Он увидел, что из дома кто-то вышел. Женщина, отбрасывающая тройную тень от трех лун, была прекрасна. С криком радости он бросился к ней навстречу, обнял ее и… обнаружил, что это не Хамелеоша.

— Милли! — воскликнул он, поспешно разжимая объятия. От Милли исходила волна небывалой сексуальной притягательности, но Бинку нужна была только Хамелеоша, — Милли-дух! Что ты тут делаешь?

— Забочусь о твоей жене, — сказала Милли, — и отвоем сыне. Я думаю, мне нравится опять с кем-то нянчиться. Особенно с такой важной особой!

— Важной? — непонимающе переспросил Бинк.

— Он разговариваете предметами! — с готовностью выпалила Милли, — То есть он пока только агукает им, но они ему отвечают. Его люлька поет ему колыбельные, а подушка крякает, как утка, а камень предупредил меня, чтобы я не споткнулась и не уронила волшебника…

— Разговаривает с неживыми предметами! — ахнул Бинк, осознав всю важность этого сообщения, — Он никогда не заблудится, потому что любой камень подскажет ему дорогу, никогда не будет голодать, потому что озеро подскажет ему место, где лучше всего ловить рыбу, а дерево… нет, дерево живое… камень подскажет ему, где найти фрукты. Он сможет узнать больше нового, чем даже добрый волшебник Хамфри, и без всяких советов демона! Хотя некоторые из моих лучших друзей — демоны, например Борегар… Никто не сможет его предать, потому что сами стены расскажут ему о готовящемся заговоре. Он…

Из темноты появилась мрачная фигура, с которой падали комья земли. Бинк схватился за меч.

— Ой, нет! Все нормально! — закричала Милли. — Это всего лишь Джонатан.

— Но это же не человек, а зомби, — возразил Бинк.

— Это мой старый друг, — пояснила Милли. — Я знала его, еще когда замок Ругна только построили. Теперь, когда я снова живая, он взял на себя ответственность за мое благополучие.

— А! — протянул Бинк.

Он чувствовал, что за этим кроется какая-то история, но в данный момент ему хотелось только поскорее увидеть жену и сына.

— А не его ли я встретил тогда в…

— В саду, — подтвердила она — Он заблудился в королевском лабиринте в тот вечер, когда был юбилейный бал. А потом он пришел за мной во дворец, и на него напал маринадник. Сколько нам пришлось перепробовать заклинаний, чтобы избавиться от последствий этого! А сейчас мы ищем заклинание, которое могло бы его оживить, и тогда мы сможем… — Милли деликатно покраснела.

Похоже, этот зомби при жизни был для нее больше чем просто другом. Тогда, на балу, Милли проявляла к Бинку нескромный интерес, который, похоже, прошел, как только появился зомби. Вот и еще два конца, которые накрепко связал талант Бинка.

— Когда мой сын подрастет, мы спросим его о таком заклинании, — сказал Бинк. — Наверняка где-нибудь найдется камень, который знает, где можно найти заклинание, оживляющее зомби.

— Ой, правда! — с восторгом воскликнула Милли. — Спасибо!

Бинк повернулся к зомби, но пожимать ему руку все же не стал.

— Знаешь, Джонатан, я думаю, ты был для меня знамением. Когда я впервые встретил тебя, ты символизировал смерть со всеми ее ужасами — смерть магии. Но через эту смерть я нашел возрождение, найдешь его и ты.

Бинк повернулся к двери своего дома, готовый встретиться со своей семьей.

Милли отличалась замечательной красотой. Когда-то она была призраком. Покинув в конце концов мир невидимых существ, она устроилась экономкой и гувернанткой в один хороший дом. Умом Милли, правда, не блистала, да и молодость ее была на исходе. Она считала, что ей двадцать девять, но другие прибавляли к этим годам еще восемь веков. Старейшая обитательница замка Ругна! Восемьсот лет назад, когда замок Ругна только строился, семнадцатилетнюю барышню Милли заколдовали, и она прожила нескончаемое время невидимой. Стала видимой незадолго до того, как родился Дор. Время между тем ужасным мигом восемь веков назад и минутой освобождения Милли провела среди призраков. Многие до сих пор называли ее Милли-дух. Ну и что в этом обидного? Духи разные бывают. Милли и тогда слыла неотразимой.

У нее были чудесные волосы, ниспадающие ослепительным водопадом пониже… ну… пониже спины. Сияющие струи прикрывали… прикрывали…

«Ну как же я раньше на это не обращал внимания?» — спрашивал самого себя изумленный зрелищем Дор.

Все эти годы Милли ухаживала за мальчиком, родители которого часто бывали вдали от дома. Они очень любили бывать вдали от дома.

Мальчик понимал, почему они так охотно покидают родное гнездо. Всем и каждому он говорил, что король доверяет его родителям, Бинку и Хамелеоше, а те, кому доверяет король, всегда заняты по горло, потому что дела королевской важности не терпят отлагательства. Мальчик говорил правду, но кое-что сохранял в тайне. Дор знал, что его родителям вольно было отказаться от почетной должности послов, заставлявшей их вечно путешествовать по Ксанфу и за его пределами. Но им просто нравилось покидать дом, уезжать подальше. Как раз сейчас они находились очень далеко, в Обыкновении, а в эти края никто ради удовольствия не ездит. Бинк и Хамелеоша попросту бежали от сына, вернее, от его таланта.

Дор не забыл один случай. Несколько лет назад он разговорился с двуспальным родительским ложем. Он задал постели вопрос: что произошло прошлой ночью? Спросил просто так, из детского любопытства. И ложе поведало… Занимательный вышел рассказ. Ведь в ту пору Хамелеоша находилась на самой вершине красоты, а значит, была красивее самой Милли, но и глупее ее. Хамелеоша подслушала разговор и передала Бинку. После этого Дору строго-настрого запретили заходить в родительскую спальню. Ему объяснили, что строги с ним не потому, что не любят, а потому, что каждый имеет право охранять, как они выразились, «свою личную жизнь». С тех пор родители научились оставлять самое интересное на дальние путешествия, а их сын научился не расспрашивать. Нет, расспрашивать-то он расспрашивал, но подальше от взрослых ушей.

Итак, Милли заботилась о нем. У нее не было особых секретов. Правда, она не любила, когда Дор заговаривал с туалетными принадлежностями, например с ночной вазой, хотя это был всего-навсего горшок, который каждое утро выливали на лужайку на заднем дворе. Из грязной лужи фантастическим образом вырастали чудесно пахнущие розы. Но с розами Дор не мог разговаривать — ведь цветы принадлежат к живым существам. У него была возможность разговаривать с розами сорванными и увядшими, то есть ставшими неживыми, но те мало что помнили. И еще Милли не любила насмешек мальчика над Джонатаном. В остальном они были друзьями, но сейчас Дор впервые заметил, какая у Милли фигура.

Милли напоминала нимфу. Такая же мягкая, волнистая, с кожей белой, как молочай перед дойкой. Она обычно носила легкие газовые платья, своей прозрачностью напоминающие о ее прошлой жизни. Но теперь прозрачность обнаруживала мягкие контуры вполне живого тела. И ее нежный голос походил на зов призрака. Но экономка и воспитательница Милли была гораздо умнее нимфы и куда плотнее призрака. Она была…

— Ну что за вздор! — оборвал свои мечтания Дор.

— Ну не знаю я, что за вздор, — сердито ответил кухонный с гол, спутав восклицание с вопросом. Стол был сделан из желчного дерева и отличался раздражительностью.

Милли с улыбкой повернулась к мальчику. Она занималась мытьем тарелок, делая это руками, а не магией. Руками, утверждай она, гораздо легче. И может быть, была права. Заклинание для мытья посуды напоминало порошок. Для его хранения предназначалась коробка, специальная коробка, изготовленная в замке неким чудо-мастером. Так вот, заклинание так и норовило удрать из коробки. Маю радости бегать за ним по двору, собирать. В общем, Милли надеялась только на собственные руки.

— Ты еще голоден, Дор? — заботливо спросила Милли.

— Нет, — смущенно ответил мальчик.

Он и в самом деле чувствовал голод, но какой-то странный. А может, это не голод, а что-то другое.