огромную свечу. Никто не сопровождал монарха — ни охрана, ни придворные.
Генрих шествовал в одиночестве; позади брели два монаха с низко надвинутыми капюшонами.
А герцог де Майенн и кардинал де Гиз ожидали за городской стеной. С ними были три-четыре сотни хорошо вооруженных сторонников Лиги. Верные королю войска Крийона расположились за городом, на равнине. Герцог де Майенн пытался издалека подсчитать шатры, в. которых отдыхали солдаты Крийона, и определить таким образом, каковы же силы Валуа.
Как раз в ту минуту, когда заговорили все колокола Шартра, к братьям подъехал Генрих Гиз. Кардинал вопросительно взглянул на него.
— Он приказал созвать пятнадцатого сентября в Блуа Генеральные Штаты, — пожав плечами, произнес Генрих.
— Неплохо придумано, — заметил кардинал, — это могло бы спасти Валуа…
— Но его судьба предрешена, — прервал брата герцог де Гиз, — все произойдет сейчас, возможно, через несколько минут…
— А как мы узнаем? — спросил кардинал, в то время как герцог де Майенн не отрывал взгляда от лагеря Крийона.
— Большой соборный колокол пробьет двенадцать ударов… и шесть ударов в том случае, если покушение провалилось… но этого не будет! Не может быть!
Герцог де Гиз помолчал, а потом заговорил, стараясь скрыть волнение:
— Я видел, как Валуа собирался в собор… Он идет без всякой охраны, об опасности и не подозревает… Король шествует в покаянном одеянии, а за ним идут наша сестрица Мария и Фауста, несгибаемая Фауста… Обе дамы одеты в рясы капуцинов. Если в последний момент мужество изменит, монаху, они будут рядом, чтобы поддержать Жака Клемана. Не сомневайтесь, братья, Генрих Валуа сегодня умрет.
— А Крийон? — спросил Майенн, указывая на походный лагерь на равнине.
— Крийон? Он, конечно, предан королю, но какой толк в его преданности после смерти Генриха? Он поклянется в верности мне, и его войско послушно присягнет первому королю из династии Гизов… Фауста все предусмотрела. Подождем еще немного…
— Подождем! — эхом откликнулся Майенн.
— Внимание! — встрепенулся кардинал. — Колокола умолкли. Король вошел в собор… Сейчас свершится…
Все трое, сидя в седлах, ловили каждый звук, вслушиваясь в тишину. Неизъяснимая тревога овладела Гизами. Прошло еще несколько минут… Братья переглянулись… А большой соборный колокол все не звонил…
Первым нарушил тягостное молчание Генрих де Гиз.
— Давайте подъедем поближе к королевскому лагерю, — предложил он.
В эту минуту, взорвав мощным гулом тишину полей, проплыл в воздухе мощный звук — заговорил большой колокол Шартрского собора!..
Генрих де Гиз почувствовал в груди тот же трепет, что и в страшную ночь святого Варфоломея в Париже, когда набат Сен-Жермен-Л'Озеруа призвал к истреблению гугенотов. Все трое насторожились.
— Один! — произнес кардинал, не снимая руки с рукояти кинжала.
— Два! — подхватил герцог де Майенн, неподвижно глядя куда-то в пустоту.
— Три!.. Четыре!.. Пять!.. — считал удары смертельно бледный кардинал.
— Шесть! — заключил герцог де Гиз. — А теперь — ждем!..
Гиз застыл как статуя, кардинал, словно придавленный ожиданием, низко опустил голову, герцог де Майенн вполголоса чертыхнулся… Они не смотрели друг на друга, но одинаковый страх исказил лица заговорщиков.
А седьмого удара все не было! Большой колокол умолк!
Отзвук шестого удара медленно прокатился над равниной и затих вдали. Генрих III не умер!.. Монах не сдержал слова!..
Братья Гизы прождали еще около получаса. Наконец кардинал не выдержал и как-то странно расхохотался.
— Можно уезжать! — произнес он. — Все кончено.
— Пока кончено… — поправил его Майенн. — Но мы обязательно начнем сначала.
А Генрих де Гиз, повернувшись в сторону Шартра, погрозил городским стенам кулаком. Точно так же Генрих Валуа, покидая Париж, грозил когда-то своей столице.
— Мы начнем сначала! — процедил сквозь зубы герцог де Гиз. — Непременно начнем! Клянусь памятью моего отца!.. Валуа, ты назначил нам встречу в Блуа! Ну что же, мы явимся туда! Но берегись! Больше я уже не доверюсь жалкому трусливому монаху! Кинжал будет в надежной руке!
