Эллвуд нажал на поршенек шприца, выпустив в воздух тонкую струйку содиум-пентофала, и произнес едва слышно:

— Клянусь чем угодно, ты для меня как заноза в заднице!

Кэри повел Пайпера в глубь комнаты, но старику, видимо, это не понравилось. Он вырвался и заковылял к лестнице. Кэри схватил его за руку, но Пайпер высвободился. На помощь подоспел Люк. Кэри и Люк вцепились в Пайпера и оттащили его обратно к дивану, туда, где стоял Эллвуд.

Люк за воротник потянул куртку вниз, стараясь высвободить руки старика из рукавов, но Пайпер, поведя плечами, снова влез в куртку. Теперь Кэри дернул за борта куртки. Пайпер извивался всем телом, отчаянно стараясь вырваться, и вдруг как-то сразу обмяк, рухнув на Кэри всей своей тяжестью. Кэри покачнулся и свалился на диван, увлекая за собой Пайпера. Люку наконец удалось вытащить одну руку Пайпера из рукава, и он стал расстегивать пуговицу на манжете рубашки. Пайпер двигал рукой вверх-вниз, будто сломанный автомат.

Эллвуд отдал Люку шприц, а сам склонился над Пайпером, схватил его за грудки, рывком поставил на ноги, повернул и толкнул спиной к противоположной стене. Пайпер врезался в дубовую перегородку, и в тот же самый момент Эллвуд ударил его тыльной стороной ладони. Пайпер вскрикнул и заплакал. Продолжая держать его за грудки, Эллвуд подтащил его обратно и швырнул на диван. Пайпер лежал, всхлипывая, с выражением страха в глазах. Эллвуд расстегнул манжет рубашки и оголил Пайперу руку для укола. Затем он взял шприц и заговорил мягко, почти с нежностью, повернув голову в другую сторону, стараясь полностью сосредоточиться на главной задаче:

— ...Черт с ним, с этим старым придурком! Забудем про это.

Эллвуд задал массу вопросов — Пайпер же сообщил ему множество интересного относительно устройства вселенной, повинующейся законам музыки сфер.

— У нас осталось минут пятнадцать, — предупредил Люк. — Потом его могут хватиться.

Том Кэри отыскал где-то бренди и налил себе изрядную порцию. В комнатах было холодно, как и должно быть в не обжитом еще доме, снятом на время двоими, только начинающими свою совместную жизнь. Здесь не было почти ничего, что напоминало бы о долгой совместной жизни людей. Карла, правда, старалась сделать их пристанище уютным. Находила на берегу, а потом раскладывала на подоконниках отшлифованные морем камешки, принесла ракушки, засушенный стебель песчаного тростника, сучковатую ветку, подобранную в воде, — отполировала ее и покрыла лаком. Все это навевало невыразимую грусть.

Эллвуд с Люком склонились над Пайпером, слушая его рассказ о медленном, волшебном танце, исполняемом в космосе.

— Господи, мать твою! — процедил Эллвуд сквозь зубы. — Отвезите обратно этого старого ублюдка. — Глаза его сверкали яростью, и казалось, он едва сдерживается, чтобы не ударить Пайпера снова.

Пайпер позволил надеть на себя куртку. И сказал:

— Янус стоял стражем у врат. Он был двулик. Врата его храма раскрывались настежь во времена войн и оставались закрытыми в мирное время. «Какая забавная игра слов!» — думал я, называя его Янусом. По три человека в каждой стране, классический треугольник: один видимый агент, один в помощь ему и один нелегал. Три внутренних агента и каждый из них двулик, каждый смотрит в обе стороны сразу.

— Ну а ты тоже был двуликим? — спросил Эллвуд. — Ты предал их? Тогда — много лет назад? И как их звали?

Пайпер долго рассматривал Люка, словно стараясь отыскать кого-то другого, прятавшегося за ним.

Эллвуд прильнул к уху старика и спросил, скаля зубы:

— Как их звали?

— А где тот клоун? — поинтересовался Пайпер и больше не произнес ни звука.

Пайпер сидел в своей палате и пересчитывал птиц, пролетавших мимо его высокого окна. Кажется, это были клушицы, мелькавшие черными пятнами на небе в разводах, — дурной знак.

— Вы не знаете, кто я такой. Вы не знаете то, что знаю я.

От введенных ранее наркотиков он чувствовал себя разбитым, на лице пульсировало в том месте, где Эллвуд нанес удар.

Янус стоял у врат. Двери то открывали настежь, то закрывали.

* * *

Придя на дневной осмотр, доктор Харрис застал своего пациента необычно молчаливым. Он посидел немного с Гарольдом Пайпером, и они за это время обменялись всего несколькими словами.

Янус был двуликим.

Наконец доктор Харрис сказал:

— Я зайду завтра, хорошо? — Потом поинтересовался: — Вы сегодня наблюдали за птицами? Что они поведали вам? А облака — каких они сегодня очертаний?

Сэр Гарольд сидел неподвижно, отвернувшись от окна, припоминая обрывки старых снов. Доктор Харрис вышел, осторожно закрыв за собой дверь, словно стараясь не потревожить уснувшее дитя.

Пайпер заметил еще нескольких клушиц, потом стайку ворон; одни лишь черные птицы сегодня. Потом мимо окна проплыло облако, похожее на кулак. Слезинка навернулась на глаз и потекла по щеке.

— Мне не нравится этот клоун, — сказал Пайпер.

Стояла теплая погода, однако солнце не появлялось. Пряталось где-то в небе, непроницаемом, как катаракта.

Софи сказала:

— Я натрахалась вдоволь. Выложилась до конца и больше не могу.

Паскью вошел в спальню с двумя чашками кофе. Они предпочли подкрепиться не вставая. Еду разложили прямо на кровати — кусочки салями, помидоры, коробка с домашним творогом, большая деревянная корзина с фруктами. Софи принесла все это с собой прошлой ночью. Пустая бутылка из-под вина и полбутылки минеральной воды стояли на письменном столе.

Несколько виноградин уже расплющились на простыне, еще несколько перекатывались на кровати, одна лопнула, когда Софи перевернулась на живот, шутливо обороняясь от сексуальных домогательств Паскью. А когда снова легла на спину, сплющенная ягода так и осталась прилипшей к животу. Сок капельками стекал вниз, собираясь в паху. Паскью склонился над ней и слизнул остатки ягоды кончиком языка.

— Я ведь предупредила: больше ни-ни. Ты теперь в зоне, свободной от траханья.

Он ухмыльнулся:

— Ну и слава Богу!

Софи взяла свой кофе и подвинулась, освобождая для Паскью место.

— Теперь ты убедился, что это Люк. И что собираешься делать?

— Пока не знаю... — Он пил кофе маленькими глотками, дуя на него и обжигая губы.

— Если соберешься ехать обратно, то без меня, — сказала Софи.

Паскью кивнул:

— Хорошо. — Потом спросил: — Ты будешь здесь, когда я вернусь? Если я поеду...

— Да похоже на то, правда?

Паскью так и подмывало спросить, что за человек ночевал у нее, как об этом сообщил Роб Томас.

— Люк и Лори... — Софи, полузакрыв глаза, вызвала в памяти те события. — Как ты думаешь, он виноват больше других?

— Нет.

— Ты прав, я тоже так думаю.

Люк спит с женой полковника — вот потеха, вот анекдот! А потом начинаются эти телефонные звонки. Какой хитрый ход! Они передавали трубку из рук в руки, слушая молчание насмерть перепуганной Лори, и говорили по очереди: «Мы все знаем! Мы все про тебя знаем».

Несколько раз они подъезжали к лужайке на машине, звонили из автомата, а потом торопливо пробирались через лесок, чтобы понаблюдать за домом. Иногда они видели ее, иногда нет, но в любом случае вблизи все выглядело более захватывающе.

Теперь Софи плотно сомкнула веки. В памяти у нее возникла телефонная будка, все члены группы сгрудились у телефона, передавая трубку по кругу. Ей виделось все в ярких красках, звук шел издалека, странно искаженный. Наркотический дурман бродил у нее в голове, ветерок слегка обдувал тело — словно кот касался пушистой шерстью. Странно, но они одновременно были и на лужайке, и в лесу, и напротив дома. Софи, укрывшись в ветвях дерева, наблюдала, как Лори мечется от одного окна к другому, словно во время пожара. Софи ничего не ощущала, кроме сладости яблока.

А когда от яблока остались лишь капельки сока на языке, Лори уже лежала на торфянистой почве и плакала, вывалившись из окна в окружавшую ее темноту. Потом она села и поднесла ко рту ладонь, словно поедая горстями арахис. Несколько таблеток выпали и покатились по земле. Лори вскочила на ноги, с раздутыми щеками, и принялась срывать с себя одежду, двигаясь по неровному Кругу, словно вызывая лесных духов. Когда она осталась совсем голой, Софи заметила веревку, намотанную вокруг ее шеи — кусок тонкого шнурка. А чуть позже, взглянув вниз, увидела, как Лори карабкается по дереву.