— Но это всего лишь догадки. — Паскью рассуждал, как адвокат.

Ему требовались более веские доказательства.

Сюзан покачала головой.

— Раньше были догадки. А теперь — нет.

Паскью вопросительно взглянул на нее.

— Однажды, во время отдыха на морском побережье в Греции, — начала рассказывать Сюзан, — нам повстречался один фокусник: иллюзионные номера, магия, жонглирование... Люку словно дух святой явился — теперь его мысли только этим и были заняты. — Она грустно улыбнулась. — Одержимость у него в характере. Я тоже была его страстью. А это налагает большую ответственность. — Улыбка исчезла с ее лица. — Потом выяснилось, что этот фокусник — профессионал и весьма популярен. Где только он не выступал со своими эстрадными шоу! Звали его Луис Мэддокс, но на сцене он был известен как Орсо. Люк не пропускал ни единого выступления. Подружился с ним. И в конце концов стал брать у него уроки. Он добился больших успехов, и как-то вечером они выступили в паре. Мэддокс забрался в сундук, связанный по рукам и ногам, а вылез оттуда Люк. Он закончил представление, выдавая себя за Мэддокса, и никто этого не заметил.

Теперь она ответила на другой вопрос Паскью:

— Да, это Люк. Не знаю только, зачем все это ему нужно...

Она спрыгнула и повисла, не достав ногами земли, веревка затянулась на шее. Казалось, судорога пробежала вдоль дерева, как будто это падение, эта тяжесть, этот ужасный сухой щелчок сотрясли его до самого стержневого корня, как будто оно впитало страх вместе с живительными соками.

* * *

Они дошли до дюн, и Карла примостилась там, где обычно сидел Том Кэри.

— Теперь, — продолжала она, — когда у меня есть ты, все эти старые фотографии утратили для меня всякий смысл. Она повернула к нему свое бледное, бесхитростное лицо — так цветок тянется к солнечному цвету. Карла приподняла край юбки, закинув его к талии, улыбнулась и быстрым движением потрогала себя между ног.

— Давай? — предложила она.

— Это мы с тобой революционеры? — рассмеялась Сюзан. — Мы совершали акты мелкого саботажа, мелкие пакости. И кем в конце концов стали? — Она показала на Паскью, словно представляя его кому-то. — Ты адвокат, защищающий презренных убийц, а я, — теперь она повернула ладонь к себе, — оппортунистка, павшая жертвой собственной жадности.

— В самом деле? — спросил Паскью.

— Мой муж умирает от рака и убежден, что я и мой любовник ждем не дождемся его смерти, поэтому составил завещание, по которому лишает меня права наследования. Но самое забавное во всей этой истории то, что у меня нет никакого любовника.

Теперь Паскью догадался: голос, услышанный им по телефону, принадлежал не старику, а ослабевшему от болезни человеку.

— Я ведь всегда любила Люка... — сказала Сюзан. — Не знаю, что между нами произошло. Он без конца накачивал себя ЛСД, репетировал день и ночь — фокусы, иллюзионные номера. Стал скрытным и постепенно отдалялся от меня. Несколько раз он встречался с Валласом Эллвудом, но не знаю зачем.

Она встала, Паскью тоже, с особым тщанием следуя этикету. Слабость одолевала его, словно он уже не первый месяц страдал бессонницей.

Он спросил:

— Теперь, когда ты знаешь, что это Люк, что это он послал тебе письмо, что ты собираешься делать? — Еще не договорив до конца, он понял, что все это нисколько не занимает сейчас Сюзан.

— Вернусь домой, к мужу, — ответила она, — Ему страшно одному умирать.

Карла легла распластавшись, чувствуя как трутся о песок бедра. Задрала платье, прикрыв им лицо, и стала смотреть на солнце — его лучи пробивались сквозь хлопчатобумажную ткань. Склонившись, он поцеловал ее через ткань.

— Ты самый лучший... Всегда будешь лучшим... — Голос ее звучал глухо, едва слышно. Она закинула ноги ему на плечи и смотрела на него через освещенную солнцем ткань, не видя его лица, представляя его себе безымянным воплощением блаженства.

Лори висит на ветке, в безветренном лесу, словно кусок мяса, остальные стоят поодаль, и кто-то из них...

* * *

Сюзан уже взялась за ручку двери, когда Паскью спросил:

— А Эллвуд? Что ты можешь сказать о нем?

Он уже не надеялся на ответ, когда Сюзан пожала плечами, попыталась рассмеяться, но не нашла в себе сил. От этого у Паскью по спине пробежал холодок.

Сюзан сказала:

— Я не знаю личности более зловещей, чем Валлас Эллвуд. — Она провела рукой по лицу, словно хотела смыть грязь, которую произнесенное имя могло оставить на нем.

...И кто-то из них плакал. Плакала Сюзан.

Платье соскользнуло с лица Карлы, и стали видны ее глаза, широко раскрытые от желания и любви. Шея ее покраснела. Упираясь пятками в песок и выгибая спину дугой, она в неистовстве, словно заклинание, шептала его имя:

— Люк, Люк, Люк, Люк, Люк...

Подобно инвалиду или ребенку, Валлас Эллвуд сидел в кресле у окна своей квартиры и смотрел на проезжающие мимо машины. Телефонная трубка была зажата у него под подбородком. Он ел картофельные чипсы, запивая их пивом из бутылки, и слушал Хилари Тодда. Тодд приказал ему забыть о Пайпере, остаться в Лондоне и ждать дальнейших распоряжений. Ухо Эллвуда улавливало ликование в каждом его слове, ему словно сигналили: пощады не жди.

Еще два человека погибли — один во Франции, другой в Италии, оба — внутренние агенты.

— Шанс упущен, — говорил Тодд, — ваш шанс.

Эллвуд отвечал так, словно имел дело с наивным простачком:

— Вам придется дать мне еще немного времени. Я близок к завершению задания, вышел на заключительный этап. И предпочел бы довести дело до конца. Но мне нужно время.

Тодд рассмеялся:

— Вы не паникер, Валлас, но сейчас у вас есть все основания для паники. Посмотрите на собственные яйца — и вы увидите, что они у меня в кулаке.

— У вас есть другой выход, Хилари, я в этом не сомневаюсь. Развитие событий ускорится: я предоставлю все, что вам нужно. — Эллвуд просто забавлялся. Он перешел на шепот.

— Вы — обезглавленный цыпленок, Валлас. Все еще двигаетесь, но, по сути дела, вы уже труп.

Эллвуд удачно выбрал момент. Он представил, как Тодд, улыбаясь, слегка наклонился вперед, собираясь положить трубку на рычаг, и произнес:

— Бедная Энни...

На линии наступило молчание, вакуум, наполненный отвращением и страхом.

— Бедная Энни! — продолжал Эллвуд. — Теперь ее нет, ей уже не причинишь вреда, а при жизни она была такой любопытной и неосторожной. Похоже, она знала о вас слишком много, но мне рассказала далеко не все. Правда, упомянула, что вы приторговывается наркотиками — она установила у вас диктофон — и назвала несколько имен. Мы с ней как-то поужинали вместе. Она не знала, что я записал на пленку каждое ее слово. Я тоже часто пользуюсь диктофоном. Я сделал несколько копий, чтобы обезопасить себя: в них указаны имена адвокатов, банки... ну и так далее. И если мне станет плохо, Хилари, вам будет не лучше.

Эллвуд выждал, радостно прислушиваясь к жужжанию, доносившемуся с линии. Он глотнул пива и стал смотреть, как красного цвета «лотус элан» с откидным верхом прокладывает себе дорогу среди грузовиков и лениво плетущихся автомобилей. За рулем сидела женщина, ее черные прямые волосы развевались подобно знамени, юбку взметало над тоненькими коленками, она держала руль обеими руками, выпрямленными от самого плеча. Машина ее рванулась наперерез многоместному лимузину, заставив водителя резко затормозить, потом проехала ярдов пятьдесят вдоль обочины. Даже когда она скрылась из виду, у Эллвуда перед глазами все еще стоял ее образ — воплощение силы.

— Я понимаю, Хилари, — вы испытываете все большие затруднения из-за того, что за границей погибают наши люди. Понимаю, что вас торопят. Я и не ожидал, что вы предоставите мне неограниченное время. Это было бы просто неразумно.