Подхватив Гранди, Дор отправился в замок. С некоторых пор замок Ругна сделался королевской резиденцией. Долгие века он простоял в запустении, населенный призраками, но на престол взошел Трент — и все изменилось. Снова, как и много веков назад, в замке жил король, отсюда он правил Ксанфом.

Солдат Кромби стоял у деревянного моста через ров. Для чего он стоял у моста? Главным образом, чтобы напоминать проходящим держаться подальше от воды. Во рву обитали чудища — твари дикие и необузданные. Вроде и напоминать излишне, но всякое случалось: то какой-нибудь глупец, не вняв, подходил слишком близко; другому вдруг приходила охота поплавать в мутной воде; а иные пытались накормить чудовищ, протягивая им разные лакомства. И чудища лакомились преотлично: одних съедали целиком, другим откусывали руки.

Кромби стоял с закрытыми глазами. Он дремал. Гранди воспользовался этим для обычных шуточек:

— Эй ты, тупица, как твоя вонючая девица?

Кромби открыл один глаз. Гранди сразу заговорил иначе:

— Эй, красивый служивый, скажи слово: женушка ароматная здорова?

Оба глаза открылись и засверкали.

— Самоцветик драгоценный, красавица несравненная, — затараторил Кромби, — благоухает, словно роза с мороза, а я сильно утомился, потому что на побывке находился.

Так вот почему Кромби спал на ходу! Жена его жила в подземной пещере южнее деревни Магической Пыли. Путь туда и в самом деле нелегкий. Но не путь утомил солдата. Ведь и на побывку и с побывки он летал при помощи перемещающего заклинания. Кромби устал совсем от другого.

— Солдаты знают толк в побывках, — ухмыльнулся Гранди. Он что-то подразумевая, но не думал, что мальчик поймет. Дор кое-что понял, но не нашел в этом ничего смешного.

— Уж мы-то знаем! — с жаром согласился Кромби. — Как ни относись к женскому полу, а моя женушка — жемчужина среди нимф!

На эти слова Дор тоже обратил внимание. Нимфы — существа очень стройные и очень глупые; годятся лишь на то, чтобы доставлять мужчинам мимолетное удовольствие. Странно, что Кромби женился на нимфе. Но над любовными увлечениями Кромби тяготело какое-то проклятие, а Самоцветик, ходили слухи, была нимфой не простой. Она обладала большой смекалкой в любовных делах и знала толк еще в каком-то важном занятии. Местные неодушевленные о ней ничего сказать не могли, поэтому Дор спросил у отца, но Бинк ответил весьма уклончиво. Из-за этой пугающей уклончивости Дорне решился расспрашивать о Милли, которая тоже иногда напоминала нимфу. Неужели между Бинком и Милли… Нет, глупости. От неодушевленных все равно ничего не узнаешь, им человеческие чувства непонятны. Вещи судят чисто предметно.

— Не приближайтесь к чудищам, — почтительно предупредил солдат, — Могут укусить.

Потом Кромби закрыл глаза. Опять заснул.

— Посмотреть бы, как он там развлекается, во время побывки, — вздохнул Гранди. — Но для этого нужно волшебное зеркало. В замке такое было, да разбилось, когда разгадывали одну тайну.

Дор и голем вошли во дворец. Вдруг на них, свирепо скаля зубы, кинулся трехголовый волк. Дор остановился.

— Настоящий? — спросил он у пола.

— Фальшивый, — тихо ответил пол.

Дор смело пошел прямо на волка и прошел сквозь него. Чудище оказалось обыкновенной иллюзией, творчеством королевы Ирис. Она приходила в ярость, когда мальчик являлся в замок, и создавала охранительные видимости, настолько правдоподобные, что до них надо было дотронуться, чтобы убедиться в их фальшивости. А поскольку среди фальшивых страшилок попадались иногда и настоящие, рискнувший прикоснуться мог нарваться на крупные неприятности. Но талант мальчика обычно оказывался сильнее таланта Ирис. Обман длился недолго.

— Нечего какой-то колдунье связываться с настоящим волшебником, — язвительно заметил Гранди.

Волк взвыл и исчез.

Волчья образина сменилась образом самой королевы в короне и мантии. В действительности Ирис не хватало ни роста, ни стати, но, когда она выходила на люди, все это появлялось в ней самым фантастическим образом.

— Мой супруг сейчас занят, — известила королева с леденящей вежливостью. — Извольте подождать внизу, в живописной гостиной. А еще лучше — во рву, — добавила она полушепотом.

Королева гневалась, но из-за короля вынуждена была держать себя в руках. Она пообещала сообщить Дору, когда король освободится.

— Благодарю, ваше величество, — столь же учтиво ответил мальчик и направился в живописную гостиную.

На самом деле в этой гостиной не было никакой живописи, но одну из стен украшал громадных размеров гобелен. В давние времена гостиная вообще служила спальной. Бинк рассказывал, что когда-то спал здесь. В те времена в замке Ругна жили только призраки. Но ведь и сам Дор в раннем детстве здесь ночевал. Величественный гобелен просто завораживал ребенка. Теперь вместо кровати стояла кушетка, но гобелен, как всегда таинственный, по-прежнему висел на стене.

На гобелене были вытканы сценки, отображающие давнее прошлое замка Ругна и его окрестностей; все, что происходило здесь восемь веков назад. Вот кентавры носят камни, достраивая стену замка; вот Глухомань Ксанфа; тут ужасный дракон из Провала; там селения, обнесенные частоколом, — первобытные ксанфяне защищали свои жилища от врагов, окружая их частоколом. И еще множество разных замков, ныне бесследно исчезнувших.

Когда на гобелен кто-нибудь смотрел, фигурки на нем оживали. Поэтому чем дольше мальчик наблюдал, тем больше событий видел. Поскольку пропорции сохранялись, фигурки были крохотные. Каждую из них Дор мог прикрыть кончиком мизинца. И все же они были с головы до пят как настоящие. Вся жизнь этих крошек прошла бы перед глазами смотрящего, наблюдай он достаточно долго. Но поскольку жизнь на гобелене текла не быстрее и не медленнее, чем современная, Дору пришлось бы смотреть десятки лет, чтобы увидеть финальные эпизоды. Он бы и сам превратился в старика. События, разворачивающиеся на гобелене, имели, конечно, какие-то границы, за которыми развитие действия прекращалось. А иначе они потихоньку перетекли бы за пределы седой древности замка Ругна, устремились вперед, через века, а там, глядишь, на гобелене появились бы и события современные. Без волшебства в устройстве этих границ, конечно, не обошлось, но Дор еще не разобрался, в чем тут дело. И просто смотреть было интересно. Крохотные обитатели гобелена трудились, отдыхали, сражались, любили.

Воспоминания захватили Дора. Какие события видел годы назад завороженный зрелищем мальчик! Воины, драконы, красивые дамы и возможное волшебство — без конца! Но поскольку сцены разворачивались в молчании, трудно было понять смысл происходящего. Почему воин сражается с этим драконом, а того отпускает с миром? Почему служанка целует некрасивого слугу, а на красивого и не смотрит? Кто повинен в колдовстве? И почему кентавр, только что повстречавшийся со своей возлюбленной, так недоволен? Во множестве одновременно разворачивающихся событий терялся общий смысл.

Дор расспрашивал Милли, и она рассказывала разные истории. Ведь Милли была молода, когда строился замок Ругна. Ее рассказы освещали прошлое более последовательно, чем движущиеся картинки, но и более избирательно. Сражения, смертельные опасности, бурная любовь ее не привлекали. Простые радости, тихое семейное счастье — вот о чем обожала рассказывать Милли. Честно говоря, Дор слушал и скучал.

И еще — Милли никогда не рассказывала, что случилось с ней после того, как она покинула родную деревню за частоколом. Ни о жизни, ни о любви, ни как стала привидением. А как она познакомилась с Джонатаном? И здесь туман. Хотя вообще-то ясно: женщина, прожившая восемь веков в заброшенном замке, рада познакомиться с кем угодно.

— А мне, проведи я восемьсот лет среди призраков, зомби тоже показался бы красавчиком? — спросил самого себя Дор. И сразу отрицательно замотал головой.

Он бы хотел знать больше, но у Милли допытываться бесполезно.

А почему бы не расспросить… сам гобелен?

— Объясни, в чем смысл изображенного на тебе.