И вот накануне рокового дня Кроасс и Пикуик с удивлением обнаружили, что на огородах появились какие-то люди — с виду рабочие. Потом таинственно исчезла одна из пленниц. (Читатель, конечно, помнит, что Жанну отвели к Фаусте, и больше она в монастырь не вернулась. Наверное, принцесса приказала отправить девушку в ту лачугу, где скрывалась цыганка Саизума. )

Исчезновение Жанны мало обеспокоило Кроасса и Пикуика. Они ревностно следили за Виолеттой. Сестра Марьянж без устали восхищалась их усердием. Знала бы подозрительная монахиня, почему так стараются бывшие певчие!..

Пикуик вбил себе в голову, что с помощью Виолетты они обязательно разбогатеют. Он не дал девушке убежать и сторожил ее денно и нощно, ибо собирался отвести певицу или к Пардальяну, или к родителям. В любом случае ему хорошо заплатят. План его был прост, хотя и не лишен наивной хитрости.

К несчастью, Пикуик вовсе не торопился осуществлять свой замысел. А куда торопиться? Пока ему и здесь хорошо: влюбленная в Кроасса Филомена поит и кормит обоих… Зачем убегать? От добра добра не ищут… Впервые в жизни Пикуик начал толстеть, что приводило его в неописуемый восторг.

Кроасс же и вовсе потерял голову от счастья. Филомена старалась покормить его повкусней, а он оказался очень чувствителен к гастрономическим наслаждениям. Желая извлечь для себя максимум выгоды из нежной склонности сестры Филомены, Кроасс прибегал к нехитрому маневру. Каждую ночь монахиня с замирающим сердцем стучала в дверь сторожки, где спал ее любимый. Он выглядывал наружу и первым делом смотрел, принесла ли монахиня одну-две бутылки. Если Филомена являлась с вином, он распахивал дверь и принимал ее в объятия. Если же она приходила с пустыми руками, дверь захлопывалась у нес перед носом. Поведение, что и говорить, недостойное, типичный шантаж любовью!

Немудрено, что Филомена совершала чудеса храбрости и потихоньку опустошала погреба настоятельницы. В результате лицо Кроасса приобрело багровый оттенок, а голос стал звучать совсем глухо — как из бочки. Если Пикуик просто толстел, то Кроасс прямо-таки на глазах раздувался.

— Ты же в пролом не пролезешь, когда придет пора бежать отсюда! — сокрушался Пикуик.

Сытая жизнь сделала Кроасса самоуверенным, и он отвечал, что в этом нет никакой нужды… а если, не дай Бог, им когда-нибудь и придется уносить ноги, то он попросту сломает монастырскую стену. Однако Пикуика не оставляло беспокойство. Он боялся, что страсть старой девы к Кроассу вот-вот угаснет, и тогда они будут вынуждены снова скитаться, без крова и без пищи.

«Без Виолетты я отсюда не уйду! — твердо решил про себя Пикуик. — Пролом в стене близко, всегда успею прихватить с собой девчонку!»

Как же были потрясены наши друзья, когда двадцатого октября на огородах появились рабочие-каменщики! Они тут же начали закладывать огромными глыбами пролом, надежно скрепляя камни раствором.

Оба приятеля и носу не казали из своего сарая, сквозь щели наблюдая за рабочими.

— По-моему, нам теперь незаметно не выбраться! — констатировал Пикуик.

— Тем лучше, — ответил Кроасс, — останемся здесь навсегда.

Действительно, рабочие вскоре закончили, и бывшие певчие убедились, что они могут покинуть монастырь только через главные ворота. Пикуик заволновался, Кроасс же только посмеивался.

Монастырская стена, как обычно в ту эпоху, была построена по образцу крепостных стен: такой высоты, что не взобраться. Даже если бы Пикуик и смог вскарабкаться на стену, Виолетту он наверх затащить не сумел бы. Пикуик окончательно понял, что рушатся его надежды на богатство, когда в монастыре появился десяток вооруженных людей. Двое заняли пост у главных ворот, двое встали у дверей домика, где жила Виолетта, а остальные принялись патрулировать территорию монастыря.

Тут уж Пикуик окончательно струхнул: что-то происходило в обители, но вот что? И к чему все это приведет?

— Уж точно ни к чему хорошему! — вздыхал великан.

День прошел спокойно, но к вечеру какие-то личности принялись шнырять по монастырскому двору, а все монахини куда-то попрятались. Пикуик опять разволновался, и даже Кроасс помрачнел.

— Боишься? — спросил Пикуик приятеля.

— Вот еще! С чего бы мне бояться?

Однако их благодетельницы все не появлялись. Неужели певчим придется снова похудеть, и они покинут монастырь такими же худыми, как и прибыли сюда? Вот только удастся ли им его покинуть?..

— Нет-нет, мне ни капельки не страшно, — продолжал убеждать самого себя Кроасс. — Я же знаю: смелости мне не занимать, стало быть, я просто не умею бояться!

— А вот мне страшно! — сказал Пикуик. — Ты тут подожди, а я попробую выяснить, что происходит в доме…

Оставив насмерть перепуганного Кроасса, Пикуик огородами побежал к домику. Кроасс озирался, пытаясь найти какое-нибудь надежное убежище. Но везде разгуливали вооруженные люди. Справа возвышались монастырские постройки, и туда Кроасс решил не соваться, слева у домика возились рабочие. Кроасс вздохнул, присел в высокой траве, а потом и вовсе растянулся ничком, решив ждать, как распорядится его судьбой Всевышний.

Пикуик же зигзагами, прячась за деревьями, добрался до домика. Прижимаясь к стенам, он обогнул строение и выглянул из-за угла. То, что он увидел, очень его удивило.

Перед домом трудились два десятка рабочих. Указания им давала сама настоятельница.

«Праздник что ли будет? Процессию готовят?» — подумал Пикуик.

Так что же происходило в монастырском дворе? А вот что. За домиком, где прятали Виолетту, находилась довольно просторная площадка. С одной стороны на нее выходил дом, с другой возвышалась монастырская стена, а чуть подальше начиналась кипарисовая роща, где располагалось бенедиктинское кладбище.

В задней стене домика виднелась небольшая дверь, так что, попав на монастырскую территорию через пролом в заборе (теперь заложенный), можно было войти в домик с фасада, а выйти на эту самую площадку. Наверное, когда-то домик вплотную примыкал к какому-то зданию, скорее всего, к храму или часовне. Время разрушило храм, но на площадке остались развалины колонн, а на земле еще сохранились узорчатые мраморные плиты.

Несколько рабочих, за которыми наблюдал Пикуик, выпалывали траву, что пробивалась сквозь трещины в мраморе. Другие приводили в порядок каменные ступени, что когда-то вели к алтарю разрушенной ныне часовни. Сюда же приволокли огромную мраморную скамью, какие и до сих пор встречаются в старых церквах. Над скамьей устраивали балдахин из тисненой парчи. Приглядевшись, Пикуик с изумлением увидел, что парча украшена изображениями ключей святого Петра.

Для кого же предназначался этот трон? Пикуик перепугался еще больше, когда услышал, как аббатиса, убедившись, что на площадке все готово для торжественной церемонии, приказала рабочим:

— Следуйте за мной на кладбище…

Любопытство подтолкнуло нашего певчего, и он незаметно пробрался в кипарисовую рощу. Сумерки спускались на Монмартрский холм, и первые звезды уже зажглись в вечернем небе. Рабочие пришли в рощу с факелами, и Пикуику хорошо было видно, как они бродят от могилы к могиле, что-то высматривая.

— Святой Маглуар! Что же им тут понадобилось?! — недоумевал Пикуик.

А рабочие всего-навсего собирали последние осенние цветы, бледные, слабые розы, что опадали от одного прикосновения.

Если бы Пикуик был поэтической натурой, он, конечно, спросил бы себя, кому предназначены эти осенние розы. Но он просто удивился… Тут его внимание отвлекла другая группа рабочих: несколько человек выкапывали из земли старый деревянный замшелый крест.

— Зачем они крест-то выворачивают? — изумлялся Пикуик.

Вскоре крест вытащили, перенесли на площадку и прислонили к стене домика.

— Ройте яму! — приказала настоятельница.

Она указала место — напротив задней двери, сбоку от мраморной скамьи. Яму вырыли, опустили туда крест, прикинули, хорошо ли он стоит. Потом рабочие снова вытащили крест и положили его рядом с ямой. Оставалось только привязать к деревянным перекладинам жертву, чтобы Монмартрский холм обратился в зловещее подобие Голгофы.