— Подвинься! — отрывисто пролаял Хамфри, хотя двигаться Бинку было особенно некуда. Да, симпатягой волшебника не назовешь. И работать на него целый год будет тяжеловато. Но может, оно того и стоит, если окажется, что магический талант у Бинка есть, и неплохой.

Хамфри снял с полки крохотный пузырек, встряхнул и поставил на пол в центре пентаграммы — это пятиугольник такой. Потом он что-то изобразил двумя руками и проговорил нараспев несколько слов на явно колдовском языке.

Из пузырька с хлопком выскочила пробка; повалил дым, сплелся в облачко, сгустился и обернулся демоном. Не особенно свирепым на вид — рожки чисто условные, на хвосте вместо острого шипа мягкая кисточка. Более того, он носил очки, завезенные, должно быть, из Обыкновении, где такие штучки широко применялись для улучшения зрения слабовидящим туземцам. Так, во всяком случае, гласят легенды. Бинк чуть не расхохотался — надо же, близорукий демон!

— О Борегар, — гнусил между тем Хамфри. — Властию, данною мне Хартией, заклинаю тебя — поведай нам, каким магическим талантом обладает сей отрок, Бинк из Северной деревни, что в королевстве Ксанф…

Так вот в чем секрет волшебника — он заклинатель демонов. А пентаграмма нужна ему для того, чтобы выпущенный из бутылки демон за ее пределы не совался. Ведь даже демон-интеллигент — создание адское.

Борегар навел очкастый взгляд на Бинка.

— Зайди в мои пределы, чтобы я мог хорошенько разглядеть тебя, — сказал он.

— He-а, — ответствовал Бинк.

— Э, да ты крепкий орешек, — заметил демон.

— Его характеристика меня не интересует! — пролаял Хамфри, — В чем его магия?

Демон сосредоточился:

— Чую магию… сильную магию… но…

Сильную магию! Надежды Бинка вспыхнули с новой силой.

— Но мне ее не постичь, — закончил Борегар и кисло покосился на волшебника: — Прости, придурок. В этот раз ничего у меня не вышло.

— Тогда пошел вон, недоучка! — рявкнул Хамфри и громко хлопнул в ладоши. Должно быть, он привык к оскорблениям как к неотъемлемой части жизненного уклада. Тогда Бинку, можно считать, повезло.

Демон превратился в струйку дыма, дым всосался в бутылочку. Бинк вгляделся в пузырек, пытаясь разобрать, что там. Крохотная фигурка, склонившаяся над книгой? Или померещилось?

Теперь на Бинка глазел волшебник:

— Значит, сильная магия, которую не постичь… Ты знал про нее? Просто от нечего делать сюда притащился?

— Нет, — сказал Бинк, — Я вообще не замечал за собой никакой магии. Она ни в чем нигде не проявлялась. Надеялся, конечно… но боялся, что ее вовсе нет.

— И чем, по-твоему, можно объяснить такую скрытность? Наговором каким-нибудь?

Да, не всемогущ оказался волшебник! Но это Бинка уже не удивило: теперь он знал, что Хамфри — заклинатель демонов. Тогда все становится на места. Никто не станет вызывать демона, не имея на то серьезных оснований. Волшебник потому дерет с клиентов три шкуры, что здорово рискует шкурой собственной.

— Ничего я не знаю, — сказал Бинк. — Разве что хлебнул я тут намедни волшебной водицы, так, может, она как-нибудь…

— Это бы Борегара не обмануло. Демон он грамотный, крупный исследователь магии… У тебя с собой этой водицы случайно нет?

— Случайно есть. — Бинк протянул волшебнику фляжку— Приберег немного. Заранее ведь не знаешь, когда пригодится.

Хамфри взял фляжку, вылил капельку целебной воды на ладонь, потрогал языком и состроил задумчивую гримасу.

— Состав обычный, — сказал он. — Познавательной магии не препятствует. У меня в погребе целый бочонок этого добра. Самолично изготовил. Только моя водица лучше, чем в источнике, без всяких там эгоистических выкрутасов. Ладно, держи, может пригодиться, — Волшебник взял указку, висящую на шнурке возле настенной картинки с изображениями улыбающегося херувима и хмурого дьявола, — Поиграем в вопросики-ответики.

Он начал водить руками, творя заклинание, и Бинк понял, что поторопился с выводами: Хамфри хоть и остается специалистом по информации, умеет не только демонов вызывать.

— Бинк из Северной деревни, — нараспев произнес волшебник, — Настроились на него.

Указка ткнула в херувима.

— Есть у него магия?

Снова херувим.

— Сильная магия?

Херувим.

— Ты можешь дать ей точное определение?

Херувим.

— Ты скажешь мне, в чем она заключается?

Указка развернулась к дьяволу.

— Это еще что такое?! — раздраженно крикнул Хамфри, — Погоди, идиотина, — это не вопрос, а восклицание. Не пойму я, с чего вы, духи, мнетесь — Он закончил сеанс сердитыми пассами и обернулся к Бинку: — Что-то тут не то. Сильно не то. Но мне стало интересно. Применю-ка я к тебе чары правдивости. Глядишь, и до истины докопаемся.

Волшебник вновь взмахнул короткими ручонками, пробормотал какие-то неласковые вирши — и на Бинка накатило непонятное чувство. Такой чудной магии — с жестами, словами, устройствами всякими — ему еще не встречалось; он привык к врожденным талантам, которые работают, когда пожелает их обладатель. Добрый же волшебник смахивал на ученого — правда, смысл этого обыкновенного слова Бинк тоже не вполне понимал.

— Кто ты такой? — сурово вопросил волшебник.

— Бинк из деревни Северянка.

Это была сущая правда, но Бинк произнес ее не по своей воле, а находясь под воздействием чар.

— Зачем ты пришел сюда?

— Чтобы узнать, есть ли у меня магия, и если есть, то какая. Чтобы меня не изгнали из Ксанфа и позволили жениться на…

— Довольно. Меня не интересуют пикантные подробности— Волшебник покачал головой, — Значит, ты с самого начала правду говорил… Так, загадок прибывает, интрига все крепчает. Теперь скажи мне — в чем твой талант?

Бинк открыл рот, поскольку чары принуждали его говорить. Но туг раздался оглушительный звериный рев. Волшебник недоуменно моргнул:

— A-а, это мантикора проголодался. Сеанс прерывается. Сиди здесь, а я пойду задам ему корму.

Надо же, в какой неподходящий момент проголодалось страшилище! Но Бинк не стал винить волшебника в излишней торопливости. Если чудище разнесет клетку и вырвется…

Бинк оказался предоставлен сам себе. Он прошелся по комнате, аккуратно обходя груды мусора, ни к чему не прикасаясь. Подошел к зеркалу.

— Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи, — балуясь, начат он, — Кто на свете всех милее, всех румяней и белее?

Зеркало затуманилось, потом прояснилось… На Бинка вылупился громадный краснорожий и пьяный в стельку сатир, весь извалянный в муке. На лбу сатира красовалась корявая татуировка «ВСЕХМЕЛЕИ». Бинк подскочил, но тут же понял, что зеркальце это — волшебное. Оно поняло просьбу Бинка излишне буквально.

— Нет, я имел в виду человека, женщину, самую красивую на свете, — пояснил он.

Теперь на него из зеркала смотрела Сабрина. Сначала Бинк обратился к зеркалу в шутку, но ему сразу следовало бы понять, что оно-то воспринимает его со всей серьезностью. Неужели Сабрина и вправду самая красивая на свете? Говоря объективно, пожалуй, нет. Зеркало показало ее потому, что таковой она была на необъективный взгляд Бинка. Будь на его месте другой…

Картинка тут же изменилась. В зеркале появилась красотка Синн. Вот уж действительно красавица, правда, глупа сверх всякой меры. Хотя кой-кому из мужчин это пришлось бы очень даже по душе. Но с другой стороны…

Зеркало показало чародейку Ирис — в самом соблазнительном из ее обличий.

— Ну что, Бинк, не пора ли возвращаться ко мне? — спросила чародейка. — Со мной ты мог бы…

— Нет! — воскликнул Бинк, и зеркало опустело.

Успокоившись, он вновь приблизился к зеркалу.

— Ты можешь отвечать на другие вопросы тоже? — Конечно может. А то с чего бы Хамфри его сюда повесил?

Зеркало затуманилось и вновь прояснилось. В нем появилось изображение херувима. Значит, «да».

— Почему мы никак не можем обнаружить мой талант?

Зеркало показало ногу, точнее лапу. Обезьянью лапу. Бинк долго глядел на нее, пытаясь сообразить, к чему бы это, но так и не понял. Наверное, зеркало запуталось в его вопросах и показало не ту картинку.