— Где тут у вас постоялый двор? — спросил шевалье.

— А у нас его нет! — ответила одна из рыбачек.

— А кто хочет заработать десять экю?

— Это за то, чтобы приютить вашего товарища и ухаживать за ним? — осведомилась женщина. — Так и я могу…

— Где вы живете?

— Вон тут рядом, — и она показала свой домик.

Раненого сняли с коня, перенесли в лачугу, уложили на матрас, набитый сухими водорослями.

— А есть тут у вас врач?.. Ну, лекарь?

— Лекаря нет, но есть колдун…

— Колдун?

— Да. Старик, но он все знает, лечит лихорадку, сращивает сломанные кости, умеет выхаживать раненых…

Тут как раз появился человек, которого в поселке звали колдуном. Его, похоже, предупредили, что в этом доме есть раненый. Старик был высок, сед, с живым и хитрым взглядом. Не говоря ни слова он склонился к графу, размотал бинты и принялся изучать рану.

Делал он все ловко и умело, и шевалье понял, что колдун прекрасно разбирается в своем деле. Он осматривал пострадавшего минут десять, и итальянец снова потерял сознание. Лекарь заново перевязал рану и подошел к шевалье.

— Ну, что скажете? — спросил Пардальян.

— Дело серьезное, но он выживет.

— Слава Богу! — облегченно вздохнул шевалье.

Но тут Пардальяну пришла в голову одна мысль: когда раненый поправится, он сможет поехать к Фарнезе, рассказать о том, что случилось, и попытаться-таки передать приказ устно, И тогда все усилия шевалье окажутся напрасными! Жан отозвал колдуна в сторонку и спросил:

— Вы уверены, что он выкарабкается?

— Конечно!

— Но мне хотелось бы, чтобы мой друг как можно скорей отправился в путешествие…

Колдун покачал головой:

— Если он поднимется с этого матраса раньше, чем через восемь дней, — он погиб!

Если поднимется через месяц, рана может воспалиться. А уж на коня он сядет месяца через три — не раньше.

Три месяца!.. У Пардальяна было еще в запасе время. Он протянул колдуну экю, но тот отказался:

— Мне не надо денег. Я лечу рыбаков, они меня кормят. Зимой лесорубы приносят мне дрова. Женщины боятся, что я могу их сглазить или навести порчу на мужей, поэтому у меня всегда в достатке и овощей, и сидра…

— Странный вы человек! — улыбнулся Пардальян и положил экю обратно в кошелек.

Пардальян провел в рыбацкой хижине еще четыре дня. Уехал он только тогда, когда колдун уверенно заявил, что раненый выздоравливает.

Итак, убедившись, что граф Луиджи чувствует себя лучше и что за ним прекрасно ухаживают, Пардальян распрощался с человеком, которого едва не убил, и не торопясь отправился в Париж. На душе у него было спокойно: он знал, что никто не сможет передать приказ Фаусты Александру Фарнезе.

В Париже шевалье ожидали два дела. Во-первых, он собирался отыскать Моревера, и, во-вторых, ему очень хотелось побеседовать с герцогом де Гизом наедине. Итак, размышляя, что же ему следует предпринять в первую очередь, шевалье де Пардальян неспешно приближался к Парижу.

В то время как Пардальян мчался по дороге на Дюнкерк, пытаясь перехватить адресованное Фарнезе письмо, герцог де Гиз в сопровождении великолепной свиты двигался в сторону Блуа [11]. Из всех концов Франции туда прибывали депутаты от дворянства, от духовенства и от третьего сословия, чтобы принять участие в созываемых Генрихом III Генеральных Штатах.

Гиз был уверен в собственной безопасности. Моревер подробно рассказал ему, какими силами располагает король. Силы Генриха III были довольно значительны, к тому же ими командовал умелый военачальник, доказавший свою храбрость на полях сражений. Крийон был не только храбр — он обладал умом стратега. Он не стал рассредоточивать свою армию по окрестностям Блуа, а разместил ее в замке и в самом городе. Крийон превратил весь город в образцовую казарму. Как-то королева-мать поинтересовалась, вполне ли обеспечена безопасность короля. Храбрый вояка ответил:

— Мадам, если бы меня здесь не было, для взятия Блуа понадобились бы двадцать тысяч человек, но поскольку я здесь, наши противники должны будут привести под городские стены по меньшей мере сорок тысяч!

Екатерина улыбнулась:

— Слава Богу, что и я здесь! А у меня под рукой всегда есть Руджьери с его ядами… это стоит сорока тысяч воинов храбреца Крийона.

Король таким образом был надежно защищен. Он даже мог бы предпринять какую-нибудь военную вылазку, если бы ему в голову пришла подобная мысль. Тем не менее, как мы уже сказали, Гиз чувствовал себя в полной безопасности.

Он прекрасно знал, что те сто пятьдесят дворян, которые сопровождали его на пути в Блуа, преданы ему полностью. С Гизом, и только с Гизом связывались все их надежды на славу и богатство. Любой из них готов был пожертвовать собой, защищая дело Лотарингского дома. К тому же герцог знал, что в. Блуа он встретится с депутатами — дворянами, горожанами, священнослужителями, — многие из которых также были душой и телом преданы Гизу. Он в силах направить работу Генеральных Штатов в то русло, какое выгодно ему. У Валуа есть только солдаты, достаточно захватить Крийона — и королевское войско обезглавлено… Моревер доложил, что войскам Генриха III давно не выплачивали жалованья и они уже начали понемногу мародерствовать в окрестностях города.

По дороге в Блуа Гиз обсуждал все эти вопросы с десятком приближенных дворян. Остальная часть свиты несколько отстала. Потом герцог оказался впереди в компании Менвиля и Бюсси-Леклерка, от которых ничего не скрывал.

Толстый герцог де Майенн ехал где-то посередине колонны. Его более всего беспокоило, удастся ли найти в Блуа удобный ночлег и хорошую еду.

Кардинал замыкал процессию и беседовал с теми, кого интересовала политика.

Итак, из троих братьев Гизов, один беседовал с головорезами-вояками, второй болтал с любителями выпить и закусить, а третий разговаривал с интриганами и проходимцами.

Герцог де Гиз и его верные слуги, естественно, обсуждали смерть шевалье де Пардальяна.

— Наконец-то мы отделались от этого мерзавца! — заявил Менвиль. — Но мне, знаете ли, жаль: уж очень легко он умер. Утонул и совсем не мучился…

— Это верно, — заметил Бюсси-Леклерк, — уж я бы, будь моя воля, с удовольствием преподал ему небольшой урок…

— Урок фехтования, что ли? — усмехнулся Менвиль.

— Нет, черт побери! Урок фехтования я ему уже дал… Разве не помнишь, я его обезоружил, тогда, в Бастилии?..

— А меня там не было, так что я ничего не видел…

— А Моревер был! Правда, Моревер?

— Конечно, правда, — откликнулся Моревер (он ехал позади герцога). — Ты трижды выбивал шпагу у него из рук, и мерзавец признал себя побежденным…

Бюсси-Леклерк удовлетворенно улыбнулся и взглядом поблагодарил Моревера.

«Прекрасно! — подумал Моревер. — Он может быть мне очень и очень полезен!»

Свита прибыла в деревню Вильбон…

— Хватит, господа, — остановил беседу Гиз, — надоели эти разговоры о мертвеце.

Герцог думал о Виолетте. Он грустно вздохнул, потом встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли.

— Бюсси, — приказал герцог, — скачи вперед, там какие-то всадники, узнай, что им надо.

На церковной площади в деревне находился конный отряд человек в шестьдесят. Но Бюсси-Леклерк не успел исполнить приказание: завидев Гиза с эскортом, всадники поскакали им навстречу. На какое-то мгновение Генрих де Гиз почувствовал замешательство, рука сама потянулась к шпаге. У него мелькнула мысль, что король устроил засаду. Но вскоре все разъяснилось. Приближавшиеся всадники радостно кричали:

— Добро пожаловать, монсеньор!

Оказалось, что собравшиеся в Блуа депутаты отрядили навстречу Гизу эскорт из дворян, чтобы засвидетельствовать ему свою преданность и уважение. Вновь прибывшие смешались со свитой герцога. Гиз сиял. Он привстал на стременах и, приветствуя дворян, крикнул: